Оставить на память (СИ) - Ласс Лина

— Я сейчас не ношу кольцо, но я замужем, — начала она. — И мой муж, насколько я знаю, находится в добром здравии сейчас в Москве.

Ей показалось, что при этом признании лицо Генри напряглось.

— До встречи с ним я работала в одном из лучших архитектурных бюро. Мы занимались проектами интерьеров по всему миру. За пару лет я объездила половину Европы, Африки и Азии. Наши клиенты были, как правило, довольно обеспеченные люди. И среди них я встретила своего будущего мужа. Он обратился к нам, чтобы обустроить свою квартиру. Это было старое, но просторное жилище — настоящий чистый холст. Он дал нам карт-бланш, что нечасто встречается. Жить он в ней не планировал и хотел сделать ремонт для того, чтобы выгодно её сдавать. Это как дать художнику чистый лист, краски и сказать "Твори!" В эту работу я вложила всю себя, все нереализованные идеи, всё, что мечтала видеть в своём собственном доме. И он… заметил меня. — Ника опустила взгляд на свои руки. Она теребила рукава свитера, пытаясь справиться с волнением. — Знаешь, наши мужчины умеют красиво ухаживать, а богатые мужчины тем более. Я была окружена цветами, подарками, вниманием. Моя наивность меня ослепила. Многое, что могло бы насторожить, я оправдывала заботой обо мне. Он всегда должен был знать, где я, с кем, что делаю. Через какое-то время я даже стала одеваться так, как нравилось ему, пить и есть то, что предпочитал он. Но я была влюблена и готова пойти ради него на всё. Через полгода мы поженились. Он настоял, чтобы свадьба была скромной, чуть ли не тайной. Я даже не была в белом. Говорил, что дела не позволяют ему устроить пышный праздник и обещал, что через год обязательно его устроит. Даже мои друзья не знали, что мы расписались. Но он так и не сдержал обещание.

И поначалу всё казалось идеальным. Он привёл меня в свой дом, сделал там хозяйкой. Мне ничего не приходилось делать самой — у нас была кухарка, домработница, шофёр и даже садовник. Я нужна была ему как украшение. Но оставалось то, с чем ему приходилось меня делить. Я обожала свою работу, жила ею и не собиралась от неё отказываться. Довольно скоро мы стали ссориться. Он хотел, чтобы я оставила это и занималась только домом, а по вечерам встречала его на пороге. Сейчас я понимаю, что он ждал, что я стану от него полностью зависеть, что он подчинит меня себе. Но тогда?..

В конце концов он сломал меня, поставив перед выбором — либо он, либо работа. Мне стало вдруг страшно потерять его, и я выбрала нашу семью. Тогда я ещё не понимала, что он крепко-накрепко привязал меня к себе. Со стороны мы казались идеальной семьёй, он с гордостью представлял меня, наряжая в дорогие побрякушки, сводил с такими же жёнами своих друзей, во взглядах которых можно было прочитать ту же безысходность, что появилась со временем и у меня. Хвалился мной как красивой игрушкой. А наедине, когда закрывались двери спальни, он снимал маску хорошего мужа. Я каждый вечер выслушивала какая я никчёмная и бесполезная, что на меня жалко смотреть, что я не умею себя вести в обществе. И это случалось так часто, что я начала в это верить. Мой дом стал для меня золотой клеткой, дни в котором стали похожи один на другой. Я начала избегать своих друзей и родных, боялась слово поперёк сказать своему мужу, потому что он тут же взрывался. Но первый раз он ударил меня только через год после свадьбы.

Ника замолчала и судорожно сглотнула, всё ещё боясь поднять глаза и встретиться взглядом с Генри.

— Я встретилась днём с подругой и надеялась вернуться домой до его возвращения. Но он как чувствовал и уже ждал меня. Я и слова сказать не успела как получила удар в живот. Потом он долго извинялся, просил прощения, говорил, что ему безумно жаль, старался задобрить подарками. И я простила, поверила, что он так больше не поступит. Но уже через месяц это повторилось. На этот раз только пощёчина и тоже из-за пустяка. Но тогда я пригрозила уйти. И история с извинениями повторилась. Он даже сделал щедрый жест — подарил мне ту самую квартиру, которую я проектировала. Этим он снова меня купил. Никогда не думала, что окажусь такой продажной, — Ника грустно рассмеялась.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍-Через три месяца я узнала, что жду ребёнка. Я была на седьмом небе от счастья. Я знала, что он тоже хотел этого и поспешила сообщить радостную новость. Он был рад, и даже стал казаться снова тем внимательным и заботливым мужчиной, за которого я вышла замуж. Но только казаться. Ему не понравилось, что я пригласила к нам друзей, он как будто вообще не хотел делиться со мной с кем бы то ни было. Сделав доброе лицо при гостях и послушно отыграв роль доброго хозяина, он отыгрался на мне после того как все разошлись. Обвинил меня во флирте с моим другом, придумал несуществующие измены и вдруг бросил мне в лицо, что я нагуляла этого ребёнка на стороне. Это разбило мне сердце. Я попыталась ударить его, но он оказался проворней и сильней, — голос Ники затих, а рука коснулась живота. — Я его потеряла.

— Почему ты не ушла? — проговорил Генри сухо.

— Я уходила дважды. Не имея работы и сбережений. Но он силой меня возвращал. И всё сопровождалось жёсткими побоями. Старался бить не по лицу, но во второй раз не сдержался. Гематомы были здесь, здесь, — Ника показала на шею, лицо. — Везде. Сломал три ребра и ключицу. Очнувшись в больнице, я поняла, что если что-то не придумать, он просто убьёт меня.

— А полиция?

— Я не сказала? — встрепенулась Ника. — Он чиновник в Министерстве внутренних дел. Он сам полиция.

— Но ты здесь, — Генри наклонился ближе к Нике. — Значит, вырваться всё же получилось.

— Было очень непросто. Он лишил меня какой-либо связи с внешним миром — телефон, лэптоп, даже банковские карты. Я не могла никому сообщить, что мне нужна помощь, а из дома меня не пускала охрана. Мне пришлось разыгрывать из себя любящую пай-девочку, пустить пыль в глаза, чтобы усыпить его бдительность. И мне удалось. Он отлучился из города в командировку. Его не должно было быть около недели. За это время я должна была исчезнуть. Через день как он уехал, я разыграла целый спектакль. Притворилась, что у меня открылось кровотечение, будто я была в положении, и меня срочно нужно везти к врачу. Из сейфа я взяла только документы и наличные. В больнице мне удалось подкупить врача, который сказал охране, что мне нужен стационар на ближайшие пару дней во избежание выкидыша. Я попросила их не сообщать мужу, чтобы не беспокоить его лишний раз. А сама через медсестёр связалась со своими друзьями. Уж с кем, а с ними мне невероятно повезло. Одна моя подруга юрист, очень хороший. Она сразу поняла, что нужно делать. И взяла на себя все сборы. Вечером следующего дня меня уже ждала машина. Дом, в котором я здесь поселилась, тоже нашли мне друзья. Я оставила распоряжение начать процедуру развода через доверенное лицо и в данный момент ожидаю начало судебного процесса. Как только это случится, домой мне путь заказан. Возвращаться в Москву я не собиралась. По дороге сюда я каждый раз вздрагивала от любого шороха, опасаясь, что он каким-то образом найдёт меня. А несколько дней назад мне сообщили, что он отправил людей на мои поиски. И хоть мы постарались тщательно замести следы, я была уверена, что они вот-вот меня найдут.

— И когда ты увидела меня, подумала, что твой муж тебя нашёл, — её молчание лишь подтвердило догадку Генри. Ника старалась быть хладнокровной, но предательские слёзы рвались наружу. Она замечала лишь, как всё расплывалось, но не чувствовала влаги на своих щеках. Генри поднял руку и пальцами стёр мокрые дорожки с её кожи.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Прости, — прошептала она

— За что? — удивился он.

— Я испугалась тебя тогда, избегала встречи с тобой. А оказалось, что мы нуждались друг в друге.

Он замер, удивлённый её словами. Она озвучила то, о чём он уже подумал. Двое совершенно незнакомых людей бежали каждый от своего рока, а судьбе было угодно свести их вдалеке от чужих глаз. Каждый искал здесь успокоения, а нашёл друга. Выговорившись, они не только выслушали один одного без жалости и упрёка, но и отпустили какую-то часть своих страданий на волю. Нет, не полностью, это было невозможно — их горе навсегда останется с ними — но стало чуть легче. Просто поделиться с кем бы то ни было, было им обоим жизненно важно. И тогда он улыбнулся, поняв, что она несомненно права.