Рубцов возвращается - Гавриил Александрович Хрущов-Сокольников

– За мной! – шепнул он «французу» – и они оба исчезли за дверью, ведущей в актерский подъезд цирка.

Номер молодых мисс Эдвардс уже кончился, и они переодевались, чтобы возвращаться домой. У самой двери их уборной теснилось несколько человек, при виде которых Рубцов быстро сделал движение в сторону, и они его не заметили. Кроме двух из шайки, загримированных для феерии, тут были еще трое, одетые в хорошие пальто, в барашковых модных шапках, имевшие вид людей из общества, ожидающих свой «предмет».

Дверь из ложи отворилась и на пороге показалась нянька маленького Карзанова. Она несла на руках малютку, который, вероятно, соскучившись ждать в уборной возвращения сестер, заснул. Вслед за нянькой вышла Хена Эдвардс. Она была еще в костюме и только сверху накинула ротонду, чтобы не простудиться.

– Поезжайте домой в нашей карете, – сказала она няньке по-немецки, мешая русские слова: – и пришлите за нами карету. Если заедет господин адвокат, скажите, чтобы он подождал. – Проговорив с трудом пополам это распоряжение, мисс Хена проводила няньку с ребенком почти до дверей и вернулась в уборную.

В ту же секунду произошло нечто непонятное. Наемная карета Эдвардс была уже у подъезда, ее вызвал цирковой артельщик, но в ту минуту, когда нянька с ребенком села в карету и она отъехала не больше, пятидесяти шагов от цирка, с противоположной стороны, в карету, отворил дверцу и вскочил какой-то человек, и старуха-нянька, хотевшая закричать, увидела при свете фонарей лезвие ножа, блеснувшее около её горла. Ужас сковал ей язык, а карета катилась с большой быстротой в сторону, совершенно противоположную той, где была квартира артисток. На козлах её сидела, кроме кучера, еще какая-то личность.

Дело объяснилось очень просто. Наемный кучер был напоен до «положения риз» приятелями и один из них предложил ему, чтобы не подвергнуться взысканию, съездить с барынями в цирк и обратно. В темноте, мол, не заметят и не увидят… Конечно, этот последний был из числа шайки и теперь вез несчастную с ребенком, куда было приказано Васькой-Волком.

Злодей, запертый в карете вместе с нянькой, не терял между тем времени. Очевидно, он раньше готовился к нападению и принял свои меры. Не успела карета выехать на Царицын Луг, мимо летнего сада, как старая нянька лежала в углу кареты без голоса и без движения. На рту у неё была повязка и руки связаны.

Ребенок, проснувшийся и начавший плакать, был завернут с головой в толстый плед. Разбойник крикнул что-то кучеру. Карета, остановилась. Сидевший внутри быстро отпер дверцу и выскочил из кареты с ребенком.

Тот, который сидел на козлах, последовал его примеру и подбежал к первому.

– Готово? – спросил он быстро…

– Не извольте сомневаться, «Горемыка» свое дело знает!..

– Давай сюда ребенка!.. – повелительно крикнул раньше сидевший на козлах. Это был сам Васька-Волк.

– Рассчетец бы!.. – осмелился заявить «Горемыка»…

– Приходи утром, четвертную накину!.. – отвечал Волк и, почти силой вырвав ребенка из рук «Горемыки», быстро пошел с ним обратно.

– Аспид! – проворчал себе под нос товарищ нового атамана и сплюнул. – Не чета Василию Васильевичу, у того, что дело, то расчет!

Не успел он проговорить этих слов, как перед обоими злодеями, во мраке ночи, вырезалась фигура сразу осаженной лошади и огромная фигура человека, в длинной шинели, словно из земли выросла перед испуганным Васькой-Волком?

– Как, меня не спросят, детей воровать?! – послышался резкий, всем знакомый голос Рубцова… И звонкая пощечина огласила пустынную улицу. Васька, пораженный неожиданным появлением атамана, который внушал всем своим подчиненным панический страх, так растерялся, что чуть не выронил ребенка. Семен Горемыка, едва услыхав первые слова Рубцова, кинулся бежать со всех ног, оставляя своего нового атамана на произвол судьбы.

Пользуясь замешательством перетрусившего Васьки-Волка, Рубцов вырвал у него из рук ребенка и бросился к своему лихачу, стоявшему в нескольких шагах.

– Домой! – крикнул он, вскакивая в сани, – а ты, «француз», присмотри за Васькой, чуть что – прикончи! – шепнул он на прощание «французу», приехавшему с ним вместе.

Рысак умчался. Подставной кучер кареты, видя, что похищение принимает дурной оборот, и сам боясь попасть в ответ, в свою очередь, соскочил с козел, наскоро сбросил с себя армяк и мигом шмыгнул в сторону, оставив и лошадей, и экипаж на произвол судьбы. «Француз» подошел к совершенно оторопевшему Ваське-Волку и, как будто бы ничего не произошло, подхватил его под руку и повел в трактир. Тот шел совсем машинально, он был совершенно убит и морально, и физически. Рубцов мог, как уверяли, убить человека одним ударом и, только благодаря крепкой натуре. Васька выдержал его пощечину и удержался на ногах.

– Не плачь, не горюй, Васенька! – успокаивал его, между тем, «француз»: – дельце твое не совсем пропало!..

– Что ты говоришь?! Пропали мои денежки, пропали! – чуть не ревел разбойник. – С чем я покажусь к адвокату!..

– Ах, ты, дурья голова, – со смехом отвечал «француз»: – да ты пойми, ребенка украли, завтра небось об этом весь Питер заговорит… Василий Васильевич не так глуп, чтобы даром отдать его Голубцову, говори своему аблакату, что он у тебя, и дери с него хотя три шкуры!.. Понял?! Ах, ты, дурья голова, а еще атаман!

– Отец-благодетель! Вот надоумил, спасибо, да я теперь с этой жидовской рожи пять шкур сдеру! – воскликнул утешенный Васька, и долго еще приятели прображничали в трактире. На этот раз платил «француз». Из заграничной поездки он вернулся богатым человеком.

В тот же вечер, около одиннадцати часов, Голубцов заехал, по обыкновению, к сестрам Эдвардс, чтобы поужинать с ними и проведать своего пасынка, который был теперь для него залогом громадного богатства.

Как, и всегда ему сказала прислуга, что барышни в цирке с братцем, и что они просили его подождать.

Голубцов ждал до половины двенадцатого. Так поздно сестры никогда еще не возвращались. Страшное предчувствие стало закрадываться ему в душу. Около двенадцати часов у входных дверей послышался тревожный звонок, и тотчас же раздался капризный и недовольный голос мисс Хены, бранившей прислугу, что за ними не была послана карета.

– Да карета с вами уехала, сударыня, – отвечала кухарка.

– Но мы приказали с нянькой прислать ее за нами.

– Да няньки еще не было!..

– Как не было?.. Она больше часу как уехала!.. – раздались испуганные голоса сестер… У Голубцова сердце замерло при этой вести. Он, не прощаясь, бросился на поиски, но все его усилия остались тщетными. Только к утру на Царицыном лугу была найдена запряженная карета без кучера, а в ней полузамерзшая женщина-нянька маленького Карзанова. Ребенка при ней не было – он пропал бесследно.