Обретая суперсилу. Как я поверил, что всё возможно. Автобиография - Дж. Майкл Стражински

космической станции, то поймут, что такое может случиться с каждым. Кто знает, может, это кому-нибудь да поможет.

После последнего появления в «Вавилоне-5» состояние здоровья Майкла продолжало улучшаться еще несколько лет. Но его окружали люди, которые, вероятно, стыдились того, что ему нужно было постоянно принимать лекарства. Они и убедили Майкла, что лекарства ему больше не нужны и что они мешают ему продолжать свою карьеру. По настоянию ли других или он сам, по собственной воле, отказался от лекарств, но последствия были серьезными и непоправимыми. В течение многих месяцев я звонил и писал знакомым, пытаясь выяснить, куда пропал О’Хара, и наконец получил электронное письмо от одного из его родственников.

В письме было сказано, что Майкл живет в социальной гостинице, за которую платили его семья и правительство штата.

Сандра Брукнер, Кэтрин и я попытались навестить его, но дверь была заперта. Говорили, что он не любил встречаться с кем-то из его прошлого, потом кто-то сказал, что, наоборот, он любил старых друзей; говорили, что ему то хорошо, то плохо. Как написал мне один из его родственников, Майкл О’Хара, которого я так хорошо знал, по сути, больше не существует.

«Он снова начал принимать лекарства, и в клинике внимательно следят за этим, но каждый раз, когда он возвращается после лечения домой, в нем остается все меньше и меньше того, настоящего Майкла. Лекарства уже не помогают ему избавиться от навязчивых идей, и он выглядит более или менее нормальным только для тех, кто его мало знает. Родители постоянно общаются с ним и поэтому в состоянии увидеть разницу. Они предложили купить ему телефон, но он отказался. Мне кажется, ему не хочется, чтобы ему кто-то звонил, а если ему нужно позвонить, то сам он пользуется телефоном-автоматом».

В конце концов у Майкла случился инфаркт, он впал в кому и умер 28 сентября 2012 года в возрасте шестидесяти лет.

Через семь месяцев на праздновании в честь двадцатилетия со дня выхода «Вавилона-5», которое проходило на Комик-Коне в Финиксе, я сдержал слово, данное Майклу, и в первый раз рассказал о том, что ему пришлось пережить. Он хотел сказать людям, что говорить о своей ранимости, о своих проблемах – не то же самое, что быть слабым, что нет ничего позорного или унизительного в том, чтобы попросить о помощи или принять ее, и помощь необходима, чтобы избавиться от трудностей и ночных кошмаров. Те, кто нас любит, могут хранить наши тайны, они могут принять нас такими, какие мы есть, со всеми нашими недостатками.

Иногда мы боимся того, что с нами может случиться, и потому держим все в секрете.

А иногда держим все в секрете, так как боимся того, что другие люди могут с нами сделать.

Моя мать не просила о помощи, она боялась мести отца, и это научило нас с сестрами только рефлекторной беспомощности. Мы верили, что никто не сможет нам помочь и случится Ужасное и Непоправимое, если начнем говорить о том, что происходит в нашей семье. Мы не понимали, что все абьюзеры тщательно взращивают в своих жертвах чувство страха, совсем не пропорциональное тому, что они действительно могут сделать.

Абьюзеры используют этот абстрактный, размытый, неопределенный, витающий в воздухе страх, чтобы держать свои жертвы привязанными даже тогда, когда они могут уйти.

Я называю это чувство «Синдромом слоновьей петли».

ИНОГДА МЫ БОИМСЯ ТОГО, ЧТО С НАМИ МОЖЕТ СЛУЧИТЬСЯ, И ПОТОМУ ДЕРЖИМ ВСЕ В СЕКРЕТЕ. А ИНОГДА ДЕРЖИМ ВСЕ В СЕКРЕТЕ, ТАК КАК БОИМСЯ ТОГО, ЧТО ДРУГИЕ ЛЮДИ МОГУТ С НАМИ СДЕЛАТЬ.

Во времена, когда по земле кочевали бродячие цирки, слонов стреножили с помощью веревок, которые обматывали вокруг лодыжек и привязывали к деревянным кольям. Слоны могли легко избавиться от них, но не делали этого. Почему?

Да потому что, когда слоны были еще слонятами, их удерживали на месте с помощью тяжелых цепей вокруг лодыжек. Эти цепи были намотаны на глубоко врытые столбы, и молодые слоны были не в состоянии вырвать их. Постепенно слоны намертво запоминали, что если у них на ноги что-то намотано, то они не смогут сбежать.

Если расскажешь об этом кому-нибудь, то тебе не поздоровится… Делай что велено, а иначе… Попробуй только уйти, я тебя достану, ты у меня получишь свое… Вот такими были наши колья и цепи, которые мешают нам в детстве просить о помощи и рассказывать о том, что происходит дома за закрытыми дверями.

Мы становимся взрослее, и цепи возможных последствий уже не кажутся столь страшными, мы можем избавиться от них в любой момент, мы можем рассказать правду или попросить о помощи. Мы можем просто уйти и больше никогда не возвращаться. Надо суметь стряхнуть с себя эти ложные оковы и трезво взглянуть на ситуацию. Если бы моя мать и я вошли в кабинет врача и показали все наши шрамы и другие следы побоев, если бы я рассказал учителям или преподавателям о том, что творилось дома, то нам бы немедленно помогли, как помогла в свое время Грейс, которая убедила полицию помочь Эвелин в первые годы ее замужества с Чарльзом. Были бы последствиями легкими? Нет, конечно нет. Были бы они хуже, чем та жизнь, которой мы жили? Нет, это почти исключено.

Если что-то причиняет вам боль или вы знаете, что кому-то плохо, если вы чувствуете, что никто не понимает, через что вам пришлось пройти, если вас до оцепенения пугают секреты и тайны, которые вы храните, потому что пытаетесь защитить себя, свою семью или карьеру, то помните, что вы одиноки, только пока вы сами этого хотите. Но знайте, что всего лишь один звонок, одно письмо, одно только обращение к правильному человеку или в нужную организацию поможет вам выбрать жизнь и избежать смерти.

Вам нужно просто решиться это сделать.

Selah.

Эпилог

В 2014 году, спустя одиннадцать лет после моего проекта на телевидении, я решил, что пришла пора возвращаться. Я стал работать вместе с Ланой Вачовски, для которой написал новый сценарий фильма «Ниндзя-убийца». Я три дня провел в ее доме в Сан-Франциско, где она живет со своей женой Карин Уинслоу. Мы много говорили о политике, религии, философии, интернете и эволюции. Одной из тем, которая возникла в ходе разговоров, была коммуникабельность. Я всегда верил в то, что как существа социальные мы всегда лучше чувствуем себя вместе, а не поодиночке, и, несмотря на все наши культурные различия, мы во многом похожи друг на друга, причем схожие наши черты куда важнее различий. Еще мальчишкой в Ньюарке я был уверен, что, случись полицейскому залезть в мозги к афроамериканскому протестующему,