Парящие над океаном - Вадим Чирков

"Этот дядечка таки съехал с крыши, что он позволяет себе такие обновки!"

"Интересно, где дают таких красивых лягушек?"

"Ты видишь, как другие мужчины относятся к царевнам-лягушкам?"

Знакомые же подойдут и спросят:

— "Семен Маркович, идете подышать свежим воздухом? Почему бы вам не взять ее на цепочку?"

— "Сеня, если это такой новый компресс, на что его еще можно посадить?"

— "Дядя Сеня, а она не кусается? Дайте, я тоже поношу!"

Короче говоря, в Одессе, городе любопытных людей, человек с лягушкой на носу стал бы центром внимания, ему было бы весело, весело было бы и остальным.

Другое дело в Нью Йорке, где любопытство разрешено только в музеях.

На нашего Сеню здесь тоже смотрели. Нет, не так я сказал… На него лишь поглядывали. И тут же отводили глаза. И в этих глазах ничего не читалось! Ни-че-го! Только, наверное: не мое дело. И все!

А Сеня шел и шел, все так же стиснув зубы. Он думал: "Не может быть, чтобы никто из этого множества людей не обратил на меня в конце концов внимания! Не указал бы пальцем! Не разинул бы рта! Пусть соберутся возле меня! Пусть спросят! Пусть хотя бы дернут за рукав!.."

— Что вам сказать! — произнес долгожданное дядя Миша. — Что вам сказать!.. Сеню таки остановили. Его таки дернули за рукав. Его таки спросили… Знаете о чем?

Его окружили незнакомые люди и стали ему что-то говорить, указывая пальцами на лягушку. Он не понимал, потому что его спрашивали на английском. Нашелся какой-то парень, который понял обстановку и перевел Сене, что ему обеспокоенно говорило сразу человек пять-шесть.

Сеню, нашего знаменитого одессита, спрашивали, знает ли он, что… скорее всего, нарушает права лягушек, сажая одну из них на свой нос? Жива ли еще она? Известно ли ему, что обиталище квакши — древесное дупло, а уж никак не человеческий нос? Они из Общества защиты прав животных, и должны бдительно следить за поведением самого хищного существа на земле, человека!

Что было делать нашему Сене? С помощью того же молодого человека он объяснил не на шутку взволновавшимся американцам, что лягушка эта — резиновая, пусть проверят, и что купил он ее там-то и там-то. И что о правах резиновых лягушек он нигде еще не слыхал, но если услышит, будет всячески их поддерживать. Потом Сеня добавил несколько слов по-русски, предупредив своего переводчика, чтобы он защитникам природы их не доносил. Те удовлетворились незнакомыми и сочными словами, извинились перед Сеней, пожелали ему удачного дня и разошлись.

О том, почему на его носу оказалась резиновая лягушка, удивительно похожая весенним цветом кожи на квакшу, — почему, зачем, по какой-такой причине? — никто из них так и не поинтересовался!

Сеня снял лягушку с носа, бросил ее в мусорную урну и повернул назад. Он вдруг сник, он вдруг ссутулился… Весь его кураж неожиданно кончился.

Теперь по улице шел просто пожилой и грузный человек, человек, проживший жизнь буднично и незаметно, как проживают ее провинциальные бухгалтера, и никакого как бы петушиного гребня на его лысой голове никто бы уже не увидел. Он был как все мы здесь, в парке Кольберта…

Что-то в Сене произошло за эти несколько минут, но что — я не знаю. Только шел он и, наверно, казалось ему… будто навешенный когда-то с середины поля мяч не попал в ворота, и команда его проиграла англичанам, и он плетется сейчас в раздевалку среди своих футболистов опустив голову и загребая бутцами землю одесского стадиона, а люди на трибунах так же понуро расходятся по домам.

РЫБАК РЫБАКУ…

— Вот вы мне скажите, — начал дядя Миша, — скажите: есть что-нибудь общее у рыбака с ювелиром? С ювелиром, уточню, бизнесменом?

Я понял, что старик намерен выложить один из своих рассказов-загадок, и настроился слушать. Но чтобы ответить на его вопрос, я поднял глаза к небу и развел руками.

— Это вы так считаете, что ничего, — удовлетворился моим видом дядя Миша. — А я вам сейчас сделаю такой крем-брюле, что вы оближете пальцы. Имеете время слушать?

— Ну так вот… Чем отличается ювелир от рыбака, известно всем. У одного — золото, серебро, платина, камни, жемчуга, янтари, "здрасьте-пожалуйте-я-ваша-тетя", у другого — удилище, леска, поплавок, грузило, крючок, дождевой червяк и "в такую мать!" Хоть один предмет из перечисленных их объединяет? Я его не вижу!

И все-таки — и все-таки! — эти люди такие близкие по духу, что могут ходить в один клуб и выкуривать по сигаре, сидя за разговором друг против друга, если, конечно, рыбака с его резиновой шлюпкой пустят в американский клуб.

Так вы еще не догадались, что их объединяет?

Мы сидим в парке Кольберта, где уже доцветает весна и ветерок носит меж каменных столиков порыжевшие лепестки магнолий. Дети не отходят от фонтанчика с питьевой водой. С одной стороны парка не умолкает баскетбол (бол-бол-бол!), на другой тоже кипят страсти — здесь сидят помельчавшие бойцы нешуточных в прошлом баталий. Здесь, над карточными королями и дамами, над деревянными ферзями, ладьями и конями, над лабиринтами доминошных костей, над "пулей" преферанса склоняют седые головы герои Досрочной Сдачи Годовых Планов, Взятых Обязательств, Встречных Планов, Ежеквартальных Авралов, Инициатив-с-Мест, Закрытых Процентовок, бывшие Правофланговые Пятилеток, Верной Дорогой когда-то Идущие — короче говоря, знатоки всего того шулерского набора в играх, которыми было занято некое общество много-много лет подряд…

Если они выигрывают карточную или доминошную партию, то приходят домой значительные, как если бы час назад им вручили на торжественном собрании личный Знак Качества. Но если проигрывают…

— Так вы еще не догадались, что у них общего? — допытывается старик. — У рыбака и ювелира?

Тогда слушайте… К моему сыну заглянул из другого города его старинный, еще школьный друг, который приехал сюда гораздо раньше. Он прошел все иммигрантские ступени — от грузчика до владельца большого ювелирного магазина, нескольких домов и квартир в Нью Йорке и Майями. Гавайи, Париж, Мадрид и Япония для него — все равно что для вас Брайтонский бордвок. Короче, он миллионер. Я был при их разговоре. Они пили коньяк, который принес миллионер, перебрасывались шутками и вспоминали приятелей и знакомых — я знал почти всех и мне тоже было интересно: кто как устроился, кто кем стал или кем остался. Талант бизнесмена бог дает не всем, кто-нибудь должен работать руками.

Еще я услышал, что друг сына собирается скоро перебраться из провинции в Нью Йорк и даже прихватить с собой яхту-катер — он купил его, как другие состоятельные люди в том городе, где он сейчас живет, и посудина стоит у него там почти без дела. Зато он член клуба богачей, на чьей вывеске красуется якорь и пират с черной повязкой на глазу, и слывет там уважаемым человеком. Что он еще умеет, кроме как зарабатывать деньги, — рассказывать анекдоты. Когда я услышал про катер, я загорелся, но пока промолчал. Катер — серьезная тема.

Мое время пришло на следующий день, когда сын ушел на работу, а гость сел за телефон. У него была пауза и я спросил:

— Так ты, значит, будешь через время рядом с океаном?

— Да, дядя Миша, рядом. Там у меня вокруг леса, а мне давно хочется синей воды. И простора. Бриза или там сирокко…

И я задаю важный для меня вопрос:

— А удочку ты тоже забросишь? — Спрашиваю так, чтобы не спугнуть возможную добычу — как опытный удильщик, осторожно…

— Не знаю, — он говорит, — я, дядя Миша, не рыбак. Так сказать, не рожден. Рыбу я предпочитаю ловить в продуктовом магазине, очищенную и нарезанную… — И косится уже на телефон.

— Ах! — тут меня прорывает. — В рыбалке есть то, что, может, мало кому известно! А это стоит узнать. Вот ты уже многое испытал на своей шкуре, многое повидал, но главное, кажется, пропустил. Хочешь, я кое-что тебе открою?

— Ну, — он говорит, — ну, дядя Миша… ну, откройте… — Он вздыхает, вежливый человек, и соглашается выделить мне из своего делового дня немного времени. Мои слова: "главное пропустил" его все-таки задели. Он, может, думает, что "главное" он видел в каком-нибудь Гонолулу.

— Понимаешь, — начинаю я подбирать слова, — когда рыбак (лучше всего со шлюпки, пусть будет с яхты) забрасывает удочку на большую глубину, когда леска натягивается, как струна, а он себя чувствует, как Ойстрах перед началом концерта…

— Вы прямо поэт, дядя Миша, — замечает миллионер.

— Я хочу открыть тебе глаза. Так вот: он смотрит на леску и сквозь толщу синей, как ты сказал, воды видит, как к его крючку с наживкой подходит большая-большая рыба…

В лице нашего гостя появляется некоторый интерес.

— …и она для начала просто тыкается носом в наживку: что, мол, это такое? Она поводит плавниками, она ворочает круглым глазом…

— Слушаю, дядя Миша…

— А я уже знаю, что там, внизу, происходит, и чуть-чуть — чуть-чуть, Гера, — отдергиваю наживку от рыбьего носа — дразню ее…