Рубцов возвращается - Гавриил Александрович Хрущов-Сокольников

– Да, конечно… Зачем же вы его выгнали из Парижа?.. Мы здесь так хорошо следили за ним. Зачем же?

– Это уже моя тайна! – Рубцов засмеялся.

– Но мне, как другу, вы скажете?

– Пожалуй… вот видите, личность даже преступника у вас так строго охраняется, что это мне не на руку.

– Я вас не понимаю?

– Когда-нибудь поймете.

– Вы говорите загадками?

– Вся жизнь загадка!

– Но вы даже не знаете, куда он направился.

– О, в этом случае я вполне спокоен; если господин Клюверс спрячется на десять метров под землей, я и там найду его.

– Но каким же путем?

– Тем самым, каким индеец наших прерий находит свою добычу!..

Глава IX

В пути

Ольга Дмитриевна была очень удивлена, услыхав от тетки, что она решилась по каким-то финансовым соображениям, которых она не поняла, провести остаток зимы в Италии, но была очень довольна, что ей удастся оставить хотя на несколько месяцев Париж, который, как это ни странно было предполагать, очень надоел ей.

У Ольги Дмитриевны очень развиты были художественные наклонности: она готова была целые дни проводить в музеях картин, или в мастерских художников. Она очень обрадовалась предстоящей поездке, так как до этих пор Италия, с её неоценимыми собраниями художественных сокровищ, была для неё terra incognina. Видеть в оригиналах Микеланджело, Рафаэля, Тициана и других гигантов искусства было вечной мечтой молодой девушки.

Она не стала допытываться у тетки истинных мотивов внезапного переселения, но тотчас же начала укладываться и готовить альбомы и принадлежности рисования.

Екатерина Михайловна ехала, очевидно, скрепя сердце, и хотя старалась перед знакомыми казаться очень веселой и довольной, но наедине частенько всхлипывала и усиленно повторяла:

– O, Paris, Paris!.. Mon paradis terreste [О, Париж, земной рай! – Прим. автора]!.. Когда-то я тебя увижу?..

Достойная дама понимала, что только слепым исполнением воли Казимира Яковлевича, она достигнет цели всех своих желаний и хотя остаток дней проживет в обожаемом Париже, в своем отеле, обеспеченная и уважаемая.

Дней через пять после отъезда Клюверса, от него была получена телеграмма следующего содержания:

«Все устроил. Вас ждет ваша собственная вилла «Della Сгосе». Около Флоренции. Телеграфируйте о времени прибытия, управляющий встретит вас на дебаркадере». Вместо подписи, стояла только одна буква К.

– Ах, какой милый и предупредительный человек этот Казимир Яковлевич! – чуть не воскликнула мадемуазель Крапивенцева, – но мой Париж! Боже, мой Париж!.. Мне кажется, я умру, покидая его!

Но, разумеется, ничего серьезного при прощании с Парижем не последовало – достойная дама только всплакнула немножко и, с чувством целуя одну из своих знакомых, такую же, как и сама, поклонницу «нового Вавилона», прошептала:

– О, пишите, пишите мне все, что только узнаете о парижской жизни… Мне кажется, вдали от Парижа, я просто с ума сойду!

Поезд тронулся.

Хотя денег на проезд было оставлено Клюверсом столько, что их хватило бы с избытком на наем экстренного поезда, но Екатерина Михайловна, зря прожигавшая целые состояния, порой скупилась на гроши, и потому она с племянницей, не только не заказала отделения, но просто взяла в курьерском поезде два билета первого класса до Вентимильи [Вентимилья – граница Франции и Италии. – Прим. автора. Этот городок до сих пор является основным пересадочным узлом между железными дорогами обеих стран], отправив прислугу и багаж накануне, с пассажирским поездом. Она этим выгадывала несколько сот франков, так как в курьерском поезде нет вагонов ни второго, ни третьего классов. Выезжая из Парижа, они сидели во всем купе только вдвоем, но на первой же станции к ним в купе поместилось двое мужчин. Один был тщательно выбрит, в безукоризненно сшитом щегольском костюме, и имел вид актера или художника. Другой же был очень высок ростом и дороден, по лицу, и по манерам держать себя, его нетрудно было счесть за американца, или за богатого колониста дальнего Запада.

Читатели, конечно, догадались, что это были Рубцов и его верный помощник Капустняк.

Разместившись напротив дам, новые пассажиры, казалось, не обратили на них никакого внимания и тотчас же задремали, укрывшись пледами.

Была глухая ночь. Известно, что курьерский поезд отходит из Парижа в Лион в десять часов вечера.

Екатерина Михайловна, сначала очень возмущенная этим неожиданным вторжением, скоро несколько успокоилась. Ей даже стало казаться гораздо безопаснее ехать в обществе мужчин, так как ходили слухи, что на ночных поездах лионской дороги ограбления не редки.

Ночь прошла довольно спокойно. Светало поздно, и только не доезжая нескольких станции до Лиона, солнце настолько поднялось, что можно было рассмотреть окружающие предметы.

Прежде всех проснулась молодая девушка и с изумлением всматривалась в красивое и энергичное лицо Рубцова, разместившегося против неё. Он еще спал, но его товарищ уже проснулся, и не сводил своих глаз с молоденькой спутницы. Ольга Дмитриевна, случайно взглянувшая в другую сторону вагона, заметила этот устремленный на нее проницательный взгляд, сконфузилась, покраснела и, с торопливостью достав из дорожного мешка книгу, занялась чтением.

В эту минуту и Рубцов очнулся от забытья.

До этого времени ему еще не удавалось видеть вблизи Ольги Дмитриевны и он, казалось, тоже был поражен её красотой

Екатерина Михайловна, уставшая от сборов, укладки и прощальных визитов, спала крепким сном. Ей снился радостный и веселый сон: она снова в Париже, в своем салоне, перед ней дефилируют сотни разряженных дам и украшенных регалиями кавалеров и, она, с гордым достоинством исполняет роль хозяйки дома. Вдруг среди этой пестрой толпы кавалеров и дам появляется мрачная фигура Клюверса. Он подходит к ней и дерзко срывает с её головы бриллиантовую диадему… Раздается общий крик негодования, она дает обидчику пощечину и… просыпается!

– Воды! Боже мой, воды… – залепетала она по-французски, но воды не оказалось в дорожном мешке. По счастью, почти в ту же минуту поезд подкатил к станции и Рубцов, быстро выскочив на платформу, через минуту вернулся, подавая Екатерине Михайловне стакан сельтерской воды.

Отказаться было неловко, принять тоже. Но Екатерина Михайловна, окинув взглядом изысканный костюм своего спутника и его выразительное, красивое лицо, сообразила, что отказаться глупо, и… с этого момента дорожное знакомство завязалось.

Не доезжая до Марсели, то есть через десять часов, обе дамы и Рубцов болтали по-русски, как старые знакомые. Капустняк, продолжая играть свою роль американского плантатора, не промолвил ни слова, а только изредка бросал пламенный взгляд на Ольгу Дмитриевну.

Рубцов успел отрекомендоваться дамам, как оперный певец Иволшин, певший долго в Америке, но теперь почти потерявший голос и едущий в Италию лечиться. Целью его