Рубцов возвращается - Гавриил Александрович Хрущов-Сокольников

Только здесь, вместо фитиля, четырёхугольное отверстие… сквозь… Странное что-то? Никогда, ничего подобного не видал!..

Видя безопасность и безвредность присланного предмета. Клюверс подошел к ящичку и долго с интересом рассматривал любопытный предмет. Цилиндр был из полированного, белого воска и обведен, в виде мельчайшей и тесной спирали, целым рядом микроскопических черточек и точек.

– Чёрт знает, что такое, хоть убей, не пойму! – воскликнул он, кладя бережно цилиндр на бумагу.

– А вот, кажется, и разгадка, – ответил дворецкий и вынув билетик, лежавший на дне ящика, подал Клюверсу.

«Присланное называется фонограмма.

За объяснением обратитесь к первому хорошему оптику.

Советую поспешить».

Это были слова, начертанные по-русски на карточке и приведшие миллионера в крайнее изумление.

– Хорошо, ступай, ты больше мне не нужен! – проговорил он, обращаясь к камердинеру: – ты можешь оставить это здесь, я знаю, что это такое… Ступай и прикажи запрячь мне купе.

Как человек с замаранным прошлым и опасениями за будущее, Клюверс был мнителен и подозрителен донельзя. Посылка таинственного предмета взволновала его. Он что-то слышал и читал о новом изобретении Эдисона, но не обратил тогда на него особенного внимания, и вот теперь, с ящиком в кармане, он отправился к господину Бавари, известнейшему оптику и специалисту по электричеству, устраивавшему у него в доме телеграфы, телефоны и электрическое освещение.

Француз встретил его с низкими поклонами. Клюверс был клиент, каких немного. Миллионер тотчас же обратился к делу и вынул странный предмет из ящика,

– О, я узнаю, это фонограмма! – воскликнул француз, рассматривая восковой цилиндр: – это одно из чудес человеческого разума. Оно запечатлевает навек речь, звук, даже белую оркестровую партитуру, чудесно, неподражаемо! Взгляните сюда, вот здесь у меня целые ящики подобных фонограмм: вот монолог из Федры, произнесенный самой Сарой Бернар, вот ария Мефистофеля, спетая Фаром, вот речь самого Гладстона… вот…

– Позвольте, но что же надо сделать, чтобы разобрать это? – перебил француза Клюверс.

– О, это очень просто: стоит только надеть этот цилиндрик вот сюда – француз открыл крышку изящного ящика с каким-то механизмом и двумя шнурками, кончающимися деревянными грушками, как у телефонов, – потом прижать вот эту пуговку и слушать.

Француз прижал пуговку и поднес одну грушку к уху, Клюверс поднес другую.

– Довольно, довольно! – вдруг вскрикнул миллионер, меняясь в лице и вырывая второй шнурок из рук француза.

– Что с вами, что с вами? – воскликнул тот, ничего не понимая.

– Мне дурно! Довольно! Довольно! – говорил вне себя Клюверс, и бросившись к графину с водой, стоявшему в углу, выпил залпом два стакана.

– Господин Бавари, что стоит этот инструмент? – Он указал на фонограф.

– Этот не продается, это модель, но мы ждем присылки через неделю, – отвечал смущенно француз. Он смутно начинал понимать, что фонограмма испугала Клюверса.

– Я хочу, понимаете, я хочу его купить, делайте как хотите, телеграфируйте, выписывайте откуда знаете, но этот телефон я беру с собой! – Не торгуясь, Клювер заплатил все, что ни запросил француз, и скоро помчался домой, под гнетом непреодолимого страха… Он не разобрал еще и десяти слов, но тембр голоса показался ему до того знакомым, что он готов был поклясться, что слышит речь своего бывшего товарища по заключению в радомском остроге.

Добравшись до своего кабинета, Клюверс быстро устроил все, как ему указал оптик, соединил элементы батареи, прижал трубку к уху и придавил кнопку.

– Казимир Клюверс, – послышался ему голос, словно выходящий из глубины пространства. – Наши счеты не кончены, я жив и на свободе. Сахалин не мог удержать Василия Рубцова. Ты мне оказал однажды помощь – услуга за услугу! Ты отравил посредством корешка, через Ваську Шило, Пелагею Семеновну. Полиция идет по твоему следу. Беги немедленно, или тебя арестуют. Благодарности не надо, я уже ее получил и выдал квитанцию в твоей чековой книжке на лондонского Ротшильда. Прощай, мы еще увидимся! Если ты осмелишься выдать меня, я тебя раздавлю, как муху. Василий Рубцов…»

Гроза, разразившаяся в кабинете миллионера, не произвела бы на него такого потрясающего впечатления, как эта фонограмма. Он дрожал всем телом, в глазах его мутилось, нервные судороги сводили его члены, а он не имел духу ни остановить фонографа, ни оторвать трубку от уха. С последним звуком фонограммы силы, казалось, оставили миллионера, и он тяжело повалился в кресло.

Прошло несколько минут томительного молчания.

– Все вздор! Все вздор! Это шутки, – твердил он мысленно, но подробности, и в особенности страшное известие о роковом преступлении заставили его очнуться и понять весь ужас его положения. Он схватился за голову и с глазами, устремленными в одну точку, словно ждал рокового смертельного удара.

Так прошло еще несколько времени. Вдруг он вскочил с места, почти подбежал к письменному столу, открыл левый боковой ящик и вынул из него пачку чековых книжек от разных банков.

Дрожащими руками достал он книжку банка Ротшильда в Лондоне, раскрыл, и дикий крик испуга вырвался у него невольно; на обороте первого же листа виднелись две строки, написанные твердым характерным почерком:

«За оказанную услугу пятьдесят тысяч фунтов стерлингов полностью получил В. Рубцов».

– Он был здесь, он был здесь!.. – в бешенстве кричал Клюверс, бросаясь к дверям кабинета и в безграничной панике запер железные двери на два оборота.

Глава VIII

Побег

Полчаса после описанной сцены, скрывая свое внутреннее волнение, Клюверс катился на резиновых шинах своего щегольского экипажа вдоль улиц Парижа. Никто бы не догадался, видя его одетым совершенно по-городски, в цилиндре и щегольском, легком пальто на меху, без малейшего багажа, кроме трости-зонтика в руках, что он отправляется в далекое и продолжительное путешествие. А это было так. Фонограмма Рубцова произвела на него род электрического удара. Он понял, что только одно поспешное бегство может избавить его от крайне неприятной перспективы привлечения к следствию и допроса и, как человек ловкий и бывалый, тотчас воспользовался последними часами свободы.

Сунув в карман, кроме револьвера, пачку крупных банковых билетов, а в бумажник паспорт и две чековых книжки на Рим и Вену. Казимир Яковлевич смело выехал из дому, сказав мажордому, что если не вернется к обеду, то чтобы за ним прислали купе к жокей-клубу, часам к двум ночи.

Отдав такое распоряжение, Клюверс сел в коляску и приказал ехать в Булонский лес.

Сделав два тура вокруг озера и раскланявшись с полусотней знакомых, он приказал везти себя к жокей-клубу и отпустил экипаж.

Пройдя по залам и встретив там много знакомых, Казимир Яковлевич подошел к столу, где шла адская игра в баккара. С видом скучающего фланера бросил он