Элвис Пресли. Последний поезд в Мемфис - Питер Гуральник

заняться и куда более земными делами. Например, в понедельник, 5 ноября, он, как финалист ежегодного конкурса для подростков Road–E–O, был приглашен выступить на церемонии открытия «Курсов вождения для начинающих» — «первой спонсируемой полицией школы водителей, обучаемых прямо за рулем». «Буду только рад, если я смогу хоть кому–то послужить образцом», — заявил Пресли перед учениками, в основном тинейджерами, — писала Press–Scimitar. — Никто и не думал вопить или впадать в экстаз — напротив, вид у всех был серьезный и сосредоточенный… поскольку этот проект был задуман для того, чтобы Мемфис стал более безопасным местом для жизни…»

Тем временем Клифф Гливз, вернувшийся в Мемфис после поездки в город своей мечты Нью–Йорк — сказки настолько невероятной, что даже он, прирожденный оптимист, всю жизнь склонный приукрашивать действительность, не мог поверить в нее до конца, — не находил себе места. Увы, пока в Мемфисе была Натали, на встречу с Элвисом нечего было и рассчитывать, не говоря уже о возможности как–то его отблагодарить. Несколько раз он заглядывал в «Чиску», но его кумир там не появлялся. Тогда Клифф начал каждый день приходить на радио WMC к тому моменту, когда Джордж Клайн заканчивал свою смену в качестве ведущего программы «Рок–н–ролл болрум», и делать ему прозрачные намеки — мол, было бы неплохо собраться как–нибудь с Элвисом, однако тот, ужинавший у Пресли чуть ли не каждый вечер, упорно делал вид, что не понимает, о чем идет речь.

Впрочем, в своем стремлении поближе сойтись с Элвисом Клифф был не одинок — вокруг Джорджа ошивался еще один парень, здоровый веселый толстяк по имени Ламар Файк, желавший попасть на радио. Он ездил на новеньком «шеви» выпуска 1956 года, говорил так, словно знал все обо всех, и страстно мечтал познакомиться с Элвисом. Клифф уже собирался было его отшить, но тут Ламар как бы невзначай раскрыл в его присутствии бумажник, и тот мигом изменил свое отношение к нему: «Да, старик, думаю, тебе стоит с нами поужинать». После этого он «дал отмашку» Ламару, чтобы тот начинал «подмазывать» радиопродюсеров, что, впрочем, не помогло приблизиться к Элвису ни тому ни другому, и Клифф был вынужден смириться с тем, что если это и произойдет, то лишь по чистой случайности. Время шло, и он был уже почти готов отказаться от надежды (и даже от своей комнаты в «Общежитии молодых христиан»), когда наконец вновь столкнулся с Элвисом, и на сей раз все сложилось так, как он и рассчитывал.

Вечером в понедельник он направлялся в «Чиску», чтобы в очередной раз повидаться с Дьюи, как вдруг увидел розовый «Кадиллак», ехавший ему навстречу по Юнион. «Эй, Клифф, привет! — окликнул его сидевший за рулем Элвис, облокотившись на раму окна. — Давай за мной!» Клифф лишь кивнул, и через пять минут, миновав несколько кварталов, они оказались у автосалона «Мэдисон–Кадиллак».

«С этого момента моя жизнь переменилась и, совершив поворот на сто восемьдесят градусов, потекла бок о бок со стариной Элвисом. У автомагазина мы остановились, и он мне сказал: «Глянь, вот эту тачку я купил матери, а у нее нет водительских прав. Себе–то я только что взял «Эльдорадо», но мне бы не хотелось, чтобы по дороге домой с маминой машиной что–нибудь случилось. Ты бы не мог оказать мне любезность и отогнать ее к нам домой?» — «Ты серьезно?» — спрашиваю. И начинаю благодарить его за чудесный уикенд в Нью–Йорке, а он только пожал плечами и говорит: «Если не получаешь от жизни кайф, то на кой черт она нужна? Чего она стоит, если в ней нет места удовольствиям?.. Кстати, Клифф, ты бы не мог свозить меня в пару мест?» Не имеет смысла вдаваться в подробности, но в полшестого он сказал: «Клифф, я хочу пригласить тебя домой и познакомить с родителями. Поужинай с нами». Вот оно! «С удовольствием!» — ответил я, и мы поехали к нему на Одюбон–драйв. После ужина мы прошли в гостиную, и он спросил: «Клифф, ты знаком с Редом Уэстом?» — «Нет». — «Раньше он работал на меня, но сейчас служит в морской пехоте. Я остался один. А ты нравишься мне, маме, папе… В общем, я хочу, чтобы ты работал на меня. Кстати, когда я приглашал тебя в Нью–Йорк, таких мыслей у меня еще не было». — «Элвис, вот что я тебе скажу, — ответил я. — У меня есть ряд обязательств перед разными людьми. А учитывая это, я вряд ли смогу принять твое предложение. Я же хочу иметь полную свободу, быть, так сказать, свободным духом, никому ничем не обязанным. Вот если бы я работал у тебя… как друг… тогда это было бы совсем другое дело». — «Ты хочешь сказать, что тебя удерживает только это?» — удивился он. «В общем–то, да», — ответил я. «Тогда поехали за твоими вещами».

В тот же вечер у меня появилась своя комната на Одюбон–драйв. Спальня Элвиса была в самом конце коридора — та самая, что называлась «комнатой Натали», потому что там останавливалась Натали Вуд, когда приезжала, — а родители Элвиса жили в другом конце дома. В доме было три спальни и две ванные комнаты, так что никаких «коммунальных» проблем не возникало. Я переехал со всеми пожитками. Его мать сказала: «Это была комната Натали, теперь она твоя». Начиная с этого момента, Элвис хотел, чтобы я жил там постоянно».

Со временем Клифф пришел к выводу, что жизнь в обществе Элвиса крайне привлекательна. С его точки зрения, Элвис был «невинен, как дитя, ничего не знал ни о каких хитростях, благодаря которым «вертится мир», и действовал, руководствуясь лишь инстинктом. Он никогда никому не грубил, вел себя со всеми вежливо, но и не позволял другим садиться ему на шею. У него не было за плечами так называемой школы жизни, поскольку тогда он был еще слишком молод; единственное, что он знал до того, как попал в «Сан Рекордз», где добился денег и славы, это родительский дом. Он никогда не сталкивался с большим миром один на один». Его родители? «Вернон был тертым калачом, потому что когда–то разорился и ему довелось через многое пройти. Уж он–то отлично знал, что к чему, для него доллар был долларом, а четвертак — четвертаком. Однажды за ужином Элвис мне сказал: «Папа человек жесткий, но в этом не его вина. Ты же знаешь, что с ним произошло». А потом они мне все рассказали начистоту. Как–то