По следам карабаира. Кольцо старого шейха - Рашид Кешоков

Она стала сетовать на беспокойство, причиненное ей милицией, ее мужу и заведующему.

Жунид плохо слушал, с интересом разглядывая, ее наряд.

Белоснежное крепсатиновое платье, дорогие, тоже белые, лакированные туфли, пальцы на руках — в кольцах, в мочках ушей — золотые сережки. Не много ли? Зарплата у нее и у ее супруга скромная. Откуда же средства? Спекуляции с драгоценностями? Но ревизией ничего обнаружено не было. Надо заняться, стоит заняться.

Он открыл ящик стола и, достав перстень, демонстративно положил его на стекло перед Паритовой.

Но не всякий раз мельхиоровое кольцо лишало людей душевного равновесия, как это случилось с Самуилом Чернобыльским.

Фатимат и бровью не повела.

— Нашли? — прикрыв ладошкой зевок, спросила она. Жунид молчал.

Она взяла кольцо, примерила на палец — оно болталось — было велико, и положила на место.

— Это оно?

— Да, — без колебаний ответила Паритова, встретилась с ожидающим взглядом Жунида и… забеспокоилась.

— А бандиты? Их вы тоже… поймали? — румянец медленно сходил с ее полных щек.

«В чем дело? — промелькнуло в голове у Шукаева. — Чего она испугалась?»

Он продолжал молчать. Открыл нижний ящик стола, нагнулся так, чтобы она не видела, отобрал из пачки фотографии Зубера и Парамона и, выпрямившись, показал ей.

— Они?

Паритова побледнела еще больше. Однако тотчас же растерянность, написанная на ее лице, сменилась надеждой.

— Но… это же старые снимки. Он тут совсем молодой…

— Значит, вы одного узнали? Которого?

Паритова отрицательно покачала головой. Видно было, что она изо всех сил старается сдержать волнение. И Жунид рискнул:

— Я могу устроить вам встречу с одним из них, с Зубером Наховым. Он нами арестован, — и показал фотографию.

Она разрыдалась.

Шукаев, вовсе не ожидавший такого пассажа и больше всего на свете боявшийся именно женских слез, неловко принялся ее утешать:

— Ну, что вы, в самом деле… Зачем же? Выпейте водички… Вот.

Разливая воду на подол платья, она отпила глоток.

— А теперь расскажите, почему вы и ваш муж скрыли от нас, что знакомы с Наховым? Почему кража кольца была так символически обставлена? Они мстили вам? За что?

Он видел, что ей нельзя дать опомниться, и импровизировал на ходу — для него это не составляло труда, поскольку он так много и так часто перебирал в уме все обстоятельства дела, что в вариантах и домыслах, недостатка у него не было Он давно подозревал, что камень, обернутый в платок, — это орудие мести. Паритову хотели наказать за что-то. Как и сыровара Сахата Кабдугова. Но за что?

— Я боюсь, боюсь… — она опять заплакала и размазала платком краску с ресниц.

— Вам нечего бояться. Поймите же, страх — плохой советчик. Расскажите все, и мы поможем вам.

Паритова закрыла руками лицо и некоторое время сидела неподвижно. Потом медленно отняла от лица руки, вытерла глаза, еще больше испачкав щеки и лоб, — Жунид с трудом сдержал улыбку, такой комично-жалкий был у нее вид, — и вздохнула.

— Хорошо. Я расскажу.

Говорила она торопливо, часто сбиваясь и хныча, Жунид подбадривал ее и взглядом, и репликами, в душе ругая себя последними словами за то, что не занялся ею раньше. Завертелся, не хватило сил и времени. Может быть, он вообще переоценил свои силы?

К черту самокопание, самобичевание и прочие интеллигентские штучки. Он тряхнул головой. Работать надо.

Из сбивчивого, постоянно прерываемого «охами» и «ахами» рассказа продавщицы, которая — он, разумеется, это уловил — всячески пыталась обелить и себя, и своего мужа, Шукаев узнал о знакомстве Умара Паритова с человеком, который однажды привлек его внимание на базаре тем, что продавал шелковые дуа, кавказские амулеты, вышитые тесьмой и золотыми нитками. Горянки, особенно пожилые, бойко их покупали. Паритов через некоторое время встретил его на рынке еще раз и случайно заметил, что помимо амулетов; он изредка доставал из заплечного мешка другой товар — золотые кольца, бусы, браслеты ручной дагестанской работы.

Умар попробовал прицениться к безделушкам — они оказались сравнительно недороги. Решив, что вещи краденые, Паритов все же купил кольцо и серьги. Подарил их жене. А та показала Чернобыльскому, к услугам которого магазин часто прибегал, затрудняясь в оценке вещей, поступающих в скупку.

Старый ювелир достал лупу, долго рассматривал камни, затенял их ладонью, подносил к свету и, наконец, сказал с коротким дребезжащим смешком:

— И надо же! А я, грешник, думал, при Советской власти перевелись такие умельцы… Стекляшки это. Натуральные стекляшки, чтоб я пропал. Надули, Фатимат, твоего благоверного. И где он их взял?

Так выяснилось, что незнакомец, промышлявший амулетами (позднее он назвал свое имя — Зубер Нахов), приторговывал еще и фальшивыми драгоценностями. Паритов быстро смекнул, что убыток, понесенный им на первой покупке, — пустяк, мелочь, по сравнению с выгодами, которые сулит ему полюбовное сотрудничество с Зубером. Договорились они очень быстро, и деньги рекой полились в карман Нахова и его хозяина (Умар понимал, что тот не сам изготовляет «товар»), а немалая толика их попадала, конечно же, в мошну Паритова.

Жену он сначала не посвятил в тайну дополнительного источника доходов, сдавая в скупку безделушки с поддельными камешками через подставных лиц, а потом здраво рассудил, что безопаснее и дешевле обойтись без посредников.

Поначалу Фатимат была немного напугана, но вскоре легко примирилась, если не с «укорами совести» (или страхом расплаты, что гораздо точнее), то, по крайне мере, с возросшими возможностями их домашнего бюджета.

Все шло гладко, пока Зубера Нахова не сменил другой человек, о чем Умар был поставлен в известность заранее. Во время очередной деловой встречи Зубер показал Паритову желтый фуляровый платок с вышитыми монограммами и велел рассмотреть его внимательнее.

— Мне надо пока припухнуть, — сказал Зубер. — Вместо меня придет другой. Узнаешь его по такому вот платку. Понял?

— А что случилось? — забеспокоился Умар.

— Да не дрейфь ты. Ничего страшного. Отсидеться мне надо. Тут, говорят, в наших краях, один старый мой знакомый шпик объявился. За мной ничего нет, но с ним лучше мне не встречаться.

— А кто он?

Зубер помедлил.

— А… и тебе не вредно знать. Майор Шукаев — запомни. Лучше с ним на одного коня не садиться. Так что, смотри. Усек?

Через три дня, в условленный день, на черкесском рынке появился новый продавец амулетов, одетый не по-горски и не по-европейски. Мешком висел на его худой нескладной фигуре восточный халат, на голове феска. Лицо грубое, словно тесаное топором, и огромные уши. Умар в первый же день окрестил его про себя «Ослиное ухо». Назвался он Сату Кади и показал фуляровый платок в качестве пароля.

В недобрый час состоялось знакомство. Нахов был прост и Покладист, а этот…

Началось с того, что «Ослиное ухо» чуть ли не вдвое против прежнего взвинтил цену.

— Я тоже жить должен, — заявил он без обиняков. — Не ты один хлеб с маслом жрать хочешь.

Паритов в первый раз стерпел, заплатив все сполна, а во второй — наотрез отказался.

— Не дам, — сказал он. — Я тоже рискую. Немного накину и на том сойдемся.

— Дашь, — угрюмо просипел Сату Кади. — Иначе худо тебе будет.

На том первое столкновение кончилось. Сату Кади исчез, не оставив Умару привезенные из Дагестана украшения. Некоторое время Паритовым пришлось посидеть на мели. Именно тогда — Умар помнил это — появился у них в скупке мельхиоровый перстень.

Сату Кади (Жунид, разумеется, догадался, что это был не кто иной, как Хапито Гужмачев) вновь показался через три дня. Пришел прямо в магазин и стал рассматривать витрины с выставленным товаром. Особенно долго он вертелся возле той витрины, где блестело зеленоватым камнем мельхиоровое кольцо.

Фатимат основательно перетрусила: и зачем «Ослиному уху» понадобилось так открыто показываться в магазине?

Уходя, Хапито еще раз пригрозил и посоветовал, пока не поздно, взять безделушки по цене, которую он сам назначил три дня назад.

Паритов не согласился. Он уже вошел во вкус сытой денежной жизни, которую с лихвой обеспечивали махинации с поддельными камнями. Он почувствовал свою силу и не хотел уступать.

Увы! Умар Паритов не знал, на что способен Хапито Гумжачев, не знал, какие законы царят в той среде, с которой ему теперь приходилось иметь дело.

Прошло еще два дня, и Фатимат с разбитой головой отвезли в больницу, а мельхиоровый перстень исчез.

Она знала только того, который ее ударил. Это был Зубер Нахов. Его приметы она, как могла, исказила в своих показаниях, данных Бондаренко, понимая, что арест Нахова повлечет за собой и ее разоблачение.