Сто лет одного мифа - Евгений Натанович Рудницкий

обитателей Ванфрида генерал Людендорф, которого активно рекламировал и продвигал Народный союз. По примеру Гитлера Людендорф посетил Байройт, где представился своим главным почитателям – Козиме Вагнер и Чемберлену. По поводу его визита Винифред с восторгом писала бывшему в то время в отъезде Зигфриду: «Сегодня мы как никогда возбуждены и взволнованы. Это поистине человек королевской крови (он ведь из рода шведского короля Эрика XIV!) – высокий, простой, добросердечный, внешне совершенный – и тем не менее неприступный». Из этого послания, сохранившегося в архиве Ванфрида в отрывках, следует также, что перед тем, как героя проводили в покои Козимы, семилетний Виланд вручил ему букет цветов. Во время этого визита гость, как писала мужу Винифред, высказался «о еврейском вопросе, по которому занимал непримиримую позицию». Визит Людендорфа произвел на Чемберлена не менее сильное впечатление, чем прошлогодний визит Гитлера, которому он написал на следующий день: «У меня он <Людендорф> пробыл всего полчаса! С каким человеком мне пришлось встретиться!» В этом послании он называл Гитлера Парсифалем и льстил своему адресату, характеризуя его как «Зигфрида по своей природе». Если учесть, что вожди Народного союза пользовались в то время не меньшей популярностью и среди широких масс, нет ничего удивительного, что заменившее на время НСДАП политическое объединение одержало на выборах убедительную победу. В Байройте за его кандидатов было отдано 7045 голосов, в то время как кандидаты от СПД собрали только 6141. Когда стали известны результаты выборов, Гитлер прислал Зигфриду благодарственное письмо. По его словам этот успех следовало «приписать в первую очередь Вам и вашей супруге». Он писал также об охватившем его чувстве гордости, когда он узнал, что «народ победил именно в том городе, где прежде всего Мастером, а потом Чемберленом был выкован духовный меч, которым мы сегодня сражаемся». Благодарность байройтскому семейству он сохранил надолго. Уже зимой 1942 года, во время пребывания в своей ставке «Волчье логово» в Восточной Пруссии, он рассказывал окружавшим его офицерам: «В то время, когда дела у меня шли хуже некуда, помимо прочих за меня вступился и Зигфрид. Во время заключения пришло письмо от Чемберлена! Я был с ними на „ты“, я люблю этих людей и Ванфрид!»

И все же, поскольку о близости Вагнеров вождям Народного союза было хорошо известно, Зигфрида не на шутку встревожило усиление националистических настроений, которое могло привести к «еврейскому бойкоту» фестиваля. Он почел за лучшее наладить отношения с еврейской общественностью и в июле 1924 года, когда репетиции уже были в разгаре, направил по этому поводу письмо раввину Байройта Фальку Заломону. В нем он довольно неловко пытался оправдаться за царившие в Байройте антисемитские настроения и побудить раввина настроить еврейское население в пользу фестивалей: «Мы противимся марксистскому духу, потому что видим в нем причину всех наших бедствий. Мы не имеем ничего против добрых, национально мыслящих евреев». Он уповал на то, что духовный лидер евреев – такой же сторонник чистоты расы, как и Чемберлен: «Я считаю, что самым большим несчастьем немецкого народа является смешение еврейской и германской рас. Полученный на сегодняшний день результат свидетельствует о том, что бо́льшая часть рожденных таким образом существ – ни рыба ни мясо. В любом случае я предпочитаю иметь дело с чистокровными евреями, чем с полукровками». Почтенный раввин не стал объяснять, что иудейская религиозная самозащита не имеет ничего общего с расизмом и иудеем может стать любой человек, будь то представитель какой-либо расы в чистом виде или мулат, и в своем ответном письме отверг предложенную ему позицию, указав только на то, что евреи в Германии живут испокон веков и за много сотен лет не нанесли ей никакого вреда. Если после этого люди в немецких землях хотят от них отделиться, то евреи не имеют ничего против. Однако он категорически возражал против расового антисемитизма: «Но в последнее время получила распространение тенденция оценивать людей не по их внутреннему содержанию, духовным или нравственным устремлениям, а по „крови“, по „расе“ или как это там называется». Ведь будучи евреем и духовным лицом, он прекрасно знает, «что Бог создал всякого человека по своему образу». Особенно же его возмущало то, что политики используют преследование евреев в качестве «средства для привлечения людей на свою сторону». Вдобавок он заявил Зигфриду: «Именно в вашем доме нашли свое пристанище многие представители националистического движения. Господин Чемберлен – типичный выразитель антисемитской расовой теории. Члены вашей семьи носят свастику… Стоит ли удивляться, что порядочные мужчины и женщины иудейской веры внутри страны и за рубежом сдержанно относятся к тому, что делают Вагнеры, и не желают предоставлять в их распоряжение средства из опасения, что эти деньги косвенными путями попадут к националистам?» Он также с сожалением констатировал, насколько слабое понимание еврейства и немецких евреев обнаружил сам Зигфрид: «Неужели Вы не верите, что люди, которые на протяжении бесчисленных поколений укоренились на своей немецкой родине, чьи сыны погибали за немецкое отечество, должны считать невыносимым разделение на немцев и евреев, которое Вы постоянно подчеркиваете? Евреи живут в Германии уже две тысячи лет и могут претендовать на свою неоспоримую долю в немецкой культуре». Раввин отверг обвинение евреев в особом пристрастии к марксизму («в соответствии с моим опытом и добросовестным убеждением наши старожилы-евреи являются консервативным элементом») и в заключение отметил: «Мы, немецкие евреи, уважаем произведения Вагнера и болезненно воспринимаем то, что этому уважению может наступить конец». Вежливая отповедь раввина несколько обескуражила Зигфрида, но она вряд ли могла изменить отношение евреев к фестивалю – ведь ортодоксальные иудеи, которые прислушивались к раввину, творчеством Вагнера не интересовались, а для евреев-вагнерианцев его мнение не имело никакого значения. Попытки Зигфрида умиротворить националистов тоже не имели успеха, поскольку издаваемые Вольцогеном Байройтские листки уже тогда поместили в качестве девиза высказывание, придавшее фестивалю вполне очевидный политический оттенок: «Борьбе с внешним врагом должна предшествовать внутренняя борьба. У нашей борьбы святая цель. Адольф Гитлер».

Фестиваль 1924 года стал событием огромной важности не только для немецкой музыкальной общественности и политиков всех мастей, но и для уже подросших детей Зигфрида и Винифред. В своих воспоминаниях Фриделинда писала: «Нам, детям, возобновление фестивалей в 1924 году казалось воплощением какой-то сказки. Мы больше не хотели становиться врачами, паровозными машинистами и кондукторами. Мы были так захвачены произведениями Вагнера и всем, что происходило в театре, что утратили всякие сомнения относительно наших будущих профессий. Каждый день мы рассказывали отцу, как мы будем руководить фестивалями вместе с ним». Ее очень беспокоило, что все вокруг говорят исключительно о драмах