Царства смерти - Кристофер Руоккио
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет!
Неужели все повторится?! Я попробовал встать, но Ауламн крепче согнуло крыло, и я не смог даже пошевелиться.
Ауламн подтащило Паллино к себе, затем с легкостью подняло, как ребенок поднимает нелюбимую куклу. Паллино очнулся и взмахнул руками, чтобы обрести равновесие. Я встретился с ним взглядом, и он нахмурился.
Вайядан ударил Паллино оземь, как рыбак пойманную рыбу. Паллино не издал ни звука, даже когда Ауламн ударило его о палубу второй раз. После третьего Паллино обмяк; из головы потекла кровь. Мои глаза наполнились слезами; в отчаянной попытке вырваться я забарабанил по крылу, вырвав еще кусок перепонки.
– Suja wo! – раздался голос из динамиков на груди Ауламна. – Довольно!
Отпустив Паллино, оно ощупало его тело и голову, наобум продвигая пальцы. Обрубок другой руки заискрился, когда вайядан навис над моим другом.
Паллино повернул голову. Он был еще жив! Его губы шевельнулись, и я отчетливо прочитал по ним: «Надо было… бежать».
Мы остались одни. Леон с солдатами спустились в люк и отправились за Корво, чтобы отвести ее к Валке. Сколько раз мы вдвоем оказывались в таких переделках в Колоссо и после этого?
Оставалась последняя.
– Паллино! – крикнул я и решился на отчаянное, но единственно возможное действие.
Я бросил ему свой меч.
Клинок исчез в облаке голубоватого пара; рукоять прокатилась по палубе и остановилась, ткнувшись в бок старому солдату. Ожидая этого, Паллино схватил ее и активировал меч. Пентакварковому ядру понадобилась секунда, чтобы перейти из одного состояния в другое. Голубой кристалл расцвел и потек вверх.
Удар Паллино был метким, и рука Ауламна рухнула на палубу, извиваясь как змея. Оставшись без рук, вайядан пошатнулся, но его крыло сжалось еще сильнее, не отпуская меня. Мне хорошо было видно, как Паллино приподнялся с мечом в руке. А затем Паллино из Триеста, сын Оберно, совершил настоящий подвиг.
Он встал.
Его затылок был залит кровью. Глаза остекленели и помутнели, и казалось, что его держит на ногах исключительно сила воли. Сила воли и чистый – справедливый – гнев.
– Достали… вы меня, – запинаясь, проговорил он и харкнул кровью на палубу, – проклятые… бледные уроды.
Ауламн чуть выпрямилось и тоже попыталось встать, ища цель встроенной в плечо пушкой. Но так генерал лишь подставил отверстие в шее под удар Паллино.
Мой старый друг не терял времени даром. Он вонзил меч сэра Олорина в позвоночник химеры до груди, где, очевидно, располагался мозг. Ауламн отпустило меня и последним отчаянным усилием обхватило остатками крыльев руки Паллино. Пальцев у него не было, но адамантовые стержни сжимали крепко, как клешни. Я услышал, как хрустнули кости Паллино, увидел, как голубые искры посыпались из рукояти меча.
Паллино скривился, но не отступил и даже не моргнул. Меч дымился в его руках, но он, стиснув зубы, погружал его все глубже.
Спустя миг все было кончено.
Ауламн упало замертво, и Паллино, сотрясаемый приступом кашля, опустился на него. Освободившись, я приподнял друга и прислонил к телу поверженного чудовища. Из разрубленной шеи Ауламна текла голубая жидкость, смешанная с белесой гидравлической. Паллино удалось поразить мозг врага внутри бронированного каркаса.
– Сдох? – спросил хилиарх, улыбаясь окровавленными зубами.
Я припал рядом с ним на колено и положил руки на плечи.
– Сдох, – подтвердил я. – Сможешь идти? Тут недалеко.
– Тьфу ты! – усмехнулся мирмидонец. – Адр, я стоять-то не могу. Этот гад мне почти все… ребра переломал. – Его дыхание было редким, прерывистым, резким. – А я поломал твой меч.
Рукоять лежала у него на коленях рядом со сломанными кистями. Голубой дымок лениво вился от излучателя. Темно-красная джаддианская кожа порвалась, и металлический каркас теперь больше походил на металлолом, чем на произведение искусства.
– Да и черт с ним, – ответил я, осторожно цепляя рукоять на пояс.
– Теперь понятно, откуда у тебя столько гонора, – кивнул Паллино на сломанное оружие. – С такой фигней любого на раз-два уделаешь.
Я засмеялся. Он тоже, и мы оба болезненно закашлялись.
– Что они с тобой сделали? – спросил Паллино, вновь открыв глаза; его зрачки были разного размера, а взгляд – пустым.
– Почти все, что только можно представить.
– Ты прости, – сказал Паллино, и при вдохе в его груди что-то булькнуло. – Прости.
– Тебе не за что извиняться, – ответил я. – Хочешь, понесу?
– Ни к чему! – Паллино попытался помотать головой, но не вышло. – Мне недолго осталось.
Моя голова невольно задрожала. Все это было слишком ужасно. На нас повеяло затхлым ветром, принесшим запах дыма и бойни. Внизу красное людское пятно стало совсем крошечным. Я понял, что уже несколько минут не слышал орудий «Тамерлана». Куда подевались шаттлы и войска из Актеруму? Я их не видел.
Солнце уже почти зашло.
– Ничего, – сказал мой друг. – Когда мы познакомились, я уже был стариком. Ты подарил мне новую жизнь. Справедливо, что я отдал ее за тебя. – Он снова закашлялся и выругался, проклиная боль. – Ступай.
– Я тебя не брошу.
– Ну что за тупой баран! – обругал меня Паллино. – Даже не вздумай здесь помирать. Ты уже слишком далеко зашел.
Взгляд голубых глаз остановился на мне и, кажется, сфокусировался.
– Без тебя никуда, – произнес мой друг. – Ты столько всего умеешь… завалишь за меня этого урода? Только не забудь сказать, что это я тебя попросил.
– Сам скажешь. Ты же сын стойкости.
– Сын стойкости! – Паллино фыркнул и тут же об этом пожалел. Он умолк и застыл, но до финального оцепенения еще оставалось время. – Адр, я бы прошел с тобой до конца. До самого конца.
Мои пальцы – три и пять – сжались на его плечах.
– Знаю.
– Скажи мне вот что, пока… – Его голос оборвался. – Пока.
Голова Паллино откинулась, и мне пришлось придержать ее. Затылок был мягким на ощупь.
– Это ведь не конец? То есть… ну… я хочу сказать…
Я понял, о чем он.
– Нет, – ответил я и задержал дыхание, чтобы не расплакаться.
Паллино вдруг улыбнулся:
– Значит… я увижусь… увижусь с Эларой скорее, чем думал. И с Гхеном, и с Хлыстом, и со всеми остальными. Передам им… передам им привет от Адриана.
Паллино уставился куда-то мимо меня, его губы почти перестали шевелиться.
– А ты задай уродам жару.
Глаза его закатились.
Я неуклюже поднялся, придерживая взлетевшую полу плаща. Времени произносить прощальную речь и возводить памятник не было. Я и так слишком задержался. Повернувшись,
