Балаустион - Сергей Конарев

«Щенок», как будто услышав, вдруг оставил свой лоток и направился прямиком к Мегаклу. Чего ему нужно, сопляку?

— Почтенный Мегакл, доброй торговли тебе!

— Откуда ты меня знаешь? — подозрительно поинтересовался торговец.

— Ты — человек уважаемый, кто ж тебя не знает? — поднял брови парнишка. — Дядя Мегакл… прости, что прошу… ты… не присмотрел бы за моим товаром: мне нужно в кусты, срочно… Я ненадолго, утробу прихватило….

Уши отрока при этой откровенности порозовели.

— Иди, если уж приспичило, — вальяжно разрешил Мегакл, несколько смягчившийся от лести. — Пригляжу, ладно.

«Ишь, как тебя прибило, засранец, — усмехнулся он, глядя, как юнец, держась за живот, устремился в сторону зарослей. — Клянусь Гермесом, не иначе, как собственных пирожков объелся, дурень».

Мальчишка скрылся за густой стеной зелени, разросшейся между Булевтерионом и стеной, ограждающей Персику, а Мегакл отвлекся на торговлю. Отпустив два пирожка с инжиром девочкам лет девяти, которых в стороне дожидались приличного вида матери, торговец глянул по сторонам в поисках воров или клиентов. Никого, кто мог бы подойти под одну из этих категорий, поблизости не оказалось. Троицу молодых людей военного облика, приближавшуюся со стороны театра, Мегакл в расчет не принял. И зря.

Парнишка-торговец, его имя было Антиной, сидевший с оголенным задом в зарослях мимозы, с округлившимися глазами увидел, как толстяка-пирожочника, которому он поручил охранять свой лоток, скрутили и поволокли по улице какие-то крепкие молодцы. «Почтенный» Мегакл вырывался и что-то кричал, оглядываясь на корзины с товаром, но похитители его не слушали.

Юноша был не глуп, поэтому тотчас догадался, что толстого торгаша схватили по ошибке. Настоящей целью этих мордоворотов был он, Антиной, а причиной, без сомнения, являлось тайное задание, которое дал парнишке господин Мелеагр, доверенное лицо самого эфора Анталкида. Холеный, внешне напоминающий евнуха, но внутри твердый, словно железо, Мелеагр и раньше давал смышленому юноше поручения: иногда опасные, иногда деликатные, но всегда — тайные. Лишенный в силу нелакедемонского происхождения возможности сделать карьеру в армии — его еще в младенчестве обратили в раба высадившиеся на родной Крит солдаты стратега Брахилла, и свободу удалось вернуть лишь год назад, — Антиной был счастлив применить свои силы на поприще тайного агента. Это было интересно, прибыльно и давало перспективу роста — лучшим свидетельством этому была судьба самого закулисных дел мастера Мелеагра, частного лица, с которым были вынуждены считаться первые люди лакедемонского полиса.

Мелеагр предупреждал Антиноя о том, что миссия может быть опасна, и теперь парень благодарил богов, пославших ему этот понос. Благословенный понос! Опорожнив кишечник, молодой агент решил остаться под прикрытием кустов, лишь переместившись чуть подальше от источавшей зловоние парящей коричневой кучи. Входы Персики, и главный, и боковой, тот, что выходил на улицу Медников, прекрасно просматривались с точки, где он засел. Участь брошенных на произвол судьбы пирожков волновала Антиноя меньше всего: они были закуплены на деньги эфора и должны были быть выброшены сразу по исполнении задания. Главным было не пропустить стройного длинноволосого афинянина, более получаса назад вошедшего в Персику. Он и так уже задерживался: господин Мелеагр ясно сказал, что объект появится еще до полудня. А время уже — юноша бросил наметанный взгляд на солнце — уже идет к середине дня. И эта задержка, и странное появление верзил, по оплошности забравших настоящего торговца пирожками вместо мнимого, определенно означали — что-то пошло не так. Однако Мелеагр был не тем человеком, который принял бы подобное оправдание проваленного задания, и Антиной решил дождаться афинянина во что бы то ни стало.

Леотихид стоял в середине толпы аристократов, в стороне от кресел брата и гостей-покровителей, но так, чтобы быть на виду. Наверное, окружающие дивились подобной скромности младшего брата царя, обычно старавшегося занять как можно более почетное место, но элименарху это было все равно. Он изображал полнейшее внимание к состязанию хоров и религиозным обрядам и время от времени обменивался репликами с окружавшей его свитой. Нервозность молодого стратега выдавал лишь лихорадочный блеск, затаившийся на дне его зеленых глаз. Никто, кроме стоящей рядом Паллады, этого не замечал.

Слева возникло движение.

— Все, взяли обоих, — негромко произнес материализовавшийся у левого локтя Полиад.

— Что говорят? — не поворачиваясь и почти не разжимая губ, спросил Леотихид.

— Отпираются, собаки, — усмехнулся начальник телохранителей. — Ничего, запоют позже. Когда будет время заняться ими вплотную.

— Что еще?

— Действую по плану, — пожал плечом Полиад. — За «Пилоном» приставлен хвост, афиненка, вошедшего в Персику, тоже «пасут» у ворот. Что делать, если он отправится к месту встречи вместе с толстяком Энетом, с которым отправился во дворец?

— Это маловероятно, — покачал головой Леотихид. — Он ведь на свиданье идет… Но если вдруг… Хватайте всех троих. Энета можете кончить на месте, он нас не интересует.

— Есть кончить, командир, — отозвался лохаг. Задание ему явно пришлось по вкусу. Леотихид знал, что у его помощника свои счеты с Эврипонтидами. Когда-то, уже довольно давно, царь Павсаний обвинил наварха Агенора, отца Полиада, в злоупотреблении властью. Тому пришлось продать большую часть имущества, чтобы уплатить штраф. Не в силах пережить позора, Агенор покинул родину, отправившись наемником к сирийцам, и сгинул в одной из войн с египтянами. В том, что остался без отца, Полиад винил царя-Эврипонтида, и страстно ненавидел как его самого, так и младших Эврипонтидов.

Хор седобородых жрецов, предводительствуемый эфором Полемократом-Скифом, затянул хвалу Дионису. Полиад поморщился.

— Клянусь богами, старые пердуны действуют мне на нервы, — пробормотал он. — Пойду разнюхаю обстановку.

— Держи меня в курсе всего, — в который уже раз напомнил Леотихид.

В Персику Леонтиск и Энет проникли без особых хлопот: большая часть ее временных обитателей находилась на празднестве, и воины Священной Моры позволили себе немного расслабиться. Один из них, знакомец Леонтиска по Олимпийским играм, проводил «спутников» Пирра к лестнице правого крыла, которую охраняла эномотия Антикрата. Тот встретил друзей радостным возгласом. После приветствий и дружеских похлопываний по плечам Антикрат отвел их в укромную нишу одной из галерей дворца.

— Сюда, пока мой лохаг вас не заметил, — пояснил он. — Он у нас дико строгий и правильный. Но вообще, вам повезло — он совершает обходы каждый час и ушел последний раз не больше четверти часа назад. Так что время поговорить есть.

— Как ты тут? — поинтересовался Леонтиск, с завистью посмотрев на значок эномотарха, блестевший у Антикрата на плече. Эномотарх Священной Моры, точно так же, как и эномотарх Трехсот, приравнивался к армейскому пентакосиарху. Так что Антикрат перегнал в карьере даже царевича Пирра, довольствовавшегося до сих пор скромным чином лохага.

— Да что я! — отмахнулся Антикрат. — Света белого не видим с тех пор, как приехали иноземцы. Целый день караулы, церемонии, шагистика — кошмар, одним словом. В город выходить нельзя, живем как на острове. Другое дело — ваша жизнь! Слухи даже сюда долетают, какие дела вы вершите! Кстати, ты, Леонтиск, отчаянный храбрец, если явился сюда. Не знаешь, что ли, что эфор Анталкид издал указ о выдаче вас с Аркесилом римскому консулу?

— Слыхал, как же, — Леонтиск поморщился. — Но, видимо, Пирр решил, что я смогу принести пользу, только волтузя римлян и поэтому снова послал сюда. А Аркесил остался без ноги, ты знаешь?

— Как — без ноги?

Леонтиск открыл было рот, чтобы начать рассказ, но тут вмешался Энет. Что было само по себе событием весьма примечательным, потому что Энет редко открывал рот, если его об этом не просили.

— Э… друзья. Болтовня потом! Сперва — дело.

— Ты прав, клянусь Афиной, — опомнился афинянин.

— Прислал командир нас … — начал Энет.

— Узнать насчет лазутчика? Долго ж вы собирались, клянусь небом, — покачал головой Антикрат. — Я давно все выяснил через управляющих жилыми помещениями. Пронырливые они ребята, я вам скажу. Но жадные. Сообщите царевичу, что он задолжал мне сто драхм.

— Целую мину? — перебил, не выдержав, афинянин. — Ты свободно распоряжаешься такими суммами? Проклятье, неужели у воинов Священной Моры такое высокое жалованье? Если так, я немедленно начинаю усиленно тренироваться — тоже хочу в ваш отряд!

— Не трудись понапрасну, — фыркнул Антикрат. — Я просто задержал недельное жалованье провинившейся декаде. Надеюсь, ребятки не догадаются, что я уже потратил их денежки. Итак, этот карлик, его звали Гимел, прибыл в свите мантинейца Стесагора. Свита у последнего приличная — человек пятнадцать. Отдельные покои, дюжина сундуков багажа и жена.