Длань Одиночества - Николай Константинович Дитятин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это не тот путь.
«Ты не можешь знать».
— Я не превращу людей в ЭТО. Максиме стремится к тому же.
«Она хочет лишить страстей каждого. А ты — большинство. В мире, живущем по твоим правилам, будет верхушка людей, которые сохранят страсть».
— Пусть так. Я не отберу у остальных людей то, чем они являются.
Бабочка молчала. Она потопталась на месте. Развернула хоботок.
«Ты глупее, чем хотелось. Всегда есть жертва. Всегда. Любое благо произрастает из почвы страданий. А чаще же всего, приходиться менять одно худо на другое, просто потому, что второе чуть меньше. Странно, что ты этого не понимаешь, великое создание».
— Меня не закончили не просто так. Само Многомирье восстало против этого.
«Омерзительная покорность. Я пожертвую хаосом. Своей силой. А ты не можешь высказаться против традиций».
— Ты жертвуешь, потому что боишься. Я не боюсь.
«Тебе не дали страха, неполноценный! Руководствуйся разумом».
— Именно он подсказывает мне, что пустота — лучше того, что предлагаешь ты.
Ощутимо рассвирепев, Бабочка уже готова была махнуть крыльями с такой силой, что весь этот мир сорвался бы в небытие, но вместо этого лишь слегка качнула ими.
«Что ж, отправляйся туда, где с тебя снимут голову!».
Глава 17
Один раз Никас уже засыпал за рулем.
Это было в Калифорнии, он неделю снимал Долину Смерти, пока писал о ней очерк. В какой-то момент им овладело азартное, почти ребяческое желание застать что-то мистическое. Оказаться первым, кто заметит как безжизненные камни в особую минуту, во тьме ночи, а может и на заре, вдруг наполняются потусторонней силой и начинают медленно ползти вперед. Или бесплотные фигуры, гротескные, словно тотемы дикарей, протягивают к ним длинные пальцы. И толкают. От скуки. Скуки. Одиночества.
Никас был так возбужден, что плохо ел и мало спал. Сама атмосфера этого места сделала что-то с его биологическими часами. Они расстроились, стали капризными. Аркас мог не спать сутки, а потом пару часов дремать в машине, видя какие-то полусны полу-мысли. Ровное потрескавшееся плато, где дуют сильные ветра. Солнце равнодушно выжгло его. Ученые спорят, спорят, спорят. Быть может, говорят они, камни скользят, когда редкая влага делает плато скользким. Ветер толкает их вперед. Но почему в разные стороны? С разной скоростью? Ведь его направление и напор редко меняются. А главное: почему некоторые камни остаются на месте?
Часто приезжали туристы из разных стран. Со многими Никас общался. Узнав о его цели, они тоже загорались идеей тихих охотников, предлагали поставить рядом свои машины. Журналист отвечал мягким отказом. Где много глаз, там волшебство робеет. И они, вдоволь наговорившись с ним, уходили. Да и то, он честно говорил, что ничего пока не снял. Камни движутся, но так медленно, что это кажется ошибкой. Да, скорее всего скользкая глина в ночи, когда воздух влажен. И ветер.
Один раз к нему подошел коллега из Канады, представившийся Лиамом Трамбле из журнала «Монреальский поезд». Они познакомились, Никасу была вручена бутылка дорогого алкоголя, Канадцу — набор жестяных рюмок с гербом Греции. После специфического разговора о работе, деньгах и болячках, они разумно объединили подарки и принялись вместе смотреть на плато. Прижимистое. Несговорчивое.
— Что-то там осталось, — сказал вдруг Лиам.
— Что и от чего? — не сразу отреагировал Никас.
Было уже поздновато, свет разбавлялся. Камера, стоявшая на треноге, справа от Аркаса, продолжала писать, направленная на камень, выбранный им. Он лежал, невинно, как положено его семейству, безразличных ко всему кусков породы. Но за ним в засохшей глине протянулась колея, словно за маленьким, идущим по маршруту краулером.
— Часть чьей-то жизни. Ты никогда не задумывался, дорогой Никас, что будет, если собрать все камни в этом месте. Те, что двигаются. Собрать и сложить вместе. И оставить их в покое, на какое-то время.
— Нет, — Никас улыбнулся этой идее. — Они разбегутся?
— Может и разбегутся, — согласился Лиам. — Они же такие маленькие. Совсем слепые. Как щенята. Они двигаются наугад, потому что не знают, где их ждут. Но если сложить их вместе. И уйти отсюда надолго…
— Вы хотите получить каменного человека, мистер Трамбле? — спросил Никас.
— Я тоже как-то раз проводил здесь время, — не ответил тот. — Я смотрел и пытался понять, дело в камнях, или в том, что под землей. К сожалению, администрация парка не дает ставить эксперименты посторонним людям. А ученым позарез нужны очень скучные и быстрые версии. Недавно они сказали, что дело раскрыто. Что это маленькие гололедицы, нарастающие в холодные ночи, перемещают камни.
Он помолчал. А потом сказал с огромным сожалением:
— Ах, это отвратительное желание объяснить все ледяными лужицами.
— Да, — согласился Никас. — Я думаю, что без мистицизма и суеверий мы быстро заскучаем. Что это за приключение, посреди которого тебе говорят, что дракон это четырехтурбинный авиалайнер, летящий маршрутом Катар-Франкфурт?
Его собеседник испытывающее смотрел на дно высохшего озера.
— Что бывает с людьми, если их собрать в одном месте, мы знаем, — проговорил Лиам тихо. — Свалка, отвращение, рознь. Но если хотя бы камни…
Никас понял в тот момент, что канадец, оказывается, захмелел гораздо сильнее и уже начал клевать носом. Аркас уложил его в кузове своего пикапа, а сам, в каком-то необъяснимом трансе, просидел до утра, иногда проваливаясь в сон в сидячем положении. Ему снился-мерещился каменный человек, идущий по долине. К нему ползли, все ускоряясь, все новые части тела, оставляя борозды в мокрой глине, скользя по льду, гонимые ветром.
Если хотя бы камни…
На следующий день Никас решил, что с него довольно. Он попрощался с новым знакомым, собрал палатку, аппаратуру, и, поспав несколько часов, тронулся в путь.
И заснул благополучно еще раз, уже прямо за рулем.
Аркасу повезло тогда, что встречное движение было слабым. Машина успела съехать на обочину и ощутимо подскочила на чем-то. Никас проснулся, вздрогнул, издав короткий крик, и остановился. Выйдя наружу, он осмотрел колеса. Все было в порядке. Позади лежал увесистый булыжник, на котором и подскочила машина. Никасу на мгновенье показалось, что за ним шла широкая колея в песке.
Но это была лишь игра его взвинченного воображения.
Теперь все обстояло куда хуже. Никас, кряхтя, поднялся среди дыма и обломков темных монолитов, и попытался понять, куда его занесло. Сверху зияла острозубая дыра. Его работа. Точнее, его замечательного транспорта. Автомобиль лежал в отдалении, зарывшись капотом в груду
