Дом Ветра (СИ) - Савански Анна

— Что стряслось, дорогая? — спросила она.

— К вам пришла мадам Дю Салль, — запинаясь, ответила она; с лица Дианы сползла улыбка.

Элеонору никогда не звали Дю Салль, в этом доме все знали ее: мисс Элеонора, или мисс Нэлл, или леди Элеонора, или мисс Лейтон, потому что хозяйку дома знали как миссис Лейтон, леди Диана или, некоторые, леди Ди. Многим из их круга такая фамильярность не нравилась, как признак дурного тона, но Диана всех приучила к скромности и легкости в общении, чтобы старались не выставлять на показ свои состояние или статус. Поэтому на пороге ее дома могла появиться только одна мадам Дю Салль.

Диана повернула голову и увидела Эдит. Они друг друга просто ненавидели, презирали и считали соперницами. Но, как любая хорошая мать, Диана была обязана защищать своего ребенка, но не чужого, тем более она знала, кто такой Онор Дю Салль. За красивыми ухаживаниями скрывается настоящий подлец, и уже ничто не исправит это.

— Доброе утро, леди Холстон, — начала она.

— И вам того же, — Диана не стала спрашивать, зачем она здесь, просто продолжала завтракать и изучать счета по хозяйству.

— Нам надо поговорить, — Эдит мягко говорила, видя, что Диане просто все безразлично. — Мне надоело, что ваша дочь мотается между Лондоном и Дю Саллье.

— Не удивительно, что она так делает, — ответила Диана прописную истину.

— Вы мать, и вы можете повлиять, — парировала Эдит.

— Вот уж нет, она взрослая женщина, сама мать. Тем более мы с Виктором хотели, чтобы она не забывала нас, — женщина уже ощущала, как волна гнева поднимается в Эдит.

— Не в вашей ли семье традиция забывать о дочерях? — Диана сдвинула брови на переносице.

— У нас нет таких традиций, — возразила Диана и добавила: — И никогда не было.

— Холстоны высокого мнения о себе, а вы до свадьбы с сэром Виктором были вообще никем, — от взгляды Диана у Эдит все сжалось внутри.

— Я дочь герцога Леннокса, сестра баронессы Уэсли, а кто вы? — как же бесило Эдит, что Диана сохраняет спокойствие.

— Вы — такая же, как и она! — прошипела Эдит.

— Нет, она дочь своего отца и не более того, — Эдит поняла, что это ничем не закончится. — И прекратите разбрызгивать яд, — от последней фразы Эдит чуть не захлебнулась в собственном гневе.

— Да, как вы смеете!

— Начнем с того, что я в своем доме, — спокойно произнесла Диана. — Да, кстати, когда придете в следующий раз, то сцедите по дороге свой яд, — и как бы невзначай добавила: — Какой день испортила. Оставьте Нэлл в покое, слышите, не смейте приближаться к ней, гадюка!

— Вы ответите за это, леди Диана!

Когда Эдит ушла, Диана позвонила дочери и передала весь разговор от начала до конца. Диана была довольна, что поставила эту женщину на место, как же она ненавидела таких людей и как же ей хотелось, чтобы Эдит поскорей убралась из жизни ее дочери! Но потом Диана одернула себя, понимая, что это никак не возможно.

— Спасибо, Господи, что мне не досталась свекровь, это плохо, что Виктор поругался с семьей, но зато у меня не было таких мучений, — она отпила кофе и пошла заниматься своими делами.

***

Зима—весна 1958.

Роберт мчался в роддом. Его встревожил звонок Джулии: у Флер начались преждевременные роды, раньше на три недели. «Лишь бы все было хорошо!» — молил он. Флер была такой маленькой, а живот у нее был просто огромный. Диана ссылалась на то, что ребенок был крупным. Роберт приехал в больницу, где работала Энди. Он накинул халат и прошел в палату. Энди встретила его добродушно и сказала, что с Флер все в порядке, та лежала на постели, вымытая и причесанная, но почему-то слезы скатывались по ее вискам, падая на белокурые локоны, словно жемчужины.

— Флер, — позвал он ее.

— Не смотри на меня, ты будешь меня ненавидеть... — прошептала она.

— Ну почему же я должен ненавидеть тебя? — он сел на край ее постели.

— Потому что я родила дочь, а не сына, — и она заплакала еще сильнее.

— Ну, нашла, почему плакать. Глупышка, я все равно люблю тебя, а сын еще будет у нас с тобой, — Флер приподнялась, чтобы супруг смог обнять ее. — Давай подумаем, как назовем малышку?

— Может, Алиса Юджина Лейтон? — предложила она; это вариант от Элеоноры, которая была за девочку.

Так в этой семье появился еще один ангелочек, как любила говорить Глория. Жизнь Роберта и Флер наполнилась красками, но эти краски скоро смоет жизнь. Но все же тогда молодые Лейтоны были счастливы. Элеонора помирилась с Онором, после лондонской жизни она поняла, что в силах выдержать натиск свекрови и в состоянии противостоять ее дурному влиянию. Жить в Дюсаллье она не рассчитывала, тем более рядом с Эдит, уже тогда она видела, как циничная, холодная натура мадам Дю Саллье портит ее дочь, но поделать с этим ничего не могла, потому что не ощущала Викторию частью себя, частью своей большой семьи.

В феврале крестили Алису, крестной стала Элеонора. Ничто не стояло на месте, страна переживала трудности, мир — новые для него ощущения, но молодые Лейтоны умели радоваться всему. Они всегда философски смотрели на происходящие рядом с ними.

***

— Раздевайся! — Элеонора подняла голову от письменного стола, на пороге стоял разъяренный Онор. Его грудь вздымалась, как кузнецкие меха, ноздри раздувались. — Ты что, не слышала меня?! Раздевайся.

— Я не буду! — прошипела Элеонора, возвращаясь к письмам. Прошло всего лишь полгода, полгода мира — и теперь этот мужчина вновь принялся за старое.

— Ты не слышала меня, дрянь?! — Нэлл была невозмутима. — Раздевайся! Быстрее!

— Нет, — отрезала женщина. Онор кинулся к ней, хватая за плечи, стаскивая со стула и прижимая к стене. — Не трогай меня!

— Ты моя жена, что хочу, то и буду делать с тобой! — она попыталась дать ему пощечину, но Онор завел ее руку за спину.

— Не трогай меня! — кричала она. — Отпусти, ублюдок!

— Дрянь, — он ударил ее по лицу, Элеонора почувствовала, как щека горит. Онор повалил ее кровать, связывая ее же чулком руки у нее над головой. — Все, что есть в тебе хорошего, так это то, что находится у тебя между ног! Все остальное омерзительно!

— Отпусти меня, слышишь! — прошипела она, продолжая брыкаться.

— Замолчи, дура! — он распахнул ее халат, спустил рубашку с плеч.

Его рот впился в ее губы, Нэлл стала задыхаться, она не могла больше выдерживать этого натиска, хоть и продолжала бороться. Она отчаянно сопротивлялась, она не хотела больше любви мужчин, не хотела их скользких поцелуев, липких объятий, потных прикосновений. Она не жаждала их любви, их чувств. Она ненавидела их, ненавидела из-за Онора всем сердцем. Он скинул с нее всю одежду, его мерзкие губы прикасались повсюду. От него пахло спиртным и женщинами, он был с другой и пришел к ней!

— Ублюдок, — процедила она сквозь зубы, он снова дал ей оплеуху, терзая тело и душу. Как же она презирала его и его мать! Она не могла плакать, волю слезам она даст потом, когда он уйдет.

В эту ночь она ничего не чувствовала, как бы не пытался Онор воспламенить ее, она оставалась холодной. Она ощущала себя продажной, такой, какой ее хотела видеть Эдит. Но она делала это ради Виктории.

Нэлл смогла дать волю слезам, она больше не могла выносить его насилие, его грубость, поэтому вновь решила уехать в Лондон, но как только собралась переступить порог дома, то к ней подлетела Эдит со своими верзилами. Она посадила ее под арест, отрезав от внешнего мира. У Элеоноры начали сдавать нервы, она слегла, ей нужен был врач, но Онор никого к ней не впускал. Один из церберов все-таки сжалился и разрешил позвонить домой, в Дюсаллье приехал Артур со своей внучкой Авророй, которая решила стать терапевтом. Нэлл нуждалась в серьезном лечении, и мистер Йорк забрал ее, несмотря на упреки и угрозы Эдит и Онора.

Только вдохнув лондонского воздуха, она почувствовала себя выздоравливающей. Виктора не было в Лондоне, но зато Диана с Артуром и Джейсоном смогли ее защитить. Джордж с Робертом настаивали на разводе, но ради Виктории она хотела сохранить брак, зная, что Эдит отберет у нее дочь.