Сеул – Хиросима. Август 1945 - Александра Флид

Когда над головой нависает знакомый облезлый потолок, Гён Ран разворачивается к Каваде. В глазах паника.

– Я знаю, ты здесь уже бывала, но почему-то других пригодных камер нет, – пожимает плечами он. Наверное, подумал, что она испугалась или почувствовала себя ужасно в знакомой камере. На самом деле причина её страха в совсем другом.

– Вы ведь вернётесь? – робко спрашивает она.

– Конечно. Раз обещал, значит вернусь.

– А что если не получится? Документы и прочие формальности? Кто вам разрешит въезжать в страну с военным удостоверением и японским именем?

Кавада, наклоняет голову и глядит на носки своих, как всегда, до блеска начищенных сапог. Когда он поднимает голову, в его глазах горит странное выражение, которое почти пугает Гён Ран, так что она даже делает шаг назад.

Он дотягивается до её лица и, взяв его в ладони, прижимается губами к её губам. Гён Ран удивлённо замирает. Прежде они никогда не целовались. Она и не знала, что так вообще может быть. Его немного обветренные упругие губы почти болезненно сливаются с её, и она прикрывает глаза, желая хотя бы на время забыть о том, что им предстоит разлучиться и бог знает сколько времени прожить в неизвестности.

– Теперь я знаю, что ты будешь ждать меня, – едва отстранившись от нее, шепчет Кавада. – Назови меня по имени, – неожиданно требует он, всё ещё держа её лицо в ладонях.

– Капитан Кавада.

Он качает головой:

– Назови меня по имени, Гён Ран.

– Шуго, – осторожно, словно боясь что-то испортить, говорит она.

– Хорошо, – кивает он. – А насчет документов ты не беспокойся. У меня уже всё есть.

Проходят дни. Перед тем как покинуть базу совсем, Кавада распорядился, чтобы ей принесли воды. Кто знает, сколько ещё ей придется просидеть под замком?

Однако даже этой меры уже недостаточно. Гён Ран лежит на полу, прислонившись спиной к холодной стене. Вода уже давно закончилась, и всё, что теперь остается – это спать, пока не умрёшь. Заспать себя до смерти – самый лучший выход. Ей кажется, что уже никто и никогда не придёт.

На третий день она слышит чьи-то шаги, гулко раздающиеся по коридору. Или ей просто кажется? За это время она уже несколько раз ловила себя на слуховых галлюцинациях, когда желаемое принималось за действительное. Однако на сей раз другие органы чувств тоже отзываются, словно сбросив оцепенение. Пол под ладонями начинает чуть заметно вибрировать, говоря о том, что чьи-то тяжёлые ботинки действительно расхаживают по коридору. Вскоре громоздкая дверь отъезжает на петлях, и Гён Ран видит перед собой светловолосого высокого мужчину в армейской форме.

Она свободна.

Разве не ради этого она пыталась выжить? Гён Ран идет по той же пыльной дороге, что и все остальные освобождённые. По той же самой дороге, по которой шла в начале июля, неся на плече мешок с пожитками и подарками для родных. Целая вечность минула с той поры. Та Гён Ран была наивной дурочкой.

Впрочем, времени на ностальгию не остаётся – впереди не менее волнующая встреча с малышами. Гён Ран пытается идти как можно скорее, но ноги не слушаются её.

К тому времени, когда она достигает родной улицы, ей кажется, что всё происходящее нереально. Кавада, ожидание, надежды и страхи – всё это отходит на второй план, отступая перед нетерпеливым предвкушением встречи с младшими.

Странно – соседский дом пуст. Разве Кавада не говорил о том, что Ин Су и Мин Хо остались с той соседкой, что живёт за забором заднего двора?

После нескольких попыток постучаться погромче, Гён Ран обессилено опускается на землю, облокотившись о деревянный забор. Так её и находит та самая соседка.

Почему-то детей с ней рядом нет.

Вместо приветствия женщина кивает, глядя на её платье.

– Ты в другой одежде, – говорит она.

– Что? – не понимает Гён Ран.

– Когда тебя забирали, ты была одета в другое платье.

Гён Ран опускает взгляд, рассматривая себя. И правда – сейчас она одета иначе. Хотя, кому какая разница, во что она была одета? Кто помнит её старое платье?

– Где мои братик и сестрёнка? – устав от бесконечного ожидания и решив больше ни на что не отвлекаться, спрашивает Гён Ран.

– У моей сестры.

– Я хочу их увидеть.

– Для начала нужно кое-что сделать.

Разрушенный город, от которого не осталось даже руин, наводит на Шуго тоску. Среди оплавленных кусков асфальта и разбитых вдребезги зданий, щепки которых смешались в одну кашу, не найти ни дорог, ни улиц. Хиросима – как открытая рана. Вокруг беспокоятся люди, которые уже научились ориентироваться в этом беспросветном буйстве разрухи. Они снуют взад и вперед, сосредоточенно переговариваясь. В воздухе звенит слово «клиника».

Он полагал, что попав в родные места, сразу же захочет отдохнуть и отоспаться. Однако городской пейзаж произвёл на него такое впечатление, что о сне приходится забыть. Шуго бродит по когда-то родной улице, где, как он помнит, стояла бакалейная лавка, а рядом его соседка продавала замечательные рыбные пирожки. Это было не так уж и давно.

Теперь всё лежит в мелких осколках и кусочках обгоревшего бамбука. Ничего не осталось. Дом, в котором он жил вместе со своей мамой, прежде чем отбыть на службу, всё ещё на месте, но кроме стен ничего нет. Оконные рамы, косяки, двери, черепица – всё как ветром сдуло. Поддавшись порыву, Шуго поднимается на четвёртый этаж, туда, где когда-то находилась его квартира.

После этого он ещё долго не может прийти в себя. Военное ведомство, которое и без того находится в упадке, выделило ему палатку на окраине города, за бывшей железнодорожной линией. Здесь на удивление тихо, хотя вокруг «расквартировано» ещё много таких же, как он, бездомных военных. Наверное, все находятся в трансе после такого.

Обгоревшие стены, начисто сметённая мебель, кусочки бумажных обоев и стеклянные потеки на стенах в тех местах, где висели фото в рамочках. Всё это снится ему в первую ночь, перемежаясь с образом Гён Ран.

Кавада думает о том, что должен вернуть в Корею. Через пару дней уже можно выехать, записаться грузчиком на рыболовное судно и отправиться через пролив. Торговля идёт во все времена, хотя и ослабла из-за войны.

На второе утро к нему заходит бывший начальник, а ныне демобилизованный без права на пенсию подполковник Хара. Он говорит о том, что в городском госпитале не хватает санитаров, и хоронить людей совсем некому.

– Все заняты перетаскиванием больных с места на место, так что на кладбище курсирует только одна колонна, а нужно бы больше. Я знаю, что ты можешь помочь. Ты ведь ещё молод.

Таких, как Шуго здесь сотни. Однако помогать горожанам приходят только тринадцать человек.