«Вместо чудес или дара пророчества»: миссионерская стратегия иезуитов в Азии в XVI веке - Любовь Андреевна Диханова-Внуковская

проповедью, либо ответами на многочисленные вопросы. Помимо людей разных сословий: дворян и простолюдинов, на наших проповедях часто присутствовали бонзы. Дом всегда был полон людьми – иногда их собиралось так много, что всем не хватало места.… После многодневных диспутов и наших ответов на вопросы, они, в конце концов, начали примыкать к нашей вере…»[210].

Диспут, как метод иезуитской доктринации, доминировал в течение 50–60-х гг. XVI в. Однако, вскоре европейцы оказались заложниками собственной тактики. Как писал К. ди Торрес буддистские монахи «задают такие вопросы, на которые любой самый образованный человек, говоря с неверующими, не смог бы ответить так, чтобы они остались довольны»[211].

Иезуиты, таким образом, были обязаны вести дискуссию на крайне высоком уровне, что, в свою очередь, привело к изменениям в критериях отбора миссионеров и предъявляемым им требованиям. «Священники, приезжающие в эти земли [Японию. – Д.-В.], – писал Ксавье, – должны отвечать двум требованиям: первое – большой опыт работы, в которой они показали себя с лучшей стороны; второе – образованность. Они должны быть способны не только проповедовать и исповедовать, но и отвечать на те многие вопросы, которые будут им задавать языческие священники в Японии и Китае и конца, которым не будет… Прошу Вас, дражайший Брат мой, отправьте людей, повидавших мир, переживших гонения и вышедших, благодаря милости Господа, победителями»[212]. В письме от 1552 г. адресованного Лойоле Ксавье уточнил: «Было бы очень хорошо, если они [миссионеры. – Д.-В.] будут способными магистрами, и уж точно не помешает, если они будут диалектиками, в таком случае они будут способны подловить японцев на противоречиях во время диспутов с ними»[213]. Провинциал Индии планировал отправить их в известный японский университет XVI в. Ашикага-гакко в провинции Симоцуке (совр. префектура Тотиги), являвшийся основным местом обучения буддистского духовенства и пользовавшийся огромным престижем среди японцев. Как рассчитывал Ксавье, иезуиты-диалектики должны были победить в диспутах бонз-преподавателей университета и тем самым привлечь к новой религии внимание всей страны[214].

Ксавье также настаивал на проведение Лойолой специального отбора кандидатов для Японии, предваряя его паломничеством в Рим, дабы проверить выносливость и стойкость духа будущих миссионеров[215]. Франциск также указывал на целесообразность проведения набора среди немецких и фламандских иезуитов, поскольку «они способны выдержать великие труды и справиться с холодом»[216].

Во время своего пребывания в Японии, Ф. Ксавье объехал большую часть о. Кюсю и западную часть о. Хонсю. Желая заручиться поддержкой верховного правительства страны, дабы развернуть миссионерскую деятельность по всей Японии, он в феврале 1551 г. посетил столицу страны – Мияко (современный Киото)[217]. Однако, осознав, что центральная власть Японии была сильно ослаблена[218], Ксавье и его помощники сконцентрировались на задаче закрепиться в южной части Японии, даймё которых обладали всей полнотой власти на своих землях.

Юго-западная часть страны в то время была вотчиной одного из богатейших и влиятельнейших даймё Японии – Оути Ёситака (1507–1551). Центр его владений – г. Ямагути, не являлся приморским городом (карта 4 на стр. 90), поэтому даймё не был знаком с теми выгодами, которые приносила морская торговля с португальцами, осуществляемая при посредстве миссионеров Общества Иисуса[219]. В апреле 1551 г., Ксавье получил личную аудиенцию у данного правителя, выступив в роли официального посла вице-короля Индии и епископа Гоа, и преподнес ему богатые дары[220]. Ксавье заручился расположением князя Оути и получил разрешение на проповедование новой религии.

В г. Ямагути Франциску удалось обратить 500 человек[221]. Это был самый значительный успех иезуитов за первые два года пребывания в Японии. К концу 1551 г., перед отъездом Ксавье в Индию, общее число новообращенных, по данным сообщенным в письмах миссионеров, превысило 700 человек: в Кагосима – более 100 человек, в Хирадо – около 100[222], в Бунго – более 50[223]. По сравнению со статистикой обращений в Индии, данные цифры выглядят скромно. Однако, сам Ксавье оценивал свои достижения как успех, поскольку, по его мнению, новообращенные японцы были «самыми настоящими христианами»[224]. Тем самым, иезуит проводил разделение между христианами-индусами и христианами-японцами, указывая что последние были не номинальными новообращенными, а осознанно приняли новую религию. В пользу данного утверждения говорит тот факт, что в Японии иезуиты были лишены прямой военной поддержки со стороны португальской колониальной системы, а политико-экономические стимулы не имели такого большого значения в 40-х – начале 50-х гг. XVI в., как в более поздний период (70-е гг. XVI в.), который будет рассматриваться в следующих частях книги.

Важно также учитывать, что на данном этапе большинство японцев считало иезуитов, последователями буддизма[225], поэтому нельзя однозначно утверждать, что неофиты отождествляли себя с христианами, в европейском понимании данного слова. Однако, явственно видно, что в течение первых лет существования иезуитской миссии большинство новообращенных привлекало именно новое учение и личности европейских миссионеров, а не экономические выгоды или политическое давление, как в последующие десятилетия после отъезда Ксавье. Устойчивость новых обращенных в вере, проявившаяся вовремя междоусобных столкновений в провинции Бунго в 1551 г., позволяет говорить о качественном изменении результатов миссионерской деятельности иезуитов. Тем самым, именно Ксавье первым из иезуитов-миссионеров сделал ставку на тщательное разъяснение религиозных догматов христианства, дабы, качественно подняв уровень верующих, обеспечить их стабильную приверженность католической церкви.

Методы доктринации, используемые Ксавье в Японии, также качественно эволюционировали под влиянием новых условий (наличие в стране развитого государственного устройства, высокой национальной самоидентификации, отсутствие военно-политической поддержки Португалии и т. д.), начав существенно отличаться от применявшихся им в Индии. Например, в процессе евангелизации среди индусов миссионер опирался исключительно на заученные наизусть переведенные тексты и переводчиков. В Японии же, он выводит прямую зависимость между знанием языка и успехом евангелизации среди японцев[226]. Ксавье в письмах неоднократно повторял свои мольбы к Богу, дабы «Он даровал нам [миссионерам. – Д.-В.] язык, чтобы иметь возможность говорить с ними…, так как если мы выучим язык, то я нисколько не сомневаюсь, что мы сможем многих обратить в христианство»[227]. Хотя Франциск и не настаивал на изучении японского языка всеми иезуитами, направляющимися в регион[228], он заложил фундамент будущей практики систематической языковой подготовки миссионерского контингента – краеугольного камня аккомодационной политики иезуитов.

Дальнейшее развитие в Японии получает и такой метод как диспут. Считая, что «склонить японцев к чему-либо возможно лишь разумными доводами и аргументацией»[229], Ксавье не избегает дискуссий с местными священнослужителями, как он поступал в Индии. Он собирал и изучал всю возможную информацию