Фонтан - Хэй Дэвид Скотт

Через полгода обладателя второго приза дисквалифицируют. Вот сколько времени потребовалось, чтобы распознать подделку под Кандинского. Дакворт поднимается на третье место и получает по почте наградную розетку, но узнает об этом только кот Чехов — его единственный зритель.

Школа Чикагского института искусств{18} набирает новый курс. Джаспера Дакворта среди первокурсников нет. Он становится завсегдатаем рок-клубов «Адская дыра», «Аббатство» и «Метро». Никто не желает создавать вместе с ним группу. Его называют позером. Дакворт начинает пописывать критические статейки о местных панк-группах для фанатского журнала.

Ему девятнадцать лет, и он хоронит маму. Рядом с отцом. Он разрабатывает сценарий похорон, в котором, настаивает похоронный агент, нет никакой необходимости. Дакворт бросает фанатский журнал и целый год носит одни водолазки.

Колледж. Дакворт изучает старых мастеров; он кое-что знает об Искусстве. Летом на студенческий кредит (который он не отдаст) юноша уезжает учиться в Лондон, где обзаводится легким британским акцентом, оставшимся у него навсегда. Пишет два метких, но так и не опубликованных эссе.

Дакворту двадцать пять, и он создает пьесу о своих родителях. Об их знакомстве в контексте большого мира. Со специфическими нюансами и подробностями, тягостными диалогами и душераздирающими моментами ошеломляющей гениальности. Дакворт продает коллекцию виниловых панк-пластинок, чтобы покрыть почтовые расходы и плату за участие в конкурсах. Кроме «Ущербного» группы «Блэк Флэг»{19}. Он представляет «Пьесу» на Конкурс драматургов имени Джули Харрис. Отзывы читателей приходят за день до того, как он хоронит своего кота.

Дакворт посылает «Пьесу» на местный конкурс произведений начинающих драматургов. Где, предположительно, не такая жесткая конкуренция.

И выходит в четвертьфинал.

В четвертьфинал выходят все известные ему участники конкурса.

Позднее в резюме он пишет, что прошел в полуфинал.

Еще позднее — что попал в десятку лауреатов.

Вооружившись этим успехом, Дакворт берет на мушку несколько маленьких второстепенных чикагских театриков.

Он составляет короткое энергичное письменное предложение с кратким содержанием «Пьесы».

Все театры выражают желание прочесть его «Пьесу».

Все театры дружно отвергают ее.

Проходит время.

Дакворту тридцать пять, он стал старше, мудрее. Растерял почти всю шевелюру. Сохранив костяк «Пьесы», он переписывает ее заново. После чего убирает в стол и хранит рядом с черно-белой фотографией родителей, резвящихся в снегу.

Дакворту тридцать девять, он младший редактор в «Чикаго Шолдерс». Пишет рецензии на телерекламы. Препарирует тридцатисекундные рекламные ролики пива с остроумием и цинизмом своих любимых арт-критиков. Его немногочисленные читатели — те, кто просматривает кинорецензии критика в черной водолазке, запечатленного на безумно претенциозном фото. За исключением того единственного суперкубкового воскресенья в прошлом году, когда старший редактор был госпитализирован с пищевым отравлением. В те выходные Джаспер П. Дакворт был богом. Два письма, полученные от поклонников, поддерживают его целый год.

Дакворту сорок. Он меняет заглавие «Пьесы».

В сорок два он отсылает «Пьесу» трем крупным региональным театральным труппам. Согласно статье в журнале «Американский театр», это именно то, что они ищут. Две ему так и не ответят.

Третья отвечает, когда ему исполняется сорок девять: он получает написанную от руки записку с отказом: «Ваша история шаблонна, однако литературный стиль демонстрирует некоторый потенциал».

Проходит время.

Те, кто не способен: уничтожьте.

Те, кто не способен: спрячьте.

Те, кто не способен: убейте.

Те, кто не способен: забейте.

День уже клонится к вечеру, и Дакворт за рулем арендованного внедорожника, уже одетый и трезвый, пытается разобраться в схеме бензоколонки. На обеих правых шинах, там, где машина чиркнула о бордюр, остались царапины. Дакворт, пользующийся преимуществами первоклассного чикагского общественного транспорта, уже лет сто как не садился за руль. К тому же как-то неловко, что приходится самому водить машину (такая привилегия, как служебное авто с шофером, доставалась ему в «Шолдерс» только по второму контракту). Но теперь, очутившись на водительском месте, он чувствует себя главным. Глаза на дороге, руки на руле. Все путем.

Давайте вернемся немного назад и узнаем, что же в конце концов вытащило Дакворта из постели и усадило за руль.

Страдая изжогой после «Пиммс кап», употребленного на второй завтрак, Дакворт перекатывается на дистанционный пульт, запутавшийся в простынях, и увеличивает звук телевизора. Росс Робардс с кисточкой из человеческих волос замер на середине мазка. Экранный художник смотрит прямо в камеру: «Вы сможете!»

Эх, Росс.

На столе курсор по-прежнему зависает над кнопкой «Отправить». Палец Дакворта зависает над кнопкой «Ввод». Ему не верится, что во вложении, прикрепленном к этому электронному письму, стоит его имя. В позитивной заметке, которую он собирается отослать, нет ничего позитивного. Это отнюдь не убойная статья.

Впрочем, она может помочь ему выиграть время. Этого времени хватит, чтобы найти Тимми. Чтобы схватиться за соломинку.

Отправить.

Ведь те, кто не может творить, пропагандируют.

Теперь же Дакворт сидит во внедорожнике, и позитивная пропаганда Росса Робардса не может избавить его от изжоги и помочь страдающему желудку. Желудку, после завтрака отреагировавшему на «Ренни» неутихающей кислой отрыжкой. Она не может избавить от постоянного повышения арендной платы и коммунальных счетов при стремительно тающих банковских сбережениях. Не может избавить от мысленного рецензирования каждого пятнадцати- и тридцатисекундного ролика в семиминутных рекламных блоках, транслируемых каждой радиостанцией, запрограммированной в этом проклятом внедорожнике.

Дакворт делает мысленную пометку купить у букиниста книгу Робардса «Какого цвета ваша художественная чакра?».

Дакворт сворачивает на Лейк-Кук-роуд и въезжает в безликий жилой квартал. Тимми живет где-то здесь, и радом с ним болтается веревочный трап, ведущий от небытия к славе. Критику нужно нечто большее, чем просто убойная история. Он чиркает по бордюру, и с заднего сиденья доносится стук пластиковой коробки с художественными принадлежностями. Наконец Дакворт замедляет ход, начинает рассматривать номера домов, и тут…

ХРЯСЬ!

Удар — и на лобовом стекле вырастает лучистая звезда. Дакворт верещит, сворачивает в сторону, выскакивает на тротуар и с корнем вырывает почтовый ящик в стиле ретро и цветущий куст гардении.

— О боже, боже, б…

В лицо Дакворту врезается сработавшая подушка безопасности. Носовые упоры очков впиваются в кожу. Щеки, лоб и нос пылают. Сердце бешено колотится, воскрешая похмелье. Однако он цел и, хотя не был пристегнут, все же не вылетел головой в лобовое стекло. Дакворт проводит торопливую инвентаризацию и убеждается, что все в порядке. Руки-ноги целы и невредимы. Лишь слегка оглушенный, Дакворт вылезает из внедорожника, чтобы осмотреть повреждения автомобиля и узнать, что же врезалось в лобовое стекло.

Чпок.

От борта внедорожника отскакивает мячик для гольфа.

Стоящий на другой стороне улицы Тимми в хоккейной экипировке с индейским орнаментом и роликовых коньках роняет еще один мячик для гольфа и, когда тот снова подпрыгивает, бьет по нему клюшкой.

Чпок.

Мячик отскакивает от внедорожника и катится по улице.

— Тимми! Стой там!

Дакворт залезает обратно во внедорожник. Взрывая колесами землю, сдает назад, отъезжает от куста и почтового ящика и останавливается поперек проезжей части.