Огненный скит - Юрий Любопытнов

Пересекши железнодорожное полотно, спустился в ложбину и пошёл вдоль насыпи в противоположную сторону той, в какую ушёл обходчик. Сняв драный полушубок, переоделся в новый. Он был просторнее, но теплее. Снег местами был глубок и идти было трудно. Сообразив, что по следам его будет нетрудно догнать, он поднялся на насыпь, где снег был сдут ветром и пошёл по шпалам.

Пройдя километров десять или двенадцать, нашёл тихое укрытие под мостом, надеясь здесь дождаться темноты и сесть в товарняк, идущий на запад. Как раз после моста дорога делала поворот и взбиралась на подъем, поезд замедлял ход, и ему легче будет взобраться на вагон.

После полудня ветер усилился и началась позёмка. Сухие колющиеся катышки, похожие на манную крупу, хлестали ветви деревьев, скапливались у стволов, впивались в лицо. Степан подумал, что метель ему на руку — занесёт его следы, да и вряд ли обходчик один будет его искать: он не причинил вреда его жене, ну немного обобрал их — валенки, продукты, деньги. Однако наверняка сообщит начальству, и Степана начнут искать. Поэтому во что бы то ни стало надо сесть в товарняк и хотя бы ночь проехать на нём. Хорошо и то, что он спросил женщину о поездах — они подумают, что он поедет на пассажирском и гэпэушники его будут ловить там.

Ещё не смеркалось, когда он услышал шум приближающегося поезда — женщина не обманула его. Он выглянул из укрытия. Шел пассажирский состав. В просветы между деревьями он увидел поезд, с хорошей скоростью катившийся к мосту под уклон. Сначала показался паровоз в белых клубах пара, затем серо-зелёные вагоны, с прикипевшим снегом чуть ли не до окон. Поезд удалился, оставив после себя еле осязаемый запах дыма.

Когда совсем стемнело, Степан пожевал хлеба с салом и стал ждать товарняк, перебравшись ближе к насыпи и укрывшись от непогоды под деревьями. Метель разыгралась не на шутку. С верха насыпи неслись сплошные потоки снежных туч, подвывал ветер, бросая новые и новые волны белого крошева. Степан, чтобы не окоченеть, бегал вокруг деревьев, согреваясь. Зажигать костёр он побоялся, чтобы не привлечь к себе внимания, если кто окажется поблизости.

Но вот ему показалось, что наверху дрогнули рельсы, словно ток прошёл по ним — они тонко пропели. Схватив карабин, он стал взбираться на насыпь. Тяжело дыша остановился у края полотна и насторожился, но ничего не услышал — ни гудка, ни шума состава, шуршали лишь ледяные зернышки снега. А рельсы пели, вызванивая одним им понятную мелодию. Только через минуту-другую он уловил учащённое дыхание паровоза. Прямо перед ним вскоре вдалеке зажглось круглое пятно света. Паровоз приближался. В свете прожектора мельтешил падающий снег.

Степан пропустил паровоз и стал смотреть, где ему легче взобраться на товарняк. Однако одна за другой шли большие цистерны, тяжёлые и грязные, с круглыми боками, с горловинами, к которым были приварены лестницы-стремянки, запорошенные снегом. «И зацепиться не за что», — тоскливо подумал Степан, огорчаясь, что его попытка взобраться на состав будет обречена на неудачу. На смену цистернам пришли длинные высокие вагоны с лесом, обдавшие его смолистым настоем. Начался подъём, и паровоз замедлил ход, тяжело пыхтя. Степан решил попытать счастья и уцепиться за какой-либо вагон. Неожиданно тёмные коробки кончились и пошли платформы с низкими бортами, на которых лежали большие плиты. Они были, видно, настолько тяжелы, что больше двух-трёх на дощатом полу не было закреплено.

Степан ринулся за платформой. Догнав, ухватился за низкий борт и повис. Стремясь нащупать опору, поискал в воздухе ногой, она опёрлась на что-то, но моментально была отброшена. «Колесо», — пронеслось в мозгу Степана. Как он не старался опереться на что-либо твёрдое, нога всегда попадала на колесо. Уже выбившись из сил и понимая, что может сорваться под колёса, он, стиснув зубы, подтянулся на слабеющих руках и с трудом перевалил обмякающее тело через шатающийся борт.

В следующую минуту он лежал на заснеженной платформе рядом с плитой. Вставать ему не хотелось. Он чувствовал, как под ним содрогался пол, как уходил то в одну сторону, то в другую, и Степан замирал от ощущения этого движения, улыбаясь. Снег падал на лицо, таял, капли сбегали за воротник, но Степан не замечал этого. Его наполняла радость, которой он давно не испытывал.

Глава четырнадцатая Три карты

Степан второй день плутал по улицам. Городок был небольшой, разбросанный по обеим берегам реки, с узкими улочками, в которые гляделись добротные деревянные дома. Лишь в центре были каменные здания, большей частью построенные в прошлом веке.

Тогда, взобравшись на платформу состава, Степан радовался удаче: дошёл-таки до магистрали и теперь товарняк уносит его всё дальше и дальше от постылого лагеря к новой жизни. Но уже через час-полтора понял, что на ветру и на морозе много не напутешествуешь. Он скоро окоченел, как мёрзлый пень. Руки не слушались, не грели ни валенки, ни новый полушубок.

Когда под утро состав подошёл к какой-то станции, совершенно задубевший от холода Степан оставил его. Бросив ненужный карабин и котомку с котелком в сугроб, налегке, разминая озябшие ноги, пошёл по улице, куда глаза глядят, пощупывая деньги, запрятанные в боковой карман полушубка.

Днём на окраине города он помылся в захудалой баньке при ткацкой фабрике, постригся и побрился в парикмахерской. У него оставалось немного денег, и он решил пообедать в какой-либо столовой. Присмотрев невзрачную забегаловку, направился к ней, но, сунув руку в карман, не обнаружил денег. Видно, поработал какой-нибудь карманник. Плюнув с досады, Степан нахмурился, не зная, как быть дальше.

Побродив по закоулкам, где редко встречались прохожие и решив, что в многолюдной толпе легче затеряться, он свернул к центру и очутился возле рынка. Такого большого он сроду не видел. На огромной площади кишмя кишел народ. В середине рынка были сделаны навесы с прилавками, где шла бойкая торговля молоком, сметаной, творогом, чесноком, луком, мясом, мёдом, картофелем. Но навесов не хватало, и торговцы располагались вдоль забора, около складских помещений.

В стороне, невдалеке от широкого прохода, Степан заметил большую толпу мужиков, которая стонала, выдыхала, колыхалась, заходилась в диком гоготе, как единое живое тело. Он подошёл к зевакам и увидел в центре светловолосого мужичка, не старого, в кубанке, заломленной на затылок, в тёплом пиджаке на вате. Перед ним стоял ящик, накрытый куском фанеры. В руке он держал три карты. Показав их, клал на фанеру рубашкой вверх и предлагал желающим угадать одну из них.