Свидание в морге - Росс Макдональд

Я выключил диктофон, и в комнате воцарилась полная тишина.

— А это желание «оградить» не дошло до необходимости применить стилет, Зейфель?

Он вскочил со стула.

— Вы сошли с ума!

— Я просто задал вам вопрос. Была ли у вас потом возможность выяснить, действительно ли этот человек знал что-то, компрометирующее миссис Джонсон?

— Вы сошли с ума! — повторил Зейфель. — Я видел этого человека всего один раз и по доброй воле сообщил вам все, что знал о нем.

Он тяжело упал на свой стул.

— По доброй воле… Это слишком, сильно сказано, — заметил я.

Он расстегнул воротник рубашки.

— Вы ничего не понимаете в таких делах, Кросс. Вы просто искажаете мои слова. Я повторяю вам, что Эллен Джонсон не могла иметь дело с подобным типом, так же как… как… — он не нашел сравнения, встал снова и оттолкнул стул ногой. — Идите вы к черту! — наконец закончил он.

— Не волнуйтесь, Зейфель. Вы знаете не хуже меня, что, если хочешь получить какие-то ответы, надо задавать вопросы.

Ларри выглядел таким несчастным, что мне стало жаль его.

— Если мы не проясним все в этой истории, больше всего от этого может пострадать миссис Джонсон, — сказал я мягко.

Он провел рукой по лицу.

— Спрашивайте меня обо всем, что хотите, мне нечего скрывать. И ей тоже. Сразу видно, что вы не знаете Эллен Джонсон.

— Я ничего не имею против нее… Если вам показалось, что вы имеете дело с шантажистом, почему вы пожали ему руку на прощание? Почему обещали обратиться к нему в случае надобности?

— Вижу, Энн ничего не забыла.

— Почему вы скрыли это от меня?

— Я все больше чувствую к вам неприязнь, Кросс, но я ничего от вас не скрываю. Почему я пожал его руку? Я так обращаюсь со всеми. Я не хочу сказать, что я — образец для подражания, но такая уж у меня профессиональная привычка. В детстве я платил сверстникам гадостью за гадость, но теперь я стараюсь быть любезным со всеми, с кем так или иначе имею дело. Но, повторяю вам, этот человек мне был крайне неприятен.

— Почему?

— Трудно объяснить… Для меня он был воплощением Зла с большой буквы. У меня нюх на таких людей. Я жил в Чикаго и встречал там подобных типов. Мне еще ребенком довелось видеть зло во всех его проявлениях. Да и потом, когда я служил в военно-морской коллегии.

— Ну вот, и у нас с вами нашлось что-то общее.

Ларри улыбнулся.

— Но я могу поспорить, что вас никогда не похищали, а со мной это случилось, — сказал он.

— Вас похищали?

— Мой собственный отец. Когда мне было три года. Мать развелась с ним и воспитывала меня сама. Однажды, когда ее не было дома, пришел отец и предложил мне погулять с ним. Я согласился. Прошло около недели, прежде чем полиция сумела найти его и забрать меня. Я, конечно, забыл об этой истории, я даже не помню отца, но мать часто мне об этом рассказывала.

— А он не хотел снова сойтись с ней?

— Вероятно, нет. Но он хотел, чтобы я жил с ним. Ему здорово не повезло. Родственники матери были весьма влиятельными людьми в Иллинойсе, и поэтому когда его со мной задержали, то запрятали в сумасшедший дом. Где-то страшно далеко. Мать взяла свою девичью фамилию, ту, которую я теперь ношу.

Ларри говорил быстро и казался страшно взволнованным этими воспоминаниями.

— Не знаю, почему я вам это рассказываю, Кросс. Я никогда никому не говорил об этом.

— На вас подействовала атмосфера помещения. Я всегда считал, что она располагает к откровенности. Мне пришлось выслушать здесь сотни признаний.

— Сами понимаете, Кросс, — продолжал Зейфель, — мне бы не хотелось, чтобы моя история обошла город.

— Можете рассчитывать на мою скромность. Кстати, как звали вашего отца?

— Не имею представления. Мать совсем вычеркнула его из нашей жизни, словно его никогда и не существовало. Я только знаю, что к моменту женитьбы он был адвокатом по уголовным делам. Потом он совершил, видимо, что-то непозволительное, потому что был исключен из этого сословия. Поэтому же, конечно, мать и развелась с ним.

— У вашей матери, безусловно, очень развито чувство чести.

— Вы и представить себе не можете до какой степени. Она постоянно предостерегала меня от ведения уголовных дел, и должен вам сказать, пока мне удавалось избегать их. Даже во время службы в военно-морской коллегии.

— Адвокат по уголовным делам вполне может быть и честным человеком.

— Я знаю. Когда я еще учился на юридическом, я восхищался Кларенсом Дарроу… Кстати, о чем мы говорили? Да, я сказал вам, что у меня, нюх на всякое зло. Так вот, это правда, и…

Я направился к двери.

— Давайте отправимся в ваш офис, Зейфель, — предложил я. — Сгораю от нетерпения увидеть эту проклятую визитную карточку. Она может очень помочь нам.

Глава 12

Его контора по сравнению с моей была дворцом. Мы поднялись в лифте, на стеклянной дверце которого было выведено золотом: «Старвенан и Зейфель». Старзенан был в свое время очень известным адвокатом, но теперь уже ушел на покой.

В приемной лежал ковер цвета бордо и стояла желтая мебель. Стены были увешаны репродукциями картин Ренуара, а секретарша, встретившая нас, завершала ансамбль. Ее фиалковые глаза и золотистые волосы казались неотъемлемой частью общего дизайна.

— Миссис Зейфель звонила вам три раза, сэр, — сообщила она с некоторой скрытой усмешкой.

— Что она хотела?

— Вы обещали проводить ее на собрание в клуб и должны были встретиться с ней в половине пятого.

— Если она это сказала, значит, так и есть. Позвоните ей, Линда, пожалуйста, и скажите, что я немного опоздаю.

— Ей это не понравится.

Ларри посмотрел на часы.

— Я опоздаю на четверть часа. Все равно эти собрания никогда не начинаются вовремя.

— Слушаюсь, патрон. А могу я сегодня уйти немного пораньше. У меня назначена встреча в Институте красоты.

— «У меня встреча в Институте красоты», — передразнил он ее.

Воспользовавшись тем, что он повернулся к ней спиной, Линда высунула язык, но, увидев мой взгляд, смущенно улыбнулась.

Я последовал за Зейфелем в его кабинет, в котором стены и ковер оказались серыми. Комната дышала комфортом, роскошью и дорогими духами, и я сказал Ларри, что, вероятно, работа приносит ему немалый доход. На что он только драматическим жестом пожал плечами.

Над рабочим столом висел большой портрет. На нем была изображена очень красивая женщина с темными волосами, в шляпе, какие носили в двадцатые годы. Я догадался, что мать и здесь присматривает за своим сынком. Ларри подошел к небольшому бару в углу кабинета и достал оттуда бутылку.

— Выпьете стаканчик? — предложил он.

— Не сейчас, спасибо.

— А мне просто необходимо выпить, — заявил он и, немного поколебавшись, добавил: — Я редко пью среди дня, но сегодня особый случай. С утра — похищение, к вечеру — коктейль в компании матери. Она замечательная женщина, но мне всегда надо подкрепиться, когда я сопровождаю ее. Он налил себе полстакана и повернулся к портрету.

— Твое здоровье, дорогая мама!

Трудно было понять его чувства, но мне снова стало жаль его. Я подумал еще, что и Энн тоже надо пожалеть. Может быть, даже больше, чем его.

Между тем Ларри одним глотком осушил свой стакан и сказал:

— Теперь я готов. Поищем эту проклятую карточку… причину моих неприятностей… Может, ты бы могла мне помочь? — спросил он, обращаясь к портрету.

Потом он принялся рыться в столе, а я молча следил за ним. Выворачивая содержимое ящиков, он не переставал сетовать на скверный денек и наконец с триумфом вытащил кусочек картона.

— Я не ошибся, старина, — сказал он, подходя ко мне. — Она и в самом деле лежала в бумагах Майнера. Не так уж плоха моя память, а?

Он протянул мне карточку. Она была грязная и мятая, как будто успела уже побывать в десятках рук.

Сыскное агентство ACME

Сансет-бульвар 3489

Быстрая работа, доступные цены

Телефон Т-8-21-81

— Мне очень хочется вспомнить его имя, — сказал Зейфель. — Я обязательно постараюсь это сделать. А пока вам достаточно этого?

— Возможно. Могу я воспользоваться вашим телефоном?

Пожалуйста, но я действительно очень спешу.

— Я недолго.

Пока я вызывал номер, он стоял, нагнувшись над своим столом. Длинный гудок прозвучал раз двадцать, прежде чем телефонистка сказала:

— Ваш абонент не отвечает, сэр. Если хотите, я повторю звонок через полчаса.

— Не стоит, спасибо, — ответил я.

Зейфель проводил меня до лифта. Едва мы успели подойти к нему, как его дверцы раскрылись, и нам навстречу вышла женщина. Мне показалось, что это портрет сошел со стены Ларри. Она почти не изменилась, оставаясь такой же красивой, как тридцать лет назад, и сохранив фигуру молодой девушки. Только потом я заметил морщинки у глаз и уголков губ, а также потускневший взгляд все еще красивых глаз.