Земля мечты. Последний сребреник - Джеймс Блэйлок

ей досаждает Пенниман… Его охватила ярость, и он поспешил к входной двери, чуть не переходя на бег, его пальцы сжались в кулаки. Потом раздался другой голос, и это действительно был голос Пеннимана, но возражал он вовсе не Розе. Женский голос принадлежал миссис Гаммидж, и оба голоса доносились из открытого окна комнаты миссис Гаммидж на цокольном этаже. Она единственная из них занимала комнату в самом низу, и ее жилье представляло собой некую разновидность помещения для прислуги с собственной ванной комнатой и кухонькой. Окно было лишь чуть-чуть приоткрыто.

Эндрю затормозил, потом сдал назад на два шага, развернулся и нагнулся за кисточкой и краской. Взяв и то, и другое, он на цыпочках подошел к приоткрытому окну и остановился около него, а потом очень тихо и как бог на душу положит принялся красить обшивочные доски. Он не взял кисточку из лошадиного волоса, но возвращаться за ней было сейчас не время, а потому просто клал краску на десятилетнюю грязь. Он почти не дышал, прислушиваясь к голосам, которые становились то громче, то тише.

– Я-то думала, что получу гораздо больше, – со слезами в голосе сказала миссис Гаммидж.

После некоторой паузы раздался голос Пеннимана:

– Я тоже не получил больше. Примите это во внимание. Это утомительный, медленный процесс – выжимать их таким образом, дистиллировать, разливать, старить. Это не делается за один день. Да и сами эти рыбы устрашающе редки. Когда Адамс убил их всех по собственной глупости, поскупившись на термостат подороже, ущерб удалось ликвидировать только через шесть месяцев. Если бы не срочная поездка в Сан-Франциско… Да… Слава богу, что у Хан Коя был свой человек в Чайнатауне. Адамс только в прошлом месяце запустил всю систему, а это означает, что излишки у нас появятся через месяц-другой.

– Излишки! Я прошу не об излишках. Я прошу только о малой доле. О маленькой части того, что есть у вас, – ничего больше. Вы можете этим поделиться. Это ведь не наркотик какой-нибудь.

– Но именно так он и действует, – сказал Пенниман тихим, чуть ли не отеческим голосом. Вам не нужно больше того, что я уже дал. А мне, напротив, нужно. Вы же определенно видите это. Не валяйте дурака. Нам осталось потерпеть всего несколько дней. Вы это знаете. Я не могу пожертвовать ни капли. Если мои способности не будут отточенными и сильными, то нам конец. Тогда мы вообще даром заварили эту кашу.

На несколько секунд в комнате воцарилось молчание. Эндрю тем временем продолжал красить деревянный сайдинг, не обращая внимания на тонкости. Наклонив голову, он рассеянно водил кистью и вдоль, и поперек, и ждал продолжения разговора. Он слышал почти беззвучный плач миссис Гаммидж, слышал, как она старается заглушить его, чтобы не услышал кто-нибудь, случайно оказавшийся в коридоре. Эндрю улыбнулся. Они и не подозревали, что враг стоит прямо у них перед окном, облаченный в комбинезон и шапочку. Он одним выстрелом убивал двух зайцев, вот в чем состояла истина.

Наконец разговор продолжился. До него донеслось нечто, напоминающее звон чокающихся бокалов, потом голос Пеннимана, пробормотавшего что-то о чашечках чая. Эндрю не разобрал.

– По капельке за раз, – сказала миссис Гаммидж.

– Почему вам не бросить все это? Это не имеет никакого отношения к персональной вендетте. Мы выше этого.

– Я так не думаю, – сказала она мгновение спустя. – А что насчет книг? Мы выше и этого?

– К черту книги. Какие еще книги?

– Не думайте, что я ничего не вижу. Не думайте, что это не я протираю пыль и пылесосю этот дом. – Голос ее звучал все громче, у нее с секунды на секунду могла начаться истерика.

– Шшшшш! – успокаивал ее Пенниман, оборвав ее жалобы прежде, чем она успела сказать что-либо важное.

Эндрю пребывал в недоумении. Весь этот разговор был сплошное недоумение. А теперь в комнате воцарилось молчание, вызывающее не меньшее недоумение, и во время этого молчания он услышал хлопок задней двери. Это могла быть только Роза, вышедшая из дома. Она увидит, что дверь гаража открыта, и войдет внутрь посмотреть. Она быстро обнаружит крышку от банки с краской и его пиджак, повешенный на верстачные тиски, и тогда выйдет на улицу посмотреть, не обманулись ли ее острые глаза.

Потом он услышал какой-то рвотный звук, будто миссис Гаммидж проглотила жабу, а потом до него донесся через открытое окно невероятно отвратительный рыбный запах, такой тухлый и подавляющий, что Эндрю отшатнулся, отвернул лицо и увидел Розу на тротуаре. Возможно, это он сам напророчил. Без всяких «возможно». Он улыбнулся ей и помахал кисточкой. По крайней мере он не разбивал стеклянные бокалы и не экспериментировал с чашками, наполненными холодным кофе.

Он отошел от окна, прежде чем сказать что-нибудь, понес банку с краской назад – туда, где лежала холстина для подстилки, поставил банку на нее.

– Вот решил воспользоваться солнышком и покрасить чуток.

Роза кивнула, но без особой, как ему показалось, радости. Он отошел на два-три шага, чтобы оглядеть дом, увидел две очень аккуратно закрашенные обшивочные доски на углу, где он начал красить, и какой-то свежий красочный хаос у окна миссис Гаммидж. Этот хаос был удивительно похож на картинку для психологического тестирования. Он махнул кистью в сторону этого убожества, словно в объяснение, пытаясь придумать, что бы такое сказать. Его опять поймали на месте преступления. Утешало хотя бы то, что поймала его Роза, а не Пенниман. Если бы Пенниман обнаружил, что Эндрю подслушивает под окном, дело закончилось бы серьезным скандалом. И Пенниман, безусловно, догадается о случившемся, когда увидит так странно покрашенный кусок стены. Пенниман ничуть не идиот.

– Я поражена, – сказала Роза, и Эндрю вдруг показалось, что она счастлива видеть его выходки, она словно посмотрела на труды мужа в дальней перспективе и пришла к выводу, что любая работа есть хорошая работа, любая покраска – хорошая покраска. – Но какой смысл в таком неряшестве?

– Сильная зернистость дерева. Красное дерево здесь словно расслаивается. Может быть, причина кроется в избыточности дневного солнца. Когда такое случается, приходится соскребать верхний слой, в котором дерево портится. Соскребание – это своего рода адгезивное действие. Признаю, сейчас выглядит не очень, но когда все будет покрашено…

Роза кивнула.

– Почему ты скачешь с места на место? Уж пляши оттуда, откуда начал, а когда все закончишь, никаких огрехов и заметно не будет.

– Ты совершенно права, – сказал Эндрю. – Кажется, я слегка увлекся. Я предвидел эту проблему с деревом и решил попробовать. Не мог противиться желанию. Ты же знаешь, каким я становлюсь,