Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй - Ланьлиньский насмешник

Окна и дверь закрывали бумажные шторы. Перед кроватью в нише стояла четырехстворчатая ширма из пестрого шелка и парчи, на которой красовались вырезанные из бумаги сценки встречи студента Чжана с Инъин и шмели, упоенные нектаром цветов. На столе рядом с зеркалом теснились шкатулки, туалетные принадлежности, пудреницы, баночки, коробочки и всякие безделушки, с пола поднимался аромат благовонных палочек. На возвышении стояло глубокое кресло, в котором и расположился Симэнь.

Ван заварила чашку густого чаю с орехами и подсоленными ростками бамбука и подала ее Симэню, потом отставила пустую чашку, подсела к нему сбоку на кровати и начала болтать о пустяках. Он подметил, что она одна управляется за столом.

— Хорошо бы тебе завести помощницу, — сказал Симэнь.

— Откровенно говоря, плохо мне стало без дочки, — отвечала Ван. — Все самой приходится делать.

— Не тужи! — успокоил ее Симэнь. — Велю вон мамаше Фэн приглядеть девчонку лет четырнадцати, тебе сразу легче станет.

— Уж мужа дождусь, пусть он и серебра выкраивает, и тетушку Фэн просит.

— Зачем же ждать? — не унимался Симэнь. — Сколько понадобится, я заплачу.

— Опять вас беспокоить? — воскликнула Ван. — Мы вам и без того, надо полагать, надоели.

По душе пришлись Симэню ее речи и, когда вошла Фэн и стала накрывать на стол, он сказал ей о служанке.

— Поклонись да поблагодари батюшку, — обратилась к Ван Шестой старуха. — Есть у меня на примете девочка лет тринадцати. У тетушки Чжао на южной окраине живет. Могу завтра же привести. В бедной семье росла. Отец служит в дозоре, да пала у него лошадь. Боится, как бы начальник не выпорол, а денег нет. Вот и решил дочь продать. Всего четыре ляна просит. Как раз тебе бы подошла.

Ван Шестая поспешно сложила руки и поклонилась Симэню. Подали закуски и подогретое вино. Ван наполнила чарку, взяла обеими руками и протянула Симэню, отвешивая низкий поклон.

— Достаточно и обычного поклона, — проговорил он, сделав знак рукой.

Ван покорно улыбнулась и села сбоку на скамеечку. Старая Фэн подносила одно яство за другим, подала она и искусно выпеченные пирожки. Ван положила в тарелку мяса с овощами и протянула Симэню.

Они пировали вдвоем. То и дело вздымались чарки. А Дайань и старуха Фэн пристроились на кухне, но не о том пойдет речь.

Когда они осушили не одну чарку, Ван подсела поближе к Симэню и принялась потчевать его яствами. Сначала они были заняты интимной беседой, потом стали пить вино из уст в уста. Они были одни. Симэнь обнял ее, и они слились в страстном поцелуе. Ван играла яшмовым стеблем. Обуреваемые желанием, они оставили вино, заперли дверь и сняли одежды. Ван легла на кровать и откинула одеяло.

Солнце клонилось к западу. Возбужденный винными парами Симэнь вынул из мешочка серебряную подпругу, чтобы подготовить тот самый предмет к делу. Ван стала играть с ним руками, отчего он вздулся и покраснел, стал грубым и большим. Потом села Симэню на колени. Они опять заключили друг друга в объятия, стали целоваться. Затем женщина подняла одну ногу и рукой направила сокровище Симэнь Цина в свое лоно. После того, как они потолкались какое-то время, Симэнь Цин на ощупь обнаружил, что в нежном и влажном лоне волосы поднялись, как колосья, и женщина хочет вступить с ним в битву. Тогда он велел ей лечь на спину, взял ее ноги, положил их себе на пояс и стал то вставлять, то вынимать тот самый предмет.

Только поглядите, что это было за сражение тучки и дождя:

Воинственность витала над бирюзовою тахтой, царило буйство на парчовом ложе. На кораллах изголовья сражался храбро удалец, под балдахином нежно-голубым вел бой храбрец неустрашимый. Богатырь в ярости метал копье с черной бахромой, воительница пылкая, станом ловко играя, натиск его отражала. Бросок вперед, отход назад. То поединок Лушаня.[535] с фавориткой Великосущной[536] Вот схватились, оружия скрестя. То неотступный Цзюньжуй преследует Инъин.[537] Сошлись единоборцы, как средь Небесной Реки Ткачиха с Волопасом.[538] В вихре закружились, будто чаровницы, манящие в пещеры бессмертных, и Жуань Чжао.[539] Вот и копье пронзило щит. Соединился молодец Цуй со своей Сюэ Красоткой.[540] Грянул удар, занесен меч. Су Крошку встретил Шуан Цзянь.[541] То нежно иволга щебетала — У Цзэтянь на свиданье с Аоцао.[542] То у ласточки перехватило дух — с Люй Чжи увиделся Шэнь Жэнь.[543] Сперва сноровки недоставало в метании копья, и щит едва-едва удары отражал. После разминки повели взаимную атаку, сомкнулись плечом в плечо. Нетерпеливый богатырь копьем нацеливался прямо в сердце. Стремглав воительница храбрая копье устами перехватить спешила. Вот пушка с ядрами уже штурмует подступы к развилке. Удары ловко отражает бесстрашная хозяйка чресел. Вот духу набирается золотой петух, шею задрав горделиво. Вот сук засохший тянется к цветку, его царапает и колет. После долгой схватки глаза застил туман. Одно движенье — и судорогой сводит. Поединок их так расшевелил, никто б разнять не в силах. Уж дышит тяжело хозяйка заросшей власами пещеры. Уж войско грозное томимо жаждою, с ног валится. Копье у латника дало осечку. Он сник, готовый бросить поле битвы, коня утратил и едва-едва влачится по трясине. А та, что тонкой лестью верх взяла, теперь глупышкой притворилась, глядит на отступившего противника, который все ниже погружается в пучину. Кольчуга порвана и смята, как бурею цветы. Слетела парчовая шляпка, словно ураганом сбитый лист. У полководца Серного кольца поломаны доспехи, сбит шишак. но генерал Серебряной подпруги еще упорно держит свой рубеж.

Да,

Густые облакау девяти небес[544] нашли покой.Разбитые войска,слепившись в ком, смешалися с землей.

Надобно сказать, что Ван Шестая была женщиной с причудами. Ей, например, доставляло удовольствие принимать гостей только с заднего двора. И сколько ее ни упрашивали, она от этой своей затеи никак не отступала. Даже ее мужу, Хань Даого, приходилось срывать цветы на заднем дворике.[545] Лишь разок-другой в месяц она позволяла ему войти к ней прямо с улицы. Другая ее причуда — игра на свирели,[546] которой она отдавалась самозабвено. Без игры на свирели никакие услады не приносили ей удовлетворения. Эти-то причуды и пришлись особенно по душе Симэню.

В тот день они забавлялись до первой ночной стражи.

— Завтра приходите пораньше, батюшка, — говорила Ван, когда Симэнь стал собираться домой. — А я уж постараюсь, ублажу вас на славу.

Симэнь был очень доволен. На другой же день он заглянул в лавку на Львиной и передал старухе Фэн четыре ляна на покупку служанки, которую назвали Цзиньэр. Постоянно думая о своей новой зазнобе, Симэнь через два дня отбыл к ней верхом на коне, сопровождаемый Цитуном и Дайанем. У ворот он велел Цитуну отвести коня на Львиную.

Узнав о визите Симэня, старуха Фэн тотчас же купила жбан вина и бросилась к Ван накрывать стол. Она из кожи вон лезла, чтобы угодить Симэню.

В каждый свой приход Симэнь давал Ван Шестой по ляну-другому на расходы. Он появлялся у нее утром и прощался, когда отбивали первую ночную стражу. И никто в его доме понятия не имел об этой связи. Старая Фэн целыми днями хлопотала у Ван Шестой. Некогда ей было заглянуть в господский дом. Ли Пинъэр раза три посылал за ней слугу, да все напрасно — либо ссылалась на дела, либо оставляла дом на замке. И вот однажды Хуатун повстречал старуху и привел ее к Пинъэр.

— Что это значит, мамаша? — допрашивала ее Пинъэр. — Исчезла, и ни слуху ни духу. Слуг посылала — тебя нет. Почему не приходишь? Смотрите, какая занятая особа! Белье бросила, пеленки. Много ли служанки настирают? Все тебя ждем.

— Легко вам говорить, сударыня, — отвечала Фэн, — а я как писарь за дезертиром гонялась. Забот вот сколько — по самое горло. То ты соляной купец, то в дуду игрец. Снуешь, как белка в колесе.

— Да у тебя, видно, забот больше, чем у самого отца настоятеля. Когда ни позови, тебе некогда. Все деньги зарабатываешь? Где ж ты, интересно, пропадаешь?

— У кувшина и ушки отвалились, и горлышко отбилось. Какие там деньги?! Знаю, сердишься. Я и так уж думала: вот вырвусь, да никак… И сама, право, в толк не возьму, что день-деньской и делала. В прошлый раз матушка хозяйка серебро дала, просила найти за городом подушку для молитвенных бдений, а у меня из головы вон. Когда вспомнила, торговца уж и след простыл. Ну как же я к ней покажусь, а?

— Что ж, так и скажешь: нет, мол, тебе коврика? Как же ты ей в глаза-то посмотришь? Ведь она тебе деньги дала. Вместо того чтоб купить, будешь прикидываться да ловчить, да?

— На нет и суда нет, — отвечала старуха. — Верну деньги, и дело с концом. Я вон вчера чуть с осла не упала.

— Смотри, в другой раз упадешь, не встанешь, — заметила Пинъэр.

Фэн направилась в дальние покои, но по дороге зашла на кухню узнать новости.