Умозрительная психология - протоиерей Фёдор Голубинский

бесконечному: то материалисты по необходимости представляют этот атом движущимся без свободы. Приписывая, впрочем, атому мышление, пытаются объяснить то из движения материи. Они производят чувственные представления из двух главных сил материи, которые сочетаясь и разделяясь между собой, производят мысль. Но не находя возможным произвести из материи свидетельство самосознания, влечение к Божеству и тому подобное, материалисты отвергают эти существенные принадлежности души человеческой. Но материя, сколько она известна нам из наблюдений, всегда есть нечто множественное, многообразное; особенно можем сказать это о теле, которое, как мы подлинно знаем, сложено из многих частей. Если в душе нашей и есть совокупность сил, то она совсем не то, что сложность частей. В душе нашей все совмещается одно в другом, а не одно подле или близ другого; в ней нельзя проводить между силами никаких границ, но все они проникаются одни другими; различные силы нельзя представлять себе, как ветви, от корня расходящиеся в разные стороны; когда они все вместе действуют, то в них бывает взаимное проникновение, а когда – не вместе, то действуют преемственно, но никогда не бывает того, чтобы они действовали отдельно одна вне другой, или действовали в протяжении. Между тем субъект, о котором свидетельствует самосознание, не есть что-либо множественное и сложенное из частей, положенных одна вне другой; оно говорит о единичности нашей души, об одном нашем – я. Свидетельство сознания так очевидно, что никак не должно отвергать его, потому что оно всеобще. Если в других исследованиях материалисты признают опыт перво-основанием всякого познания, так как материализм тесно связан с эмпиризмом, – то они не должны отвергать и свидетельства сознания о единстве нашего я, потому что это свидетельство всеобще, заимствуется от опыта всех людей. Предположив с материалистами, что душа есть тело, которое есть нечто многочастное и непрестанно изменяющееся, мы не можем объяснить единство сознания. Тело состоит из частей, поэтому и сознание естественно должно бы быть отражением этих частей. Как же теперь представить возможность единства его? Необходимо предположить, что или целое сознание раздробляется по множеству материальных частей, или, что каждой части принадлежит особенное и целое сознание. Но ни того, ни другого не может быть. Первое противоречит единству сознания; предмет сознания есть наше – я, и главное его действие есть свидетельство и уверение: я есть, я действую. Как же это действие может быть раздроблено по частям? В таком случае как части многочисленны и различны одна от другой, так и содержанием сознания должно бы быть представление многочисленности, разности. Но представление сознания есть такое простое действие, в котором не выражается никакой множественности и сложности. Сверх того, нужно будет допустить и другие нелепости, – например: как части тела и возрастают и умаляются, так и сознание, рассеянное по ним, вместе с ними должно бы было увеличиваться, или уменьшаться. Но очевидно, нет этого в сознании, оно всегда тождественно, в продолжение многих лет свидетельствует одно: я есть, я мыслю и пр. Рассмотрим теперь, не может ли каждой части души телесной, кокой представляют ее материалисты, принадлежать целое сознание? Соглашаясь на это, мы должны бы были допустить, что в человеке много сознаний, именно столько, сколько есть различных материальных частей, из которых, по предположению материалистов, составлена душа. Но из опыта, несомненно, известно, что сознание одно. Таким образом, если бы душа наша была телом, то и сознание, как представление нашего субъекта, не выражало бы никаких других свойств, кроме телесных. Отчего же сознание отражает в себе свойства, совершенно несовместные со свойствами тела? Естественный и верный ответ: оттого, что душа не есть тело; единство сознания противоположно множественности материального существа; потому душа, отражающаяся со своим существом в сознании, как бы в зеркале, не может быть материальной, она должна быть существом единым, не сложным.

Тоже самое яснее открывается из рассмотрения действий души, в частности. Начнем это рассмотрение с низших ее действий и прейдем к высшим. Мечты воображения, представления, хранимые памятью и воспроизводимые воспоминанием – все это в нас есть нечто действительное (reale), потому что не изглаживается в нашей душе. Что, по-видимому, мимолетнее и непостоянее мечтаний воображения? Но и мечтания, порожденные воображением в юности, долго живут в человеке; бывает период жизни, когда он перестает любить их, борется с ними; несмотря на то, что через 20-ть или 30-ть лет некоторые из любимых мечтаний юности возобновляются, например, в сновидениях. Материалисты могут объяснять это тем, что грезы возобновляются в воображении, хотя не вследствие воздействия внешних предметов, но вследствие действия мозга. Но такое объяснение неудовлетворительно; потому что при каждом порождении чувственных представлений необходима самодеятельность души. Те же чувственные предметы действуют и на вещи неодушевленные, но не производят в них представлений. Тем необходимее самодеятельность души при продолжительных воспроизведениях воображения. Кроме чувственных представлений, говоря языком материалистов, получаемых от предметов, кроме образов, предположим с ними, остающихся в мозге, которые при известных движениях тончайших его частей, материально воспроизводятся воображением, есть много построений, образующихся вследствие его самодеятельности. Как из одной материи объяснить очень многое, построеваемое творческим воображением (imagination productiua), чего мы не видели и не слышали? Особенно, как из нее объяснить произвольные сочетания чувственных образов, возводимые самодеятельностью идеализирующего воображения в степень художественного идеального совершенства? При произвольных сочетаниях образов, очевидно, участвует свобода, а свобода не может принадлежать материи. Далее, память удерживает не только знаки представлений, слова, но и понятия разума; кроме памяти механической, сохраняющей чувственные представления, в душе нашей есть память таких представлений, для которых нет чувственных образов, таковы отвлеченные понятия. Из действий материи нельзя объяснить происхождение составляемых разумом понятий, суждений и умозаключений. Здесь ясно видна самодеятельность разума. Каковы бы ни были материальные отражения в воде, стекле, зеркале: но в них отражаются точные образы чувственных предметов, как они есть в действительности. Как устроено зеркало, выпуклым или плоским, оно однообразно отражает предметы, а не представляет их в новом виде. Но при образовании разумом понятий, суждений и умозаключений рождается нечто новое: здесь разнообразное в чувственных представлениях приводится в единство сознания. Но единство сознания не может принадлежать ничему материальному. Могут быть разные соединения, например, химические, в которых различные вещества, смешиваясь вместе, производят третье; могут быть сочетания лучей света, но это не то, что в наших понятиях. В физических соединениях хотя и есть приведение в одно, но нет сознания; а составление понятий, суждений и умозаключений необходимо сопровождается сознанием нашего – я; я привожу разнообразное в представлениях в единство сознания. Далее, в действиях разума есть свобода; при составлении понятий он свободно