Серые кардиналы советской эпохи - Валерий Владимирович Пирогов

Но участвовавший в переговорах госсекретарь США Дин Раск рассказал, что Кеннеди предоставил Громыко «возможность признаться», но в ответ услышал «такое количество наглой лжи, какого я никогда прежде не слыхивал», а Громыко отрапортовал в Москву, что правительство США поражено смелостью акции СССР по оказанию помощи Кубе и отдаёт себе отчёт в решимости Советского Союза дать отпор в случае нового американского вторжения на Кубу.

После нервного обмена письмами между Кеннеди и Хрущёвым ситуация приблизилась к опасной черте. 24 октября Кеннеди отдал приказ о переводе впервые за послевоенную историю Стратегического воздушного командования США в состояние Defcon-2, означающее готовность к ядерной войне. Тогда к делу подключилась советская внешняя разведка.

Были задействованы все неформальные связи с американской элитой резидентов ПГУ КГБ Феклисова, резидента ГРУ Большакова и посла СССР в США Добрынина. Феклисов на свой страх и риск, без согласования с МИДом, предупредил американцев, что в случае вторжения на Кубу СССР нанесёт сокрушительный удар по американским войскам в Западном Берлине. Тогда американцы предложили компромисс: взамен на демонтаж и вывоз советских ракет с Кубы США обязуются снять блокаду и воздержатся от вторжения на Кубу.

По поручению Громыко посол Добрынин потребовал также вывода американских войск ещё и из Турции. 28 октября 1962 года после этих договорённостей, одобренных Хрущёвым и Кеннеди, ракеты были возвращены с Кубы, а США без лишней огласки закрыли базы США в Турции, и Карибский кризис был урегулирован.

Феклисов вспоминал, что в целях сохранения тайны Хрущёв пошёл на беспрецедентный шаг: МИД СССР и Громыко не были поставлены в известность о размещение ракет на Кубе, поэтому не имели точного представления о происходящих событиях. Поэтому основная ответственность в критический момент легла на сотрудников спецслужб — Феклисова и Большакова, и официально считается, что Громыко «способствовал урегулированию Карибского кризиса».

10 июня 1968 года, через год после Шестидневной войны на Ближнем Востоке, вызвавшей разрыв дипломатических отношений СССР с Израилем, Громыко и Андропова из гуманистических соображений и желания укрепить международный авторитет СССР предложили разрешить евреям эмигрировать из Советского Союза. Однако Андропов добился, чтобы советские евреи, выезжающие на постоянное место жительства в Израиль, возмещали расходы за свою учёбу в советских вузах.

Громыко возражал, и только через несколько лет Андропов убедился в правоте Громыко, но решение «о компенсации за учёбу» официально отменено не было, оно просто перестало исполняться. В 1970 году он внес значительный вклад в подготовку подписания Московского договора между СССР и ФРГ о «незыблемости границ» в послевоенной Европе, включая польско-германскую границу по Одеру — Нейсе.

Компромисс был достигнут: в русском тексте договора было записано «нерушимость» границ, в немецком — «ненарушимость». Брежнев остался доволен работой Громыко, и 12 августа 1970 года в Кремле Московский договор был подписан: с советской стороны Косыгиным и Громыко, с немецкой стороны — Брандтом и Шеелем.

Громыко лично вёл наиболее сложные переговоры в США и ООН с американскими дипломатами. Методика ведения таких переговоров была им обдумана, отработана на практике и сбоев почти не давала. Он не любил посещать Японию, так как все переговоры с японцами неизменно сводились к проблеме «северных территорий». Он ни разу не наносил визиты в Африку, Австралию и Латинскую Америку, а в Индии побывал всего один раз.

В 1966 году Громыко стал первым представителем советского руководства, совершившим официальный визит в Италию, главную участницу гитлеровской коалиции. Но затем с 1966 по 1985 год совершил в Италию шесть визитов и стал первым крупным советским государственным деятелем, кто встретился с папой римским. Его первая беседа с Павлом VI произошла в Нью-Йорке, на заседании ООН, 4 октября 1965 года.

Павел VI четыре раза принимал в Ватикане министра Громыко — 27 апреля 1966 года, 12 ноября 1970 года, 21 февраля 1974 года и 28 июня 1975 года. Два раза принимал Громыко Иоанн Павел II — 24 января 1979 и 27 февраля 1985 года. Итогом этих семи встреч было некоторое смягчение государственной политики советского руководства в отношении религии и, в частности, католической церкви.

Жёсткий стиль дипломатических переговоров Молотова сильно повлиял на Громыко. Он накануне переговоров основательно изучал суть дела, а подбор материалов к переговорам делал самостоятельно, что давало преимущество перед менее опытным и искушённым собеседником. Он, избегая импровизаций, следовал заранее составленным собственным инструкциям.

Громыко был склонен к затяжным переговорам, которые мог вести часами. На столе перед ним находилась папка с директивами, однако он открывал её только в том случае, если речь шла о технических подробностях. Остальную информацию держал в уме, что выгодно отличало его от американцев, которые важные моменты зачитывали по бумажкам.

Он тщательно изучал личность и биографию своего партнёра по переговорам, стремясь понять его манеру полемики. Он неплохо владел английским языком, но всегда настаивал на переводе, выигрывая время для размышлений и обдумывания ответа. Он обладал бесконечным терпением, поэтому переговоры с ним превращались для западных дипломатов в испытание на выносливость, и старался всегда оставить за собой последнее слово.

Киссинджер свидетельствовал, что Громыко был гораздо искуснее Молотова, он обладал врождённой осторожностью, не верил в «счастливое озарение или ловкий манёвр», был неутомим и невозмутим, бесконечно терпелив, старался измотать противника, споря с ним по любому поводу, и умело выторговывал у оппонентов существенные уступки в обмен на незначительные. Если Громыко выходил из себя, значит, его «вспышка гнева» была тщательно обдумана и срежиссирована.

«Золотым правилом дипломатии» он считал использование перерывов на встречах «в верхах» между первыми руководителями государств. «Плохо подготовленные встречи на высшем уровне лучше не проводить вообще. Они приносят больше вреда, чем пользы».

Хорошо подготовленными считал на Ялтинскую и Потсдамскую конференции, соглашения по ограничению стратегических ядерных вооружений, Конференцию в Хельсинки по безопасности и сотрудничеству в Европе 1975 года. Слабо подготовленными переговорами с плохими результатами Громыко называл встречи Хрущёва с президентами США в 1955 и 1959 годах: с Эйзенхауэром и в 1961 году — с Кеннеди, а дилетантством в межгосударственных отношениях — встречу Горбачёва и Рейгана в 1986 году в Рейкьявике.

Успешно вести переговоры Громыко помогали возможности разведки. Наряду с Брежневым, Андроповым, Устиновым, Сусловым и Кириленко, Громыко получал сводки 16‐го управления КГБ, специализировавшегося на перехвате и дешифровке сообщений дипломатических представительств зарубежных стран, аккредитованных в Москве.

При этом Громыко не стремился сам занять высший пост в СССР, но активно участвовал в борьбе за власть в советской партийной элите. В 1957 году он выступил против Молотова в поддержку Хрущёва, в 1964 году выступил против Хрущёва в