Кентерберийские рассказы - Джеффри Чосер

Первый из этих голосов звучит в зачине. Это голос ученого и философа, ищущего космические причины вещей, как в весенней природе, так и в человеческой жизни. Но вскоре раздается другой голос — паломника, случайно, по стечению обстоятельств оказавшегося в гостинице и живущего по законам исторического времени, по обычаям падшего, постоянно меняющегося мира. Его отношение к персонажам, которых он описывает, — отношение историка, который видит ограниченность своей перспективы зрения, говоря: «Му wit is short» (Ума, уменья, значит, не хватило). Но именно ограниченность перспективы и помогает ему вглядеться подробнее в печальную и вместе с тем комическую картину человеческой жизни здесь и сейчас. Сам он так определяет свои намерения:

Ведь знаю я, что, взявшись рассказатьЧужой рассказ, не надо выпускатьНи слова из того, что ты запомнил,Будь те слова пространны иль нескромны, —Иначе все неправдой извратишь,Быль в небылицу обратишь…Спаситель путь указывал нам верный:Он прямо обличал, и нет в том скверны.Кто сомневается, пускай прочтет,Как говорил Платон на этот счет:Велел он слову действиям быть брату.

Комически извращая рассуждения Платона об отношении слова к трансцендентным истинам, паломник пытается этим оправдать свой взгляд историка-бытописателя на текущий момент.1642 Но при этом он хорошо понимает ограниченность такого взгляда и признает существование трансцендентных истин: «Му wit is short» (Моего разумения не хватает). Эти истины вновь подчинят себе «Рассказ Священника» и финал книги.

Третий голос — это прагматическое мнение Гарри Бейли, полностью игнорирующее космический план бытия. Рассказывание для него — только веселая забава, приятное развлечение, чтобы скрасить тяготы пути.

На диалектическом столкновении, постоянном споре этих трех голосов и держится повествование всей книги.

Среди паломников в «Общем Прологе» нет самых богатых и влиятельных. Их там и не могло быть. Члены королевской семьи и крупные феодалы, как правило, ездили в паломничество самостоятельно со своей свитой. Так же поступали и «князья церкви». Нет в «Общем Прологе» и самых бедных — беднейших крестьян и простых подмастерьев. Им такое путешествие с ночлегом в дорогой гостинице было бы не по карману. Но за исключением самых богатых и самых бедных социальный срез английского общества конца XIV в. представлен в рамочной конструкции «Общего Пролога» весьма полно и точно. Недаром же историки английского Средневековья столь часто ссылаются на «Кентерберийские рассказы», как, впрочем, и на столь отличное от них аллегорическое «Видение о Петре Пахаре» Ленгленда. Здесь безусловная заслуга Чосера. Однако чтобы лучше понять его намерения, особое своеобразие историзма его книги, нужно оценить этот историзм не только с современной, но прежде всего со средневековой точки зрения.

Как показали современные исследователи,1643 портреты «Общего Пролога» восходят к популярному тогда жанру сословной сатиры, авторов которой интересовали не индивидуальность тех или иных персонажей, но обобщенные типы различных представителей общества — рыцарей, монахов, врачей, юристов и т.д.

Но и такого «правдоподобия» было достаточно, чтобы поэт сумел создать в «Общем Прологе» характерное для всей книги особое диалектическое напряжение общего и индивидуального начал. Оно позволило Чосеру-наблюдателю иронически оценить многообразие жизни, совмещающей трагические и комические моменты, и, отказавшись от прямолинейной дидактики, совместить и обыграть разные точки зрения. Именно на таком совмещении и обыгрывании разных взглядов и держится композиционная структура большинства дошедших до нас фрагментов книги.

Отправляясь в путь, паломники тянут жребий, чтобы решить, кто откроет состязание рассказчиков. Случайно или по велению судьбы (by aventure, or sort, or cas) первым оказался Рыцарь. Так боэцианская тема судьбы и случая, столь важная для «Рассказа Рыцаря», исподволь вторгается уже в «Общий Пролог», готовя читателей к самому рассказу. Некоторые критики, впрочем, считают, что случай здесь — дело рук Гарри Бейли, жаждущего соблюсти социальную иерархию и угодить Рыцарю. Но будь то случай, в котором видна закономерность, или следствие ловких махинаций трактирщика, результат вполне оправдал себя. «Рассказ Рыцаря» поставил очень высокую планку для всех остальных участников состязания.

На самом деле, история, рассказанная Рыцарем, была написана Чосером раньше, еще до того, как у него возник план «Кентерберийских рассказов», предположительно, где-то в самом начале 80-х годов, примерно в одно время с «Троилом и Крессидой». Включив ее позже в книгу, поэт лишь слегка отредактировал ее — он добавил буквально несколько строк в начале (889-892) и две в самом конце:

О Паламоне кончен мой рассказ,И да хранит Господь Всевышний вас!

И все. Другие изменения Чосеру, очевидно, не понадобились. Картина рыцарских нравов, равно как и сами рыцарские идеалы, о которых заходит речь по ходу повествования, в общем и целом хорошо подходили рассказчику. Однако говорить о более точном и психологически убедительном соответствии идеализированного «характера» Рыцаря, появившегося в «Общем Прологе», и его рассказа было бы явной натяжкой.

Основой сюжета «Рассказа Рыцаря» послужила поэма Джованни Боккаччо «Тезеида» (1340-1341), рукопись которой Чосер, скорее всего, приобрел во время своей второй поездки в Италию (1378). «Тезеида», очевидно, очень понравилась Чосеру, поскольку он несколько раз обращался к ней в своих произведениях, — например, в «Птичьем Парламенте» и «Троиле и Крессиде». Но если там поэт заимствовал лишь отдельные мотивы «Тезеиды», то в «Рассказе Рыцаря» он использовал всю поэму Боккаччо целиком.

Боккаччо задумал «Тезеиду» как эпопею, славящую ратные подвиги на современном итальянском («народном») языке. Сочиняя ее, Боккаччо на ренессансный манер вступил в соревнование с эпическими поэтами древности Вергилием и Стацием, о чем говорит и само название поэмы — «Тезеида», т.е. поэма о подвигах Тезея, по аналогии с «Энеидой» Вергилия и «Фиваидой» Стация. В «Тезеиде» даже почти столько же строк, как в «Энеиде» (9896). Однако полное название поэмы Боккаччо «Teseida delle Nozze d’Emilia» («Тезеида о свадьбе Эмилии») указывает на то, что поэта, помимо ратных подвигов героев, интересовала и история их любви.

Довольно длинная поэма Боккаччо состоит из двенадцати книг. Ее содержание вкратце сводится к следующему. Легендарный мифологический герой «афинский герцог» Тезей, отправившись в поход в Скифию, вступает в битву с амазонками, побеждает их и женится на их царице Ипполите (книга I). Вернувшись в Афины вместе с женой и ее молодой сестрой Эмилией, он по просьбе безутешных вдов, мужей которых Креон, правитель Фив, отказался предать земле, тут же вновь едет в поход, теперь уже в Фивы. Войско Креона разгромлено, и на поле боя среди погибших случайно находят двух знатных фиванцев, двоюродных братьев Палемоне и Арчиту, которые сильно ранены, но все еще живы. Тезей забирает их в качестве пленников в Афины (книга II). Выздоровев, заключенные в темницу братья видят из окна своей башни прекрасную Эмилию и влюбляются в нее. Благодаря заступничеству Перитоя, друга Тезея, Арчиту освобождают из плена, и он уезжает в Афины (книга III). После долгих странствий внешне сильно изменившийся от горя Арчита возвращается в Афины и никем не узнанный поступает на службу к Тезею под именем Пентео (книга IV). Палемоне узнает об этом и бежит из темницы. Он находит Арчиту в роще, где тот жалуется на судьбу. Братья вступают в поединок, но их останавливает случайно обнаруживший их во время охоты Тезей. Он приказывает им вернуться в Афины через год вместе с сотней рыцарей каждый и тогда вновь вступить в поединок за руку Эмилии (книга V). По прошествии года братья возвращаются вместе с сопровождающими их рыцарями (книга VI). Братья и Эмилия молятся каждый своему богу — Марсу, Венере и Диане (книга VII). Начинается битва, в которой побеждает Арчита (книга VIII). Арчита получает случайное ранение, но все же женится на Эмилии (книга IX). Арчита умирает (книга X). Его хоронят с большими почестями (книга XI). Тезей предлагает Палемоне и Эмилии вступить в брак, и они празднуют свадьбу (книга XII).

Обратившись к «Тезеиде», Чосер существенно переработал оригинал.1644 «Рассказ Рыцаря» гораздо короче — он насчитывает не около 10 000 строк, как у Боккаччо, а только 2500. Из них лишь менее ста являются прямым переводом «Тезеиды» и еще четыреста опираются на текст итальянского оригинала, хотя часто и звучат в другом контексте. Сохранив основные параметры сюжета Боккаччо, все остальное Чосер придумал сам. Сокращая довольно рыхлое повествование «Тезеиды», Чосер придал «Рассказу Рыцаря» композиционную четкость и художественную завершенность. Английский поэт сократил или убрал вовсе многочисленные батальные сцены, сведя героический план сюжета к абсолютному минимуму. Таким образом, любовная линия рассказа выступила на передний план. Ей Чосер придал особую глубину, совсем не характерную для Боккаччо, благодаря размышлениям о смысле жизни и человеческого страдания, Провидении и судьбе смертных.