Душа снаружи (СИ) - "Nelli Hissant"

— Это со мной по жизни, − продолжил я. − Только дай сунуться туда, куда не нужно. А потом думаю, ну и на хрена ты, Эсси, туда полез, и как же вылезти? И ведь ничему меня жизнь-то не учит… Я − из этих, из лунатиков, понимаете?

Это, как мне показалось, вполне разумное объяснение происходящего наполнило меня совершенно нездоровой радостью. Вот же она, причина всех моих странностей. Я самый обычный лунатик. Мне стоит пить побольше чая с ромашкой, или что там надо пить для крепкого сна, и все будет хорошо! Никаких прогулок в странных местах, никаких безглазых солдат, никакой грозы, налетающей точно из ниоткуда, никаких путешествий в прошлое и никаких перевернутых грузовиков на пустынной трассе! То, что все вышеперечисленное не было типичными проявлениями лунатизма, мне и в голову не взбрело. Ромашковый чай спасет нас всех!

− То есть, − Улле аж поперхнулась от возмущения, − Ты с утра залез сюда, а потом закинул ключ хер знает куда? Ну, знаешь ли…

— Значит, мало тебе, что ты заехал по башке бутылкой тому чуваку, ты еще решил лечь под бульдозер? Правильно, вообще красава! Еще не вся полиция города о нас наслышана!

Так вот оно что. Вон, оказывается, в чем дело.

− Надо было сложить ручки и ждать пока они нас отмудохают, да? − Я начал закипать.

− Надо было пнуть его по яйцам! Надо было заорать «спасите», твою мать! Но какого ты сразу долбанул его бутылкой?!

− Я защищался! Иначе бы они… − Я понял, что близок к истерике и остановился, дабы перевести дыхание.

− Иначе что? Ты чего, ни разу не получал по морде? Одно дело − уличный махач, другое…

− Получал! Поверь мне, куда больше, чем ты, здоровенный облом!

− И поэтому надо сразу херачить бутылкой по башке! Ты откуда, блин, вылез такой?

Ну, надо же. Кто бы мог заподозрить такого пацифиста в этом огромном патлатом чуваке? Внезапно меня осенило. Он и правда не видел никакой страшной опасности в происходящем. Ну да, прицепились какие-то уроды, надавали по морде, подумаешь… Обычное дело. Вся эта шпана вечно цепляется к таким вот волосатым.

Только вот с Шу не пытались сделать ничего большего, чем обычный мордобой. Никто не выкручивал ему руки за спиной, не дышал тяжело в ухо, не рвал одежду, перед этим как следует избив «поганого извращенца», так, чтобы он особо не сопротивлялся.

Может быть, он был прав. Может быть, я неадекватно оценил ситуацию.

Но ему не понять, почему. И, наверное, хорошо, что не понять.

− То есть вы еще и какого-то гопника грохнули? Молодцы-ы… − Протянула Улле, которая во время нашей перепалки поворачивала голову то в одну, то в другую сторону, будто наблюдая за игрой в мяч.

− Да не, живой, гад… − Ответил Шу, уже чуть поутихнув. − Так подумать, что ему сделается, башка − одна сплошная кость. Но все равно, блин, откуда ты вылез такой бешеный?

− Из Вирров, ну же. Опасные там царят нравы…

Ржем. Только мы с Шу. Улле, хмыкнув, мол, два дебила − это сила, отошла в сторону, скрестив руки на груди, и оттуда долго наблюдала за нами. А мы все угорали. Не то, чтобы я сразу легко простил его. Я не больно-то отходчивый. Но он был моим первым другом за столь долгое время. Который просто смотрел на жизнь не столь болезненно и свихнуто, как я. Это нормально. Это даже, если подумать, здорово. И хорошо было ржать, выплеснув, наконец, напряжение.

− Ну хватит, ладно. Валим отсюда. Вон уже вроде работяги подтягиваются. Да и… воняет здесь. На хрена ты вообще сюда залез?

Ну вот. Снова-здорово. Вот теперь попробуй, блин, объясни, что ты и впрямь попал сюда не по свой воле, и выйти никак не можешь.

− Я… У меня правда нет ключа.

— Это ты им сейчас объяснять будешь!

Я умоляюще посмотрел на нее. Она помотала головой.

− У меня тоже нет ключа. Да и не было никогда, с тех пор, как клуб прикрыли… Вот как хочешь, так и вылезай оттуда.

− Да я правда не могу! Я не знаю, как попал сюда!

− Клуб? − переспросил Шу. − Какой еще клуб?

− Ну «Заводь». Был здесь раньше! Неважно!

Кажется, они мне так и не поверили. Тем не менее, притащили носки и кеды и просунули их сквозь решетку, так что я смог обуть мои окоченевшие и покоцанные ноги. Еще сильнее мне не поверили демонтажники, что прибыли спустя некоторое время. После долгих споров, криков и угроз снести здание вместе с нами тремя в нем мужики вызвали полицию.

− Если это такой прикол, то давно уже пора завязывать с ним, − cказала Улле, напряженно наблюдая за рабочими. Их бригадир по большей части нецензурно описывал по телефону ситуацию.

А я было хотел еще раз заверить, что торчу в этом подвале вовсе не по своей воле, как с губ слетело абсолютно противоположное:

− Мы встанем к стенке с песней на устах, все равно вы видеть нас хотели у этой стенки, так встанем же туда…

А Улле, нахмурившись сначала, вдруг отскочила на шаг и прижала руку ко рту. И стояла так с минуту, глядя на меня расширившимися глазами.

− Ржавый, ты? − потрясенно прошептала она наконец.

И, к моему ужасу, она отшатнулась и тихо съехала вниз, на пол. Когда такое происходит с дамами, подобными Улле, столь далекими от кисейных барышень, то понимаешь, что дела на самом деле плохи. А я вновь был вовсе не я. Он снова вернулся. Это был тот самый лысый певец, теперь я узнал этот голос. И, судя по реакции моей приятельницы, он был…

− Мертв, уже лет семь как… − Голос в голове невесело усмехнулся.

Я вцепился в волосы и силой потянул, будто так можно было изгнать Ржавого из меня. Прекрасно, просто превосходно. Теперь, в копилочку к остальным проблемам, в меня еще будут вселяться всякие дохлые рок-звезды. Красота!

Через несколько минут прибыла полиция. Моих приятелей они живо скрутили и выдворили из здания, меня попытались вновь призвать к благоразумию и добровольному отправлению на выход.

Лысый предводитель людей с душами снаружи вновь затаился. Я повторил, что застрял в подвале случайно и выйти никак не могу. Бригада направилась за автогеном для моего выпиливания. Настроение как рабочих, так и полицейских не обещало ничего хорошего «гребанному наркоману», то есть мне.

Значит, опять меня посадят в камеру… Это паршиво, в столице у меня уже было несколько инцидентов. Да и тот случай с грузовиком. Вряд ли кто сопоставит ДТП с каким-то идиотом, что закрылся в подвале здания под снос, но тем не менее.

— Вот спасибо тебе, лысый! − мысленно обратился я к своему «гостю».

− Я Ржавый, − печально отозвался голос в голове.

− Не менее прекрасное, возвышенное имя…

− Все равно нас считали отребьем, мусором. Мы предпочли нести наши помоечные имена точно знамя…

Мне очень хотелось послать этого философствующего панка куда подальше, но я просто не смог. Как-то отзывались во мне его слова. Я помню, с каким наслаждением бросил «плебей уезжает к плебеям!», сваливая из Вирров. С каким удовлетворением самостоятельно надел ярлык, который на меня все время пыталась нацепить семья.

Так прошло несколько часов. Я уже хотел поинтересоваться, зачем он втянул меня в эту историю, как вдруг я услышал нарастающий шум. Гул, будто поезд шел по тоннелю.

Через некоторое время гул рассыпался на отдельные выкрики, хлопки, топот многочисленных ног. Я услышал, как полицейские, что дежурили на входе, засуетились.

А чуть позже − крики о последнем предупреждении. Раздались удары, кто-то вопил «ура», кто-то скандировал речевки.

А через секунду весь этаж наполнился людьми. Молодыми и взрослыми. Крайне разношерстными. И никто из них явно не относился к полиции или демонтажникам. Мелькали длинные волосы, яркие разноцветные косы, скалились зубастыми принтами майки с логотипами рок-групп. Среди всего этого буйства красок порой мелькали и вполне цивильные пиджаки с рубашками. И только я озадачился, чего это они все понабежали, как размашистая надпись «вернем Заводь народу», намалеванная на одном из шарфов, коим размахивали, как знаменем, прояснила ситуацию.

Ржавый вцепился в решетку подвала моими руками.