Мой ангел - Олег Валерьевич Голиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Здравствуй, доченька!
– Здравствуй, мамочка!
Мы обнялись.
– А где папа, почему он не приехал?
– Не смог, у него там какие-то срочные дела в поликлинике.
Мама как-то виновато потупила глаза, когда говорила это, и я сразу почуяла неладное.
– Мама, ты же не умеешь врать, зачем пытаешься?
– Я не вру, – попыталась убедить меня мама.
– Мама! Ещё раз спрашиваю, что с папой? Где он?
Мама тяжело вздохнула и сказала:
– Доченька, ты только не переживай, с папой всё будет в порядке. Врачи говорят, что его здоровью уже ничего не угрожает…
– Что с ним?!
– Он сильно переживал, когда тебя увели из зала суда. Сильнее чем я, наверное. Ночью у него случился приступ. Я вызвала скорую, его отвезли в больницу. В общем у него случился инфаркт.
– Господи! – выдохнула я.
– Не волнуйся, кризис миновал, он быстро поправляется, скоро его выпишут.
– Что же это такое? – едва смогла вымолвить я, – что это за напасти на нашу семью навалились? Одно горе за одним, может сглазил кто?
– Я уже думала об этом, – призналась мама, – ходила к бабке одной, но та говорит, что вроде бы никто. Сказала наоборот, нас охраняют могучие силы.
– Да уж, где же эти силы?
Мы поболтали ещё немного, а потом время свидания закончилось, и мама уехала. Я пошла к себе в комнату, где рассмотрела передачу, что она мне принесла. Шерстяные носки, свитер, а также продукты: печенье, яблоки, сгущёнка. Вещи я спрятала, а продукты честно, поровну разделила с соседками. Похоже этого никто не ожидал. Думаю, все считали меня каким-то зверем. А подруги Антона, которые не попали в лазарет, завидев меня старались побыстрее скрыться. Вот как работает на нас репутация. Скажи мне кто-нибудь полгода назад, что на зоне все будут бежать при моём появлении, я бы посмеялась над этой шуткой, а вот теперь…
Вечером меня опять вызвали к Харлампиеву.
– Ну что, Добролюбова, – начал он, едва я зашла к нему в кабинет, – нажаловалась мамочке?
– На кого? – не поняла я.
– На кого! – передразнил гражданин начальник, – на меня понятно! Начальник зоны такой зверь! В карцер меня посадил, Антона на меня натравливает! Нажаловалась?!
– Зачем? – удивилась я, – зачем мне на вас жаловаться?
– Ну как зачем? Мама пожалуется куда-нибудь, сюда нагрянет проверка, глядишь и меня выгонят. Только вот не факт, что другой начальник будет лучше. Подумай, Добролюбова.
– Да не жаловалась я никому! – я уже начала выходить из себя.
– Не жаловалась? – теперь уже удивился подполковник, – а почему?
– Во-первых, не привыкла, привыкла свои проблемы решать сама. Во-вторых, зачем мне лишний раз расстраивать маму? У неё итак проблем хватает. В-третьих, у меня и в мыслях ничего такого не было. Вы ведь мне ничего плохого не сделали. В карцер посадили за дело, маму на свидание пустили. Я тоже доброту помню.
Харлампиев внимательно посмотрел на меня.
– Интересный ты человек, Добролюбова. Есть в тебе что-то такое… Вот хочу наказать тебя, но не могу. Есть в тебе какой-то стержень… Только вот от Киселёвой не смогу тебя оградить. А вообще ты зря сюда попала, Добролюбова. Нечего здесь делать таким как ты. Тебе детей рожать надо и воспитывать их. У таких как ты дети получаются хорошими, благо есть в кого. А ты здесь сидишь.
Он встал из-за стола и подошёл к окну.
– Знаешь, Добролюбова, я несколько раз перечитал твоё дело. Пахнет от него очень сильно.
– Чем пахнет? – спросила я.
– Тухлятиной. Не виновата ты. Знаю я это. Но вот как тебе помочь, не знаю. Деньги нужны, а денег у тебя нет. А без денег ты хорошего адвоката даже не сможешь найти, только прощелыгу какого-нибудь. Может родители квартиру продадут? Есть же у них квартира?
– Есть, – кивнула я, – но я не позволю им этого сделать. Где они жить-то будут?
– Ну, думаю, ради единственной дочки они пошли бы на это. Вот только боюсь, что не хватит и этих денег. У тех, кто стоит против тебя, денег поболе будет. Ничего, Надежда, как говорится, надежда умирает последней. Не отчаивайся, веди, главное, себя хорошо, а там посмотрим.
Вот так, так! Вот это гражданин начальник! Не ожидала я от него ничего подобного услышать! Видимо многого в жизни я ещё не видела! Как я ошибалась в нём! Это было прекрасно услышать такие слова от человека, которого считала не то, чтобы врагом, но не другом уж точно.
Я в хорошем настроении вернулась обратно к себе в комнату. Мои соседки теперь вели себя по-другому, на меня никто уже не смотрел с опаской, но правда и разговаривать со мной не стремились. Однако улучшение отношений было налицо, и спать я легла в приподнятом настроении.
* * *
Потом потянулась череда серых однообразных дней. Работа, приём пищи, сон. Рассказывать в общем-то не о чем. Близко я ни с кем не сошлась, разве что с Катериной, да и она побаивалась разговаривать со мной на людях. Все ждали одного, что будет, когда из лазарета выпишется Антон. А мне, честно, было всё равно. Я ждала этого момента с каким-то потрясающим спокойствием, хотя была уверена, что теперь-то спасительного прута в нужный момент под рукой не окажется.
Как выяснилось позже, с Антоном мне встретиться было не суждено. Я обедала, напротив сидела Катя, мы о чём-то с ней болтали. По-моему о её дочке, она была готова говорить о ней часами, она её так любила, а этот зверь ни разу за эти долгие годы не привёл ребёнка на свидание к маме. А мне нравилось слушать её, у меня детей не было, но я всегда хотела, чтобы у меня было много маленьких ребятишек, они такие хорошенькие, забавные, с ними так легко общаться… Да, похоже мне надо было не на экономику поступать, а в пед. Но я отвлеклась.
В столовую вошла охранница, приблизилась ко мне и тихо сказала:
– Добролюбова, тебя срочно к начальнику.
Я с сожалением бросила взгляд на недоеденный обед, нельзя сказать, что он был такой уж вкусный, но растранжиривать и без того скудные калории совершенно не хотелось.
– Иди, иди, – поторопила охранница, – я скажу, чтобы на ужин тебе дали побольше.
Я пошла в кабинет подполковника.
– Привет, Добролюбова, – как-то чересчур весело произнёс он, – а у меня для тебя хорошие новости.
– Какие? – недоверчиво спросила я.
– Хорошие, – повторил гражданин начальник, – сейчас тебя отведут в комнату для свиданий, там тебя ждёт твой адвокат, вроде
