Харка, сын вождя - Лизелотта Вельскопф-Генрих

— Да зачем же ее убивать? Вечно у вас на уме одни злодейства! Иногда обходится и без кровопролития! Но игра стоила свеч — вот это улов! После номера с хищниками она успела продать билеты на четыре вечерних и три дневных представления. Только потому что люди слышали рев тигров и львов и ни за что не хотели пропустить сенсацию.

— И вся выручка за четыре дня пропала?

— Всё до последнего цента.

— Неужели кассу не охраняли?

— Конечно охраняли! Еще как охраняли! В таком большом городе! Но охранники хлопали ушами — их больше интересовало представление, чем касса. Мало ли куда там вышла на минутку кассирша! Она, конечно, должна была действовать четко и быстро. А может, охранники были в доле…

— Как же теперь быть дирекции цирка? На что кормить зверей, чем платить за аренду, где взять деньги на гонорары артистам? Может, у них есть какие-то резервы в банке?

— Меня это мало интересует. Ну что, пошли в гостиницу?

На улицах царило оживление, было почти так же шумно, как днем, и многие заведения еще были открыты.

В гостинице Харка в изнеможении растянулся на шерстяном одеяле. Почувствовав что-то вроде головокружения, он постарался как можно скорее уснуть, потому что завтра у него было много дел. Он хотел не только сходить к клеткам с тиграми, но и выяснить, не вернулись ли индейцы. По поводу ограбления кассы у него были свои мысли, которыми он пока не поделился даже с отцом.

Ночью он плохо спал. Не потому, что его нервы были слишком слабыми для таких необычных впечатлений, а потому, что его мучил спертый воздух гостиничного номера, к которому он не привык. В городе его всюду преследовали отвратительные запахи, особенно в закрытых помещениях.

На рассвете его разбудил какой-то шум. Он услышал громкий стук в дверь соседнего номера, в котором жили художник и Длинное Копье, потом заспанный и сердитый голос художника и, наконец, чьи-то тяжелые шаги за стеной и два незнакомых голоса, резких и грубых. Через некоторое время голоса стали спокойней, и тяжелые шаги удалились. Вот уж поистине белые люди совершенно не способны ходить тихо!

Через минуту художник и Длинное Копье вошли в номер Маттотаупы и Харки. Художник, понимая, что индейцы не могли не слышать шума в его комнате, сразу перешел к делу.

— Приходила полиция, — сказал он. — Джима видели в цирке с белокурой кассиршей, и подозрение пало на него. Полицейские спрашивали, что я о нем знаю. Я не мог ничего сказать, кроме того, что, хотя он и пройдоха и не прочь хитростью и ловкостью добыть себе пару долларов, нам он оказал неоценимую помощь в этом разбойничьем логове Беззубого Бена. Кстати, у него, как мне сообщили полицейские, был солидный счет в здешнем банке. Поэтому подозрение с него, скорее всего, будет снято.

— Джим сейчас в гостинице?

— Говорят, он сидит внизу, в трактире, и поит бренди всех желающих. Для хозяина такой гость — находка. Выручка стремительно растет…

Художник иронически улыбнулся. Он почти не сомневался, что оплачивать счет Джима придется ему.

О сне теперь не могло быть и речи. Длинное Копье и его краснокожие братья заказали себе в номер обильный завтрак: мясной бульон и жареное мясо. Остальные блюда белых людей им были не по вкусу. Дакота такого завтрака хватало на целый день. Художник ничего есть не захотел. Ему нездоровилось, и он решил лечь в постель. Длинное Копье был этим очень обеспокоен, но Маттотаупа уговорил его пойти с Харкой в зверинец, пообещав позаботиться о художнике. Харка, правда, выразил сомнение в том, что его пустят в цирк в такой ранний час, но Длинное Копье сказал:

— Идем. Им сейчас нужны деньги, так что они будут сговорчивы.

Шайенн оказался прав. Им не пришлось никого долго уговаривать: молодой служитель впустил их внутрь за небольшие чаевые. Он сразу узнал Харку. В это время, когда доступ зрителям в цирк был еще закрыт, здесь уже кипела работа. Рабочие чистили конюшни и клетки. Клетки хищников — узкими щетками на длинных палках, которые можно было просунуть между стальных прутьев. Поскольку все клетки перевозились на повозках, они были маленькими и тесными. В одной из них находились четыре льва, в другой — два тигра. У животных не было даже места, чтобы размять ноги. Они лежали и смотрели сквозь решетку своими большими янтарными глазами.

Харка залюбовался тигрицей. Длинное Копье медленно пошел по конюшне. Он хотел взглянуть на чалого жеребца Баффало Билла.

Харка неподвижно стоял перед канатом, натянутым перед повозками с клетками и служащим ограждением, за которым надлежало находиться посетителям. Он долго неотрывно смотрел на тигрицу, пока не поймал ее стеклянный взгляд. Она чуть заметно шевелила полувтянутыми когтями.

Погруженный в этот безмолвный диалог с грозным животным, он не заметил, как за его спиной остановились два мужчины. Их присутствие ему выдал изменившийся взгляд тигрицы и дрогнувшие кончики ее усов. Он обернулся. Перед ним стояли Длинное Копье и дрессировщик. Последний был в махровом халате.

— Значит, ты все-таки решил поступить к нам в труппу? — сказал он. — Директор и инспектор манежа совсем помешались на идее сделать с тобой сенсационный номер. Твой отец мог бы запросить высокий гонорар, если бы мы все вчера не стали вдруг нищими. Директор говорит, что покончит с собой, инспектор манежа рвет на себе волосы… Будь проклято это ворье! Ты тут вкалываешь до седьмого пота, а какая-то бандитка удирает с твоими денежками!