Немой набат. 2018-2020 - Анатолий Самуилович Салуцкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А у тебя, Власыч, башка варит. Даром, что ли, бизнесмен?
– Но ты по фене побожился на меня не ссылаться.
– Помню, помню. Слово – олово!
Донцов рассмеялся, скаламбурил:
– У кого слово – олово, а у кого и ослово слово.
Цветков ушёл поздно. Вера уже спала, и Власыч собрался на ночлег в уютную баньку, где ему постелили, а Дед вызвался проводить до задней калитки. Дни стояли длинные, темени ещё не было. Они присели на скамеечку с прислоном, которую давным-давно сколотил Дед за калиткой, над оврагом.
– Да-а, втемяшил ты ему по первому разряду, семь четвергов насказал. И хорошо приумничал про ружьишки. Наставительно, – усмехнулся Богодухов. – Гришка ночь спать не будет, я его знаю.
– Если он этот слушок запустит, без обысков, наверное, не обойтись. Скажи ему: он знает, кого предупредить, чтобы случайно не застукали. Цель-то не ружья заряжать, а время выиграть. Сейчас, Дед, наши противники все силы бросили на то, чтобы сорвать прокладку газовой трубы через Поворотиху. Если они преждевременно учуют свой промах, придумают другую бяку. Нужно выиграть ещё полтора-два месяца, и проект уже не остановишь.
– Тихо! – вдруг шепнул Дед. – Кто-то идёт.
И верно, из ближайшего проулка вывернул низенький хромой и, по походке, не очень трезвый человек. Он шёл вдоль штакетников по тропинке над оврагом, проходя мимо лавочки, вякнул «З-здоров, мужики», и постепенно растворился в сумерках.
Чтой-то я стал замечать на этой тропке незнакомых людей, – сказал Дед. – Раньше-то она, считай, совсем неходовая была. Неспокойные времена в Поворотихе настали. Дачников-то мы всех знаем. А тут вдруг захожих людей много объявилось. Помоги, Господи! – Сотворил крест.
Когда Соснин прилетел в Москву, Валентин ждал его у метро «Китай-город». Вышло то, на что рассчитывал Суховей: они дружески обнялись, будто расстались только вчера.
– Я решил встретить, чтобы ты не плутал по Варварке, во-вторых, хочу предупредить: в моём кабинете никаких лишних разговоров. Время глубоко послеобеденное, поболтаем о том о сём, а потом посидим в одном из здешних кафешек. Там и потолкуем.
– Ты, видать, стал крупным начальничком. Кабинет! Стремительная карьера.
– Ну, начальничек я некрупный, среднее звено. Однако в моих руках некоторые важные вопросы. Ты же понимаешь, Боб не стал бы меня пристраивать просто так. И имей в виду, я тебе безумно благодарен за то, что сделал мою жизнь. Ничто не забыто, Димыч! – Валентин взял амикошонский тон, уйдя от «Дмитрия» периода их знакомства, давая понять, что теперь они напарники. – Кстати, сразу могу объяснить, почему я прервал связь. Было прямое указание моего куратора исчезнуть со всех прошлых горизонтов. Я же не объяснял ему, что именно ты вывел меня на Боба, лишняя информация у нас не в ходу. О твоём существовании куратор узнал только сейчас и непосредственно от Боба.
Валентин понимал, что с Винтропом Соснин может увидеться, а вот с Немченковым – никогда. И спокойно плёл чушь через такие словечки, как «куратор», «у нас», снова намекая, что отныне они с Димычем работают вместе.
Осмотрев небольшой, но солидно обставленный кабинет Суховея, Соснин совсем раскрепостился, обнял старого приятеля:
– Ну, Валентин, поздравляю от души. Вижу перед собой совсем другого человека, не думал, честно говоря, что ты так преобразишься. Кстати, Глаша по-прежнему при тебе? Или расстался?
– При мне, – тяжело вздохнул Суховей. – Это мой крест. Но сейчас от неё отдыхаю. Укатила к деревенской родне, аж на месяц. Деньжата появились, вот она королевой и поехала.
– Помню её. С причёской «упала с сеновала»… Глядишь, ты и отцом станешь.
– Всё может быть, – неопределённо пожал плечами Валентин. – Да хватит об этом, расскажи лучше, как поживаешь. Как там прибалтийские вымираты? Как гламурятник Ужуписа?
Он долго, чтобы дотянуть до конца рабочего дня, расспрашивал Соснина о Вильнюсе, о житье-бытье, и тот, включившись в игру, тоже затягивал ответы. Наконец, время пришло, они быстрым шагом выкатились на Славянскую площадь, превращённую московскими улучшателями в подобие автовокзала, и нырнули в одно из местных кафе.
Суховей сразу взял быка за рога и объяснил Соснину причину его срочного вызова: некий бизнес-злодей хочет развалить прекрасное русское село Поворотиху, проложив через него газопровод высокого давления. Народ готов к протестам, надо ехать туда и написать мощную статью, создав громкий общественный скандал. Но статью Димыч должен пристраивать сам, подняв старые связи. Таковы условия. Ни одной ссылки на Винтропа в устах Валентина не прозвучало.
Речь шла только о спасении села, о праведности.
– Когда нужна публикация? – спросил Соснин.
– Всё должно быть готово максимум через две недели. Но сроки публикации назвать не могу, не мой вопрос. Наша с тобой задача – зарядить пушку.
– Та-ак… Всё ясненько, ситуация знакомая. Видимо, мне придётся какое- то время в этой Поворотихе пожить.
– Будем постоянно на связи, и когда войдёшь в курс дела, я сообщу некоторые важные подробности. А сейчас, Димыч, давай-ка прогуляемся.
По шумному Китайгородскому проезду они вышли на почти безлюдную набережную Москвы-реки, и Суховей сменил тон:
– Ну, здесь можно говорить откровенно. Понимаешь, Димыч, Боб очень заинтересован в громком скандале по поводу Поворотихи. Но подспудно речь идёт о проекте бизнесмена Синягина, который Винтроп хочет торпедировать. Не буду тратить время на детали, сам во всём разберёшься, но Синягина нужно приложить очень аккуратно, как ты любишь говорить, красиво, чтобы не делать ему рекламу.
– Да всё я уже понял! – отмахнулся Дмитрий. – Но ты, Валентин, просто расцвёл. Завидую белой завистью. Пока я гнию в Вильнюсе, ты по-крупному вышел в люди.
Суховей скептически покачал головой:
– Димыч, завидовать нечему, мы с тобой теперь можем быть откровенными. Боб насадил меня на крючок, с которого мне уже не соскочить. Быстрая карьера означает только то, что я чётко выполняю все задачи, поставленные передо мной. Ведь это я торможу снос построек в Поворотихе, моя служебная компетенция. Любой срыв – и я снова никто. А страшно, уже втянулся в сытую жизнь, она быстро обволакивает. Вдобавок… вот ты говорил, не стану ли я отцом. Да уже забеременела! А квартира съёмная. Куда я теперь без Боба? Верой-правдой буду служить. Ты гораздо свободнее меня. В конце концов, можешь на всё плюнуть и начать новую жизнь. Жильё есть, профессия отличная. А я – никто, нет, даже – ничто.
– Ладно плакаться, Валентин. Прорвёмся! Ты мне вот что скажи: Боб сам приказал
