Рубцов возвращается - Гавриил Александрович Хрущов-Сокольников

– Пожалуйте, весь вагон пустой! – с предупредительной улыбкой отвечал кондуктор, и, введя путников в коридор, отворил одну из дверей: – пожалуйте! Вам здесь будет спокойно.

Ольга вошла первая. Рубцов сказал что-то тихо сопровождавшим его молодым людям, и они тотчас же удалились из вагона.

– Помни, чуть что – телеграмму в Вильну, – шепнул вслед «французу» атаман.

Оба молодых человека соскочили на платформу и поезд тихо тронулся вперед.

Рубцов махнул им рукой в знак прощания и пошел к заветной двери купе, за которой была его дорогая Ольга, из-за обладания которой он вызвал на бой весь свет и, только несколько часов тому назад, обагрил свои руки кровью лучшего и вернейшего друга. Теперь она была его! Не дальше, как два часа тому назад, сельский священник повенчал их, самым законнейшим образом, конечно, за крупный куш. Бумаги их были в порядке, свидетели с ними; следовательно, в ответе быть не приходилось. По книгам теперь было отмечено, что повенчан дворянин Василий Голубцов на дворянке девице Ольге Дмитриевне Крапивенцевой, но что венчание было совершено не в урочное время, то есть после полуночи, то кто же бы это мог доказать? Диакон, дьячок и даже церковный сторож получили такие куши, что им доносить в консисторию было бы глупо, а других свидетелей не было.

Рубцов смелой рукой взялся за ручку дверцы, но она была закрыта изнутри. Он постучался, несколько секунд никто не отзывался, наконец, задвижка щелкнула, и Ольга отворила дверь.

Лицо молодой девушки было хотя весело, но все в слезах. В уголке, пришпиленный к высокой, бархатной спинке вагонного дивана, висел небольшой образок на золотой цепочке и маленький крестик.

– Ты плакала Оля, дорогая Оля? – с испугом спросил молодой, замечая слезы на чудных глазах жены.

– Я молилась, Вася, я молилась, чтобы Бог послал нам счастья, долгого, мирного, спокойного счастья! Вася, дорогой, мой, родной мой, встань здесь, рядом со мной, помолись! Это образок моей матери, я никогда не снимала его, он сохранит и защитит нас, Вася, милый, дорогой мой!..

– Я не умею молиться, Ольга, я не умею! – чуть проговорил Рубцов, чувствуя, что его душит и давит какое-то неизъяснимое волнение. Он чувствовал, что руки и ноги его отказываются служить, ему чудилось, что рядом с ним не она, его жена, его Ольга, но какая-то другая, неземная женщина, что она стоит вся в слезах, в каком-то сиянии. Он с ужасом взглянул на свои руки, и ему, при бледном свете вагонного фонаря, показалось, что они замараны в крови, в крови только что убитого друга! Он вздрогнул всем телом и, шатаясь, вышел в коридор.

– Вася, куда же ты? Умоляю тебя, заклинаю тебя, если ты, хоть сколько-нибудь меня любишь, если я хоть немного тебе дорога, иди сюда!.. Иди, дай я перекрещу тебя, как бывало меня крестила на ночь мать. Иди же сюда! – но он уже не слыхал её отчаянного призыва, он, как дикий зверь в клетке, быстро шагал вдоль коридора вагона. В голове у него пылало. Глаза налились кровью, а между тем, он чувствовал, что руки и ноги его коченеют!

Несколько раз он пытался остановиться и, бросившись в купе своей жены, стиснуть, смять ее в своих диких, безумных объятиях, но всякий раз какая-то невидимая, непреодолимая сила отбрасывала его от двери.

– Убийца-разбойник, и ангел! Ангел! – шептал он мысленно, и эта мысль заглушала все другие, как заглушает удар грома и вой ветра, и шум дождя.

– Разбойник и ангел! Разбойник и ангел! – гремело в его ушах на все лады, доводило его до исступления. Он сделал последнюю попытку ворваться в двери купе и уже отворил дверь, но, при виде Ольги Дмитриевны, жарко, на коленях молящейся и за себя, и за него, у него не хватило решимости идти далее… Одним движением сорвал он с себя дорожную сумку и бросил ее на один из диванов.

– Ольга! Дорогая, святая Ольга! – чуть прохрипел он в страшном нервном волнении. – Да, ты права, я страшный, нераскаянный грешник, молись, молись за меня! – и прежде чем могла молодая женщина подняться с колен, он захлопнул дверь и быстро побежал по коридору.

Он уже не останавливался больше и, дойдя до наружных дверей вагона, машинально распахнул их, выбежал на платформу, и, ни секунды не останавливаясь, бросился между буферами, прямо под колеса набегавшего вагона!!!

Томимая страшным предчувствием, Ольга бросилась в коридор вслед за мужем. Но было уже поздно. Она в ужасе видела, как он кинулся под поезд. Как громом пораженная, упала она без чувств и без движения почти в дверях вагона.

На нее наткнулся контролирующий билеты кондуктор и поднял тревогу. Случайно бывший в поезде доктор подал ей первую помощь и констатировал, что у неё нервная горячка.

Почти месяц несчастная молодая женщина была между жизнью и смертью, и почти без сознания… Не радостно было её возвращение к жизни…

Весь капитал, оставленный ей перед смертью мужем, она использовала на дела благотворения и сама, поступив сестры «Красного Креста», является ангелом-утешителем всех страждущих и увечных.

Долго, долго делала она попытки отыскать тело мужа, чтобы поставить часовню на месте его гибели, но все поиски были тщетны…

Тело Рубцова найдено не было! Никто, даже кондукторы и те не знали о страшной драме, разыгравшейся в вагоне первого класса

Клюверс, вернувшись в Петербург, попал из огня да в полымя: много старых его дел всплыло наружу, и он, в один прекрасный день, был арестован судебной властью, и только внеся пятьсот тысяч залога, оставлен на свободе… Голубцов не унывает и смело ведет дело о наследстве. В двух инстанциях он уже выиграл… и не боится кассации… Сестры Эдвардс так акклиматизировались в Петербурге, что, по окончании сезона у Чинизелли, поселились в Северной Пальмире.

Достойная дама, Екатерина Михайловна, достигла, наконец, цели своих желаний: у неё в Париже шикарный салон. Порядочного общества у неё не бывает. Да она за ним и не гонится.