Немой набат. 2018-2020 - Анатолий Самуилович Салуцкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Михаил Сергеевич после вежливых слов в адрес Виктора и сердечных поздравлений с рождением первенца, на разминке, пока не начался серьёзный разговор, обратился к экзальтированной супруге с самым невинным дежурным пояснением:
– Видишь, Людмилочка, сколько у нашего гостя событий в личной жизни. Женился, стал отцом. Вот он так долго и не объявлялся.
Чего же ты хочешь?
Неожиданно Людмила Петровна изменилась в лице, на нём появилось такое недоумённо-изумлённое выражение, будто она забыла о чём-то особо важном.
– Что, что ты сказал? – В порыве чувств она даже слегка привстала.
– Я объяснил, почему уважаемый Виктор Власыч так долго собирался к нам в гости, – не понимая причин взволнованности супруги, пожал плечами Михаил Сергеевич.
– Нет-нет, ты сказал: чего же ты хочешь?
– Ну и что?
– Боже мой! Я совсем, совсем забыла, что минуло ровно полвека. – Воскликнула: – Полвека! Чего же ты хочешь?
Обратилась к Донцову:
– Виктор, вы слышали о легендарном романе Кочетова «Чего же ты хочешь?»? Он был напечатан в журнале «Октябрь» ровно полвека назад, в шестьдесят девятом.
Михаил Сергеевич изумлённо ахнул, словно проникшись волной чувств, охвативших супругу, а Донцов вообще перестал что-либо понимать.
– Впервые слышу, Людмила Петровна.
– Миша, он впервые слышит о романе Всеволода Кочетова!
– Чего же ты хочешь! – на сей раз воскликнул профессор и всем телом повернулся к Виктору. – Да, роман напечатали в «Октябре», где Кочетов был главным редактором. Но его ни разу не издавали отдельной книгой, о нём и сейчас ни звука! Откуда же вам знать о гражданском подвиге бывшего фронтовика Кочетова? Я считаю, это был настоящий подвиг!
– Погоди, Миша. Дай мне сказать, всё-таки я профессиональный филолог. К тому же ты допустил неточность. Роман Кочетова один раз издали, в Минске, по личному указанию тогдашнего первого секретаря ЦК Белоруссии Петра Машерова, который погиб в подстроенной автокатастрофе: на трассе в его машину врезался тяжёлый грузовик с картошкой. Правда, тираж полностью скупила какая-то организация и, видимо, уничтожила. Виктор, вы и представить не можете, что творилось вокруг романа «Чего же ты хочешь?». В киосках «Союзпечати» за ним выстраивались очереди, его перепечатывали на пишущих машинках, размножали посредством малой полиграфии, так называемыми восковками, – ксероксов ещё не было, – оттиски перепродавали. А в библиотеки поступил строжайший приказ не выдавать читателям номера журнала «Октябрь», где напечатан роман.
– Моё понимание той эпохи не позволяет свести воедино факты, упомянутые вами, – ответил Донцов. – Они рассыпаются, противоречат один другому. Была цензура, однако роман напечатали в журнале, а на книгу – запрет. В киосках продаётся, а в библиотеках не выдают. В моей голове это не укладывается, не связывается.
– Людмилочка, ты, во-первых, успокойся, а во-вторых, объясни нашему гостю, что произошло с романом «Чего же ты хочешь?».
После взрыва эмоций Людмила Петровна взяла себя в руки и в лекционном режиме приступила к подробным пояснениям:
– Виктор, чтобы восполнить этот пробел в вашей исторической эрудиции, точнее, по литературно-политической части, начну… Ну, не издалека, а как бы со стороны. После филфака МГУ я работала литконсультантом в журнале «Советский Союз» – по договорам. И сполна дышала воздухом той интереснейшей эпохи, которую сейчас, из политических видов, толкуют превратно, примитивно, по́шло. Главный редактор журнала поэт Николай Грибачёв был кандидатом в члены ЦК КПСС, в журнале работал разжалованный бывший главред «Известий» зять Хрущёва Алексей Аджубей, сохранивший неформальные связи в верхушке ЦК. В общем, мы были посвящены во многие подцензурные тонкости тех лет. Помнится, в ту пору выходили мемуары маршалов о Великой Отечественной войне, и там впервые после хрущёвских разоблачений культа личности начали упоминать Сталина. А в ЦК в те годы Агитпропом ведал будущий архитектор перестройки Александр Яковлев. И знаете, что он сказал, Виктор? Вы не поверите, Яковлев несколько раз говорил в связи с маршальскими мемуарами: «Надо вернуть народу имя Сталина!»
– Не может быть! Он же был главным антисталинистом! – непроизвольно воскликнул Донцов.
– В перестроечные годы, в перестроечные, – улыбнулась Людмила Петровна. – А на рубеже семидесятых, наоборот, был главным официальным сталинистом, приветствуя мемуары, превозносившие Сталина. Неисповедимы пути Господни… Но извините, я отвлеклась, уж очень интересная была эпоха, мы сгорали от увлечённости литературно-общественной жизнью. Ну как же! Шёл увлекательный кулачный бой между «Новым миром» Твардовского и «Октябрём» Кочетова. Литературные журналы – нарасхват, тиражи огромные, в каждом номере что-то горячее, зачастую «кипяток».
– Людмилочка, извини, я перебью, – остановил супругу Михаил Сергеевич. – Понимаете, Виктор, сегодня можно свободно излагать любые точки зрения. Но обратите внимание, в обществе совершенно нет серьёзной полемики – только обоюдная злая ругань. Каждый говорит или пишет для единоверцев, мнения не пересекаются, не искрят дискуссиями. Кстати, то же, к сожалению, в экономической науке, мы с вами об этом говорили. Кудрин, друг Путина, и Глазьев, помощник Путина, – каждый толкует о своём, но диспута нет. В сфере экономических идей конкуренция не допускается, Путину навязали видимость безальтернативности… А в ту действительно интереснейшую эпоху, – права Людмила Петровна! – позиции скрещивались публично, хотя порой и с оргвыводами, как было с Твардовским. Но ведь его не посадили. Если не ошибаюсь, Трифоновича просто вывели из какого-то престижного партийного органа.
Донцова так увлекла интрига с неизвестным ему Кочетовым, что он попытался вернуть разговор в изначальное русло:
– Простите, Людмила Петровна, но хотелось бы узнать подробности о романе с таким запоминающимся заголовком: «Чего же ты хочешь?» Почему вокруг него было столько противоречий, круговерти? Из-за чего сыр-бор?
– Хм-м… – хитровато хмыкнул Михаил Сергеевич, выжидательно глядя на супругу.
Людмила Петровна удобно откинулась на мягкую спинку стула, скрестила руки на груди и начала рассказ, потрясший Донцова. Она словно открывала перед Виктором пласты прежней русской жизни.
– Да, Виктор, роман вызвал литературно-политическую бурю. В тот период интеллигенция была расколота по тому же разлому, что и сейчас. Но прав Михаил Сергеевич: сегодня нет ничего, кроме взаимных оскорблений или замалчивания «чужих» точек зрения, а тогда шла ожесточённая публичная полемика. На роман Кочетова даже пародии писали, причём – это уж совсем удивительно! – и те, кого мы сейчас
