История Смотрителя Маяка и одного мира - Анна Удьярова

годы связывающие два государства», – изливал красноречие королевский сочинитель писем. А может, и сам Оланзо – к тому, чтобы отомстить синтийцам, он шёл давно и теперь, вероятно, с азартом и страстью взялся за дело. Далее король гарантировал служителям всяческую поддержку, о которой его никто не просил. И только в завершении высказывал своё главное требование: Сэйлори хотел, чтобы служители Защитника сделали официальное заявление о недопустимости таких действий со стороны Синта, и это послание нужно было передать с посыльным, чтобы как можно скорее зачитать в Тар-Кахоле, поддержав дух оскорблённых и растерянных подданных.

Теперь Люмару стало ясно, чего именно хочет Оланзо: ему нужен был повод начать войну, но он сам понимал, что в ситуации молчания Школы просветителей его праведный гнев по поводу религиозного дела выглядит, мягко говоря, странно. Но как только будет получено хотя бы краткое возмущение служителей – у Сэйлори развязаны руки, можно приступать к защите драгоценных религиозных чувств своих подданных.

С тревогой Айл-просветитель подумал, что с короля станется подделать обращение просветителей, если он не получит желаемое. Вряд ли удастся обойтись без жертв. И у него, Люмара, вероятно, заберут самое дорогое. Но иного пути не было. И Люмар вышел из своей комнаты и первого встречного хранителя попросил позвать просветителя Инаниса.

Напоминающий привидение Инанис Сервил появился на пороге главы Школы быстро и, судя по выражению лица, уже готовый к неприятному разговору. Тем не менее Люмар не стал пренебрегать обязанностями гостеприимства и поставил перед просветителем чашку чая из горных трав и тарелку с его любимым, ещё с детства, печеньем с лесными орехами.

Устав за день от разговоров, Люмар просто протянул Инанису письмо короля. А потом, наблюдая за лицом просветителя, убедился, что сделал правильный выбор.

– Значит, война? – тихо спросил Инанис, закончив читать и осторожно положив письмо на стол.

Люмар кивнул.

– Я опасаюсь, что они могут подделать послание от нашего имени. Поэтому я прошу тебя поехать вместе с королевским гонцом и проследить, чтобы имя Защитника не коснулось этой грязи. Я выдам тебе грамоту на полное представление интересов Школы, и все твои заявления будут нашими заявлениями. Предполагаю, что король будет в бешенстве. И его гнев в первую очередь падёт на того, кто будет рядом… – Люмар замолчал, чувствуя, как где-то в груди, кроме привычных боли и беспокойства, поселилось личное чувство бессилия и глупой надежды – на то, что всё обойдётся, что с его Инанисом всё будет хорошо. И ещё более глупая злость на то, что в Конкордате остался запрет главе Школы просветителей появляться в Центральной стороне – со времён мнительного короля Элайя, который опасался, что бывший в то время главой Школы известный на всё Шестистороннее просветитель Ингрем явится в Тар-Кахол и займёт место правителя. Хотя у Ингрема, Люмар знал, никогда не было таких мыслей – единственным, что его интересовало, были рукописи о жизни Защитника, совсем как Тео…

– Я приложу к этому все мои силы, Айл-просветитель, – сказал Инанис, и Люмар в очередной раз восхитился его неизменной выдержкой. Голос звучал всего лишь чуть-чуть более бодро, чем обычно. – И прошу вас, не беспокойтесь за меня. Всё будет хорошо, – добавил Инанис, как в детстве, когда нужно было убедить Люмара, что слушатель, на самом деле, не болеет – просто что-то попало в горло. Или неудачно падает свет. Или он просто только что вернулся с улицы и не успел отогреться…

Люмар в ответ покачал головой – тоже совсем как в детстве Инаниса.

– Я не сомневаюсь в тебе, мой мальчик. Лучше тебя никто не сможет справиться. Именно поэтому мне так страшно – впервые за много лет, – Айл-просветитель опустил голову и стал похожим на старика – настоящего, седого и уставшего от жизни.

Инанис почувствовал, как отчаяние того, кто (конечно, они никогда об этом не говорили и даже думали с осторожностью, но умолчание очевидного, как обычно бывает, служило только к проявлению скрытого) был ему как отец, холодными каплями осеннего дождя, которым всё равно, насколько надёжно ты закутался, пробирается за шиворот.

«Всё будет хорошо», – впервые в жизни Инанису хотелось произнести эту блаженную ложь всех времён. Или обнять Айл-просветителя, как мог бы сделать настоящий сын. Но Инанис не мог позволить себе такого, поэтому просто неловко смотрел в сторону, ожидая, когда вернётся тот Люмар, который был главой Школы просветителей и должен был защитить всех обитателей Ледяного Замка, пока его лучший ученик пытается помешать королю.

– Не думаю, что королевские люди станут нападать на тебя в пути, но на всякий случай отправляйся завтра рано, как рассветёт. Я постараюсь задержать посланника и шпиона, и они не смогут тебя догнать, не зная горных троп так хорошо, как ты, – сказал Люмар, поднимая взгляд главы Школы.

– Да, Айл-просветитель, – быстро ответил Инанис, радуясь, что всё снова стало понятно. И добавил, одним глотком допив чай и поднимаясь: – Я тогда пойду. Мне нужно ещё договориться, кто будет вести занятия вместо меня.

Люмар снова кивнул и всё-таки не удержался, спросил напоследок:

– Попрощаешься с Тео?

Взгляд Инаниса мгновенно стал ледяным, как застывает чистая холодная вода, стоит только дать ей центр кристаллизации. В этом чувстве, несомненно, были и постыдные ревность, боль от предательства и злость. Просветитель признавал это, но всё-таки главным было прикосновение колючей несправедливости: Тео, который бросил Школу и всех служителей в такой трудный момент, не заслуживал упоминания. Он стал словом, которого не было в словаре тех, кто смиренно благодарил Защитника. И тем не менее Люмар не забыл его. И, что гораздо хуже, сам Инанис его никогда не забудет.

– Думаю, мне нечего сказать бывшему слушателю Тео Гранцию, – ответил Инанис, смотря в сторону выхода.

Люмар в очередной раз кивнул – на этот раз, прощаясь.

На Вечернем Обряде Тео стоял у самого выхода, чувствуя себя недостойным того чувства причастности и чуда, которое неизбежно возникало на Обряде, чем бы ни была занята твоя голова. Но слушатель (или уже, скорее, просто гость Ледяного Замка) решил, что напоследок можно раствориться в этом свете десятков ламп – свете, от которого его маленькая лампа должна была вскоре отделиться и неминуемо погаснуть, съеденная вечно голодной темнотой.

Весна наступила уже и в Ледяных горах: в Школе это определяли по тому моменту, когда на Вечернем Обряде без камина было не холодно. Прохладно от открытых высоких окон – да, но не отвлекающе холодно.

Именно весной Защитник пришёл в Шестистороннее – и неудивительно, что он был покорён красотой здешней земли. Впрочем, возможно, в том мире, откуда пришёл Защитник, было ещё прекраснее – кто знает об этом? Но когда Защитник, проходя пешком все Стороны, шёл по земле