Мой ангел - Олег Валерьевич Голиков

и как-то странно посмотрел на начальника, но тот этого взгляда не заметил.

– Слушай, Андрей Олегович, оставь нас на пять минут, пожалуйста, хочу пару слов Наде на прощание сказать.

– Хорошо, Надя я буду ждать тебя в своей машине, выйдешь, увидишь. Чёрная «Ауди».

– Ладно.

Когда за Андреем закрылась дверь, Харлампиев повернулся ко мне и сказал:

– Ну что, Надежда, поздравляю тебя. Видимо Бог на самом деле есть на свете, коли не допускает, чтобы такие мерзости творились. Надежды было мало, но я тебе не зря говорил, что она умирает последней, – он погрозил мне пальцем, – смотри, больше сюда не попадай, а то такой шанс, как этот, один раз в жизни выпадает человеку. Надо же Москва твоим делом заинтересовалась… Хотя, почему бы и нет… Может они хотят наш город к рукам прибрать, вот и решили наказать твоих обидчиков, убрать их, а их бабки себе заграбастать… Всё может быть…

Он посмотрел на меня, на мой растерянный вид и засмеялся:

– Надежда не гляди на меня так! Я же просто болтаю всякую чепуху! А по поводу Андрея не сомневайся, я много людей на свете перевидал, он настоящий, он на самом деле хочет тебя отсюда вытащить. И не ради карьеры, а ради тебя самой. Поверь мне. Да, кстати, не упускай такой шанс, может замуж за него выйдешь, в Москву поедешь, родителей туда перетянешь…

Он опять засмеялся.

– Не обращай внимания, опять мелю всякую чушь. Ладно, счастливого тебе пути. Иди, собирай свои вещи, сейчас как раз все на работе, никто не помешает, и уматывай на все четыре стороны! Как говорится, скатертью тебе дорога!

– Гражданин начальник…, – начала было я, но Харлампиев меня перебил:

– Ну, Надежда! Какой я тебе гражданин начальник? Теперь я тебе уж кто угодно только не гражданин начальник! Ты ведь свободная теперь! Ты это понимаешь? Называй меня теперь хоть пнём неотёсанным, хоть дубиной стоеросовой, но никак не гражданином начальником!

– Можно я лучше по имени-отчеству? – улыбнулась я, – Степан Иванович, я бы хотела с Катей поговорить, прежде чем уйду отсюда, очень хочется ей рассказать.

– Эх, с Катей, – вздохнул подполковник, – ещё одна проблема, ещё одна головная боль. Этот гад упёк её за решётку, хотя не за что. Похищение собственного ребёнка, даже если тебя лишили родительских прав, по закону преступлением не считается. Но, – он развёл руками, – у нас не закон в стране правит, а деньги. Так мало того, что он её сюда запихал, он ведь и следит здесь за ней, чтобы не дай бог она раньше не вышла. Я ведь два раза ходатайствовал о её досрочном освобождении, но мне отказали, да ещё намекнули, что больше ходатайствовать не стоит, а то и место могу потерять. Но ничего, через месяц-другой опять напишу. Может, что изменится после твоего дела. Ладно, иди, не поминай лихом, прости ежели чего не так. Сама понимаешь, работа нервная.

– Спасибо вам, Степан Иванович!

– За что спасибо-то? – невесело усмехнулся Харлампиев, – за то, что в карцер сажал?

– За человеческое отношение, вообще за всё.

– Ладно иди, мне тоже делами заняться надо. А Катерину я к тебе пошлю.

Катя действительно пришла, когда я собирала вещи.

– Надька! Неужели?!

– Катюха, ты не поверишь!

Я вкратце рассказала ей обо всём, что творилось в суде, а потом добавила ещё то, что сказал Харлампиев.

– Надька, как я рада за тебя! Как тебе повезло! А насчёт моего бывшего, я и так всё знала. Паскуда и сволочь ещё та. Не переживай! Одна просьба к тебе у меня будет. Найди там на воле дочку мою, передай ей письмо от меня. Сейчас я его черкану. И на словах передай, что я её люблю, скоро приеду, и этот гад уже никогда нас не разлучит.

– Хорошо, Катенька, обязательно передам.

Я подождала, пока Катерина напишет коротенькое письмецо, а потом мы крепко обнялись, и я пошла навстречу свободе.

Андрей, как и обещал, ждал меня в своём «Ауди». Дорога пролетела быстро. За окном мелькали деревья, дома, люди. Машина легко глотала километры. Да, в такой крутой тачке я ещё не ездила, видно Андрей действительно был преуспевающим адвокатом, а может быть у них в Москве все на таких ездят…

– Не все, – улыбнулся Андрей, – некоторые ездят на машинах покруче этой.

Я открыла рот и посмотрела на него, он что мысли читает? Да нет, не может такого быть, видимо я задумалась и последнюю фразу произнесла вслух. Больше, чтобы вновь не попасть впросак, я о машине и об Андрее не думала. Думала о родителях. Вот они наверное обрадуются… Интересно папа уже вернулся из больницы, или всё ещё там?

– Вернулся, – опять неожиданно вмешался Андрей, – его ещё позавчера выписали.

Да что ты будешь делать! Что это со мной сегодня? Вслух думаю! Это же надо!

Вскоре «Ауди» затормозила у подъезда моего дома.

– Ну давай, Надя, всего доброго. Отдыхай, никуда не ходи, отлёживайся, общайся с родителями, смотри телевизор, читай книги, в общем ни о чём не думай. Через три дня я с тобой свяжусь, думаю к тому времени уже что-нибудь прояснится с судом.

– Андрей, – я посмотрела на него, – может быть зайдёшь к нам? Папа с мамой будут очень рады познакомиться с тобой, ты ведь меня оттуда вытянул.

Я была готова опять разреветься.

– Зайду, обязательно зайду, – улыбнулся Андрей, кончиком пальца стирая слезу, покатившуюся у меня по щеке, – но в другой раз. Сегодня я буду там неуместен. Твои родители должны пообщаться с тобой, а я буду отнимать у них радость встречи. При незнакомом человеке эмоции не будут выражаться так бурно и искренне. Иди, Надя, иди.

Я вышла из машины, выгрузила свои вещи и зашла в подъезд. По счастью, на улице стояла промозглая осенняя погода, моросил противный дождь, так что во дворе никого не было, даже бабулек, которые всегда сидели на скамеечке. Преодолев пешком три этажа, я встала перед дверью своей квартиры, отдышалась и решительно нажала на кнопку звонка. Сначала стояла тишина, потом донёсся звук маминых шагов, и она спросила:

– Кто там?

– Это я.

– Кто я? Боже мой!

Послышался скрежет торопливо открываемого замка, дверь распахнулась, и я попала в объятия мамы.

– Надька, Наденька! Боже ты мой! – она покрывала всё моё лицо поцелуями, – Наденька! – сквозь слёзы шептала она, – я уж думала никогда не увижу тебя на свободе, в этой квартире! Доченька!

– Мама, давай дверь закроем, а то неудобно как-то.

– Давай, давай, – закивала мама, а я, пока она закрывала дверь, успела поставить сумку на пол и