Право на жизнь. История смертной казни - Тамара Натановна Эйдельман

средневековым обществом, – евреев, бродяг, проституток, прокаженных. Франц Шмидт, немецкий палач XVI века, оставивший подробный дневник – уникальное свидетельство его жизни, стал палачом только потому, что его отец был вынужден под страхом смерти казнить по приказанию маркграфа Альберта II трех человек. Он не хотел этого делать, но был вынужден исполнить приказание жестокого маркграфа, иначе казнили бы его самого. Однако, совершив один раз казнь, почтенный лесоруб уже не мог вернуться к прежнему занятию и был вынужден не только сам до конца жизни быть палачом, но и передать ремесло сыну.

Палачу трудно было найти жену где-либо, кроме семьи другого палача, сын палача, пусть даже против своей воли, наследовал ремесло отца: другие занятия были ему недоступны. С палачами были связаны многочисленные мрачные суеверия: их часто считали целителями из-за хорошего знания анатомии, но одновременно могли считать колдунами, знатоками черной магии. Палачу в средневековом городе поручали многочисленные задачи, не связанные напрямую с его «работой», но зато ощущавшиеся как «оскверняющие» обычных людей. Палачи были живодерами и убивали бродячих животных, они обычно контролировали городских проституток, выгоняли из города бродяг – им как отверженным и место было рядом с другими отверженными. Их ритуальная нечистота принимала совершенно материальное, телесное воплощение – палачи в самых разных городах отвечали за чистку общественных уборных.

«Палачу предписывается вести себя скромно, на улице уступать дорогу честным людям, не прикасаться на рынке ни к каким продуктам, кроме тех, которые он собирается купить, в церкви стоять на специально отведенном месте, в тавернах не подходить к гражданам города и другим честным людям, не пить и не есть рядом с ними. В Бамберге по новому закону (начало XVI века) палач не должен был пить ни в каком доме, кроме своего обиталища, и не должен был нигде и ни с кем играть, не должен был держать никакой "бедной дочери" (то есть служанки, работающей за харчи), кроме своих, не должен был быть сварливым, но быть "с людьми и повсюду" мирным. В церкви палачу предписывалось стоять сзади у двери, при раздаче причастия он подходил к священнику последним. Отлучен он, как правило, не был (хотя в некоторых регионах практиковалось и такое), но помещался на самом краю общины – в прямом и переносном смысле»[35].

Разве не напоминает эта «оскверненность» палача обычай, заставлявший его просить прощения у преступника, пусть даже самого страшного, а его выдавливание на самый край «цивилизованного общества» – то же отношение к смертной казни, что было в первобытном мире, те же верования, благодаря которым Сократ получил лишний месяц жизни?

Глава 2

Зачем проливать кровь?

Берналь Диас дель Кастильо, как и многие испанцы в XVI веке, гордился знатным происхождением, а вот богатством похвастать не мог. Поэтому, когда молодому человеку исполнилось 22 года, он покинул родной город Медина-дель-Кампо и отправился за океан, чтобы завоевать славу и богатство в незадолго до этого открытом Новом Свете. Здесь он участвовал во многих экспедициях и в том числе отправился вместе с небольшим отрядом, который возглавлял Эрнан Кортес, завоевывать страну Мешико – теперь мы называем ее Мексикой. Конкистадоры, конечно, и представить себе не могли, что найдут огромную империю ацтеков, великий город Теночтитлан, расположенный посреди озера и соединенный с сушей прекрасными мостами, а еще горы золота и огромные пирамиды, на которых стояли изображения ацтекских богов – «идолов», как через много лет называл их Берналь Диас, работая над своей «Правдивой историей завоевания Новой Испании»[36]:

Мы нашли… святилище, где был очень большой и безобразный идол, которого называли Тескатлипока, там же были четыре индейца в черных, очень длинных накидках с капюшонами… Это были жрецы идола… И в этот день они принесли в жертву двух мальчиков, рассекли им груди и вырванные сердца и кровь преподнесли этому проклятому идолу. И эти жрецы подошли окурить нас тем, чем окуривали своего Тескатлипоку… мы же не позволили им окуривать нас; уж очень мы были потрясены, увидев этих двух мертвых мальчиков и видом столь величайшей жестокости.

Диего Дурана в Новый Свет привез отец, когда ему было всего пять лет. Диего вырос, стал монахом – и всю жизнь прожил в тех же местах, которые завоевывал Берналь Диас. Он видел то, что осталось от древних цивилизаций, рассказал о них в своих книгах и тоже описывал жертвоприношения:

На вершине пирамиды языческого храма в ожидании жертв стояли шесть жрецов в длинных накидках, их лица были вымазаны сажей, а волосы подвязаны кожаными лентами, один из них держал деревянное ярмо, вырезанное в виде змеи. Они по очереди хватали жертвы, один жрец за одну ногу, другой – за другую, еще двое за руки, потом жертву опрокидывали спиной на жертвенный камень, где на нее набрасывался пятый и закреплял ярмо на шее. Главный жрец разрезал грудь жертве и с поразительной проворностью вынимал сердце; теплое дымящееся сердце поднимали к солнцу, и этот пар предназначался ему в дар, затем жрец поворачивался к идолу и прикладывал сердце к его лицу. После того как сердце было вынуто, тело жертвы скидывали с пирамиды по ступеням[37].

Столкнувшись с кровавыми жертвоприношениями ацтеков и майя, испанцы рассказывали о них с ужасом и отвращением. Им и в голову не приходило сравнивать обряды жителей Америки с тем, что творилось в то время в самой Испании, где горели костры и торжественно совершались «аутодафе» – акты веры. Несчастных людей, осмелившихся верить не так, как повелевала католическая церковь, а также евреев и мусульман, обратившихся в христианство, но при этом тайно сохранивших верность прежней религии (либо просто заподозренных в этом), публично сжигали – после допросов в инквизиции, почти всегда сопровождавшихся пытками. Если человек отрекался от «еретических» взглядов, к нему проявляли милосердие – палач душил его прежде, чем разжечь костер.

Для испанцев, разрушавших древние американские цивилизации, обряды ацтеков и казни инквизиции находились в принципиально разных плоскостях. Но вообще-то, жертвоприношения и близкие к ним ритуальные убийства во многом напоминают казни – и дело не только в том, что во всех этих случаях людей убивают.

Боги