NWT. Три путешествия по канадской Арктике - Виктор Ильич Боярский

отвел наших собак в сторону. Перед нами оказалось широкое, чуть уже длины нарт, разводье, замаскированное тонким присыпанным снегом льдом. Сани Мартина провалились туда и, обладая положительной плавучестью, спокойно и величаво, чуть покачиваясь, плавали в полынье. Самым неприятным было то, что один из полозьев нарт ушел под лед на противоположной стороне так, что о движении нарт вперед не могло идти и речи. Между тем положительная плавучесть саней стала приближаться к нейтральной в связи с промоканием и утяжелением части лежащего на них груза. Мы перескочили на ту сторону и остановили своих собак.

Ситуация становилась критической, а мы никак не могли прийти к решению, что будет самым эффективным – разгружать нарты, рубить лед, чтобы высвободить полоз, или что-то еще. Момент для разгрузки, когда нарты еще плавали достаточно высоко, был упущен. Я попытался забраться на них, чтобы развязать груз. Сняв маклаки, я попытался поработать с босыми ногами, но быстро замерз и оставил эту затею. Проблема состояла в том, что подать нарты назад было невозможно, поскольку собаки их держали очень прочно.

В конце концов мы пришли к выводу, что нужно все-таки груз развязать – без этого ничего не получится. Мартин в резиновых сапогах балансировал, стоя на санях, мы с Ульриком его поддерживали. Он развязывал и передавал нам спальные мешки, собачий корм, человеческий корм и всякую требуху, из которой обильно лилась соленая вода.

Освободив нарты, мы поняли, что единственное, что мы можем сделать, – вытащить их назад. Чтобы этому не препятствовали собаки, мы их отвязали, и, пока все остальные контролировали упряжку, мы с Гордоном извлекли нарты из воды и перетащили в безопасное место. Бегло оценив ущерб, причиненный экспедиционному имуществу этим происшествием, мы поняли, что он велик!

Особенно пострадало имущество Уилла: его паспорт, дневники, записные книжки – все намокло. К счастью, погода была безветренная, солнечная, минус 2–3 градуса. Мы запустили печь и начали сушить то, что нужно было просушить немедленно, а все остальное просто сложили в спальные мешки. Все капитально намокло – и запасы еды, и спальники, несмотря на все защитные водонепроницаемые мешки.

Какое мы могли принять решение – остановиться в получасе от прежней стоянки и сушиться? Нет, мы решили все-таки пойти. Никто из людей и собак не промок, все остальное можно было так или иначе отрегулировать. И правильно сделали, что пошли. Джулия через некоторое время забрела в тупик, и мне пришлось искать выход. Дальше мы пошли с ней в паре для тренировки: я впереди, она в пяти метрах позади.

День был совершенно чудесным: полная тишина, солнце сияет на безоблачном небе, все облака унесло. Морозец около 5 градусов практически не ощущался. Еще совершенно влажный утром снег подмерз, и скольжение стало получше.

Несмотря на увещевания Уилла, я все-таки принял решение идти поближе к берегу, потому что лед опять ухудшился, а тамошние перспективы были более или менее сносными. Я нашел маленький коридорчик, выскочил к берегу и попал на прямую дорогу. Правда, в некоторых местах она была переметена глубокими снежными шлейфами, но на ровном льду это не особенно затрудняло наше движение.

После ланча, когда мы продолжили движение вдоль берега в условиях хорошей видимости, вопрос выбора правильного направления, решение которого доставляло наибольшие муки начинающим навигаторам, уступил место другому: как выбирать дорогу при движении по морским льдам. Именно с эти вопросом, который на английском языке звучал более солидно, что-то вроде: «How to choose the right way up here?», Джулия приставала ко мне при каждой моей остановке. Ее любопытство отнюдь не удовлетворялось моими ответами на этот философский вопрос (действительно, кто из нас, кроме Всевышнего, может с уверенностью судить о том, насколько верно выбран путь), а простиралось далее, начиная понемногу пересекать грань, отделявшую любознательность от занудства.

Когда она в очередной раз в совершенно очевидной с моей точки зрения ситуации спросила: «Why did you choose this way and not another one?», я в сердцах ответил ей по-русски: «Да иди ты прямо, Джулия. Как идешь, так и иди. Выбирай дорогу так, чтоб поменьше колдобин было и старайся резко не менять направление движения». На этот раз она осталась вполне удовлетворенной моим ответом и больше до нашей смены с вопросами не приставала.

Примерно в час ночи мы остановились, поскольку мне показалось, что можно немного срезать путь. Я увидел небольшой распадок, похожий на устье реки и суливший возможное пересечение полуострова несколько ранее намеченного поворотного пункта.

Подождали Ульрика с картой. Оказалось, что это действительно река, движение по которой нисколько не приближало нас к желанному западному побережью, поскольку она уходила куда-то в глубь полуострова. Поэтому решили продолжить движение вдоль берега. Такако, начинавшая, кажется, потихоньку завидовать той не вполне осознанной самой Джулией лихости, с которой она вела наши упряжки, вызвалась идти впереди вместе со мной. Понятно, что никаких возражений со стороны наших товарищей не последовало, и Такако заняла свое место между мной и первой упряжкой. Я уже внутренне собрался, готовясь отражать очередные вопросы, но Такако молчала, целиком сосредоточившись на управлении своими непослушными лыжами.

Солнце село, и стало заметно прохладнее. Все покрылось пушистым инеем, и только благодаря непрерывному движению мне удавалось сохранять слегка положительный тепловой баланс между освежающим холодом майской арктической ночи и пульсирующим в такт движению теплом моего организма. Оделся я сегодня очень легко именно в расчете на постоянное движение, и надежды мои пока в целом оправдывались.

Примерно часа через два нам показалось, что мы достигли северной оконечности этого бесконечного полуострова. Тянущийся слева по направлению нашего движения заснеженный берег оборвался каким-то невзрачным мыском, на котором сквозь сгустившийся туман можно было различить небольшой домик. Вокруг домика в беспорядке валялись бочки, этот непременный, увы, атрибут современного арктического пейзажа. Внезапно взыгравшие при виде этих признаков цивилизации собаки Мартина, легко обошли нас, и я успел отметить, что все снаряжение, лежавшее на нартах Мартина, которое побывало сегодня в воде, покрылось толстой коркой льда и пушистой бахромой инея.

Мы с Такако повернули следом и, пройдя немного, свернули на юг. Нам показалось, что мы обходим полуостров, однако то, что кажется в тумане, может оказаться далеким от реальности. Подобная ситуация великолепно описана одной фразой классика: «Когда дым рассеялся, Грушницкого на скале не было». У нас это выглядело так: «Когда туман приподнялся, мы обнаружили себя идущими по большому озеру, ограниченному с западной стороны вполне конкретным берегом».

Лучшего места для стоянки было не найти, и в 4 часа мы разбили лагерь под мажорные мелодии