По следам карабаира. Кольцо старого шейха - Рашид Кешоков

Зулета зажгла свет в прихожей.

— Проходи. Только не разбуди его… — она сказала это совсем другим тоном, чем там, на улице. Как-то стесненно, смущенным полушепотом.

Заур спал в своей кроватке, разметав ручонки. Жунид осторожно поправил на нем белое пикейное одеяльце и сел на стул.

В комнате почти ничего не изменилось со времени первого его визита к Зулете. Правда, на детском столике лежало уже не рисование, а самый настоящий букварь, сбоку, возле стульчика, стоял новенький блестящий портфельчик, и Жунид, увидев его, обозвал себя недогадливым идиотом: это ему следовало сообразить, что сын вот-вот пойдет учиться, и ему нужны школьные принадлежности.

Все остальное было, как и тогда, правда, зеркало из угла переехало на середину стены, как раз напротив балконной двери.

Зулета задернула занавеской альков, где стояла ее кровать, и слегка подкрутила лампу: в комнате стало светлее.

— В больших промышленных городах введена светомаскировка, — сказал Жунид. — Особенно строго в прифронтовых районах. У нас, тоже, кажется, собираются объявить.

Зулета присела на краешек кровати, примяв занавеску.

— Неужели война продлится долго? Я почему-то боюсь, не за себя — за него, — она кивнула на сына. — Вон как они идут. Не сегодня-завтра возьмут Смоленск…

— Ты знаешь, я не из паникеров, — сказал Жунид. — И мы, конечно, разобьем их, в этом нет сомнения, но нелегко придется. Может быть, война придет и на Кавказ.

Она поежилась.

— Страшно все-таки. Ну, ладно, что это я расхныкалась. Сейчас я вскипячу чай…

— Может, не надо, Зулета? Час поздний.

— Ничего. Я все равно скоро не засну Выпьешь и пойдешь.

Он хотел попросить ее не уходить, посидеть еще, но не сумел, промолчал. Снова, во второй уж раз накатило на него расслабленно-умиротворенное состояние, которого он так боялся, потому что не узнавал в такие минуты себя и не знал, что скажет или сделает в следующее мгновение, а это было тревожно и непривычно для него, человека, который, вроде бы, всегда знал, чего хочет и как поступит.

Зулета встала, неуловимым движением оправив платье, и пошла на кухню. А он поймал себя на том, что провожает ее взглядом, ее всю, стройную, по-прежнему легкую и подвижную.

Он расстегнул верхнюю пуговицу на воротничке рубашки, достал папиросу и заглянул на кухню: Зулета стояла перед керосинкой спиной к нему, закрыв руками лицо.

— Я… можно я покурю? На балконе.

Она встрепенулась, отняла руки от пылающих щек (хорошо, что он не видит ее румянца, ее смятения) и, не оборачиваясь, быстро ответила:

— Конечно. Кури, пожалуйста.

Он стоял на балконе спиной к улице, к огромному старому платану, ветви которого доставали до крыши дома, и смотрел, как в кухне на фоне прозрачной марлевой занавески передвигается ее силуэт.

Потом Зулета принесла поднос с чаем в комнату, расставила все на столе и подошла к зеркалу. Он смотрел, как она поправляла волосы, подтыкая их шпильками, и хотел уже погасить папиросу и войти, но вдруг увидел, что она взяла его фуражку, лежавшую на стуле. Она бросила быстрый взгляд на балконную дверь, которую он тщательно притворил за собой и, видимо, решив, что он ее не видит, кокетливым, чисто женским движением нахлобучила на свою хорошенькую головку его милицейскую фуражку. И тут же шаловливо показала себе язык в зеркале.

У него захватило дыхание. Вот она! Она была перед ним — прежняя, веселая, всегда живая, немного легкомысленная Зулета! Значит, не утратила она ни своего обаяния, ни веселости, просто запрятала поглубже за ненадобностью. И ему тоже стало неожиданно легко и весело, захотелось шутить, смеяться, как раньше, когда они были вместе.

Жунид взялся за ручку балконной двери, намереваясь открыть ее бесшумно, войти и обнять Зулету сзади. Ни больше — ни меньше. А там — будь, что будет. Почему он вечно должен держать себя в узде, почему люди вообще изворачиваются, лгут, не говорят того, о чем думают?!.

Он войдет и скажет, что дальше так продолжаться не может, что он любит ее и никогда не переставал любить, поэтому и сидит бобылем вот уже восемь лет! И он не будет мямлить, не будет безъязыким рохлей, ему больше терять нечего, но больше он не может молчать.

Но вышло все иначе.

Зулета подняла руки, чтобы снять фуражку, и в это время с дерева — он уловил это по звуку — раздался сухой треск выстрела, звякнуло стекло балконной двери, и в зеркале, рядом с еще улыбающимся лицом Зулеты, возникло отверстие, от которого по всем направлениям мгновенно протянулись извилистые молнии трещин.

Зулета вскрикнула и, покачнувшись, уронила фуражку На дереве затрещали сучья: кто-то спускался вниз. Жунид инстинктивно, еще не отдавая себе отчета в том, что произошло, выдернул из кобуры пистолет и трижды выстрелил в темноту, почти не целясь, туда, где трещали ветки. Кто-то застонал и мешком упал к подножью дерева.

Шукаев, рванув дверь, влетел в комнату. Зулета сидела на полу без кровинки в лице. На шее у нее, со стороны спины, алела длинная полоса, от которой тянулись по плечу тоненькие темные струйки.

— Зули! Родная… — задыхаясь проговорил он, подхватывая ее на руки. — Что с тобой?

— Ничего, ничего. Царапина. Это пустяки… Ты беги, посмотри… может быть, они не ушли далеко… Только будь осторожен. Стреляли не в меня. В тебя стреляли. Я… — она беспомощно улыбнулась. — Я надела твою фуражку…

Он уложил ее на постель, прижал к ранке носовой платок и, уже ничего не стесняясь, потому что видел ее большущие, открытые сейчас для него глаза, поцеловал ее в губы и сказав: «Я сейчас!» — бросился на балкон.

Под деревом, видимо, никого уже не было. Он прислушался. В отдалении затихал шаркающий звук чьих-то неверных, спотыкающихся шагов.

Жунид перемахнул через перила, повис на руках и, спрыгнув, помчался по улице.

Шаги стихли.

Он остановился, тяжело дыша.

Метрах в ста от него на другой стороне затрещал деревянный забор. Шукаев побежал на этот треск, закричав. «Стой! Стой! Буду стрелять!»

Вспышку он увидел раньше, чем услыхал звук выстрела и растянулся посреди мостовой. Пуля просвистела выше. Жунид тоже выстрелил по направлению вспышки.

За забором был сад пригородного совхоза. Когда Шукаев перелезал, очередная пуля пропела возле самого его уха. Он плюхнулся в траву, раскровянил губу какой-то веткой.

И снова услышал впереди шаги. Теперь они были тяжелыми, медвежьими. И еще показалось, что шедший впереди человек застонал.

— Стой! — уже не так громко, потому что шаги удалялись гораздо медленнее, закричал он. — Все равно не уйдешь!

В ответ прогремели один за другим три выстрела.

— Пять, — прошептал Жунид и ответил двумя, но в воздух. Он уже понял, что стрелявший ранен и не может быстро передвигаться.

Жунид продолжал преследовать покушавшегося на него человека (или на Зулету — он не знал точно) еще минут пять, пока тот не перестрелял все патроны.

Когда он нашел его в темноте сада, тот уже не подавал признаков жизни и лежал ничком, уткнувшись головой в основание яблони.

Шукаев включил миниатюрный фонарик, с которым никогда не расставался, и направил луч в лицо лежавшего незнакомца.

— О! Парамон Будулаев! Сам, значит, пожаловал, — вслух сказал Жунид и потряс цыгана за плечо. Ранен он был в ногу. По-видимому, в мякоть.

Револьвер лежал рядом, возле бессильно вытянутой руки Будулаева. Жунид взял его, предварительно обернув ладонь носовым платком, проверил обойму.

Обойма была пуста.

Пистолет марки ТТ. Уж не принадлежал ли он Исхаку Кумратову? Убитый Буеверовым начальник сторожевой охраны Шахарской прядильной фабрики был вооружен пистолетом ТТ, который до сего времени не обнаружен.

Очень может быть.

Жунид обернул его платком и сунул в карман брюк. Потом приподнял подмышки бесчувственного Парамона и подтащил к ограде. Тот негромко застонал, не приходя в сознание.

Шукаев провозился с ним несколько минут, пока перетащил через покосившийся, подгнивший забор. Парамон был довольно тяжел, хотя полнотой не отличался.

Что делать? На улице — ни души. В двух-трех окнах мелькнул свет, но никто не выходил: люди, видимо, были напуганы перестрелкой.

Жунид снял ремень, связал руки заворочавшемуся Будулаеву и побежал через улицу, к подъезду дома, где засветилось окно первого этажа. Через несколько минут он вышел с мужчиной средних лет, оказавшимся железнодорожным мастером товарной станции Черкесск.

— Найдите ближайший телефон и позвоните по номеру 22–24. Запомнили? Спросите лейтенанта Арсена Сугурова. Скажете: майор Шукаев задержал преступника и ждет машину… назовете ваш адрес. Ничего не забудете?

— Позвонить 22–24 Сугурову. От майора Шукаева, — явно волнуясь, повторил железнодорожник, застегивая на ходу пуговицы на рубашке. — Машину вам…