Полночь мира (=Пепел Сколена) - Павел Буркин

  - Да у нас тут ее все поют. А причем Арангур... Я точно не знаю, в чем там было дело, но, говорят, именно из-за этой суки Амори стал королем.

  - Но он же воевал на севере, говорят, чуть сам Крамар не взял...

  - Слушай, ну я что тебе, хронист какой? Может, другой какой Арангур, их же четыре штуки было!

  Моррест понял, что сам ошибся. Арангур Третий и правда был великим императором, собственно, последним, по-настоящему достойным своего титула. Всю жизнь в походах провел, чуть-чуть не объединил весь Сэрхирг в одном государстве. Как-то не вяжется это имя с отречением. Может быть, первый Арангур - "святой император" для арлафитов и кровавый отступник для всех прочих? Да нет, тот тоже погиб в бою, не прося пощады. Но был еще и Арангур Четвертый, второй ребенок в семье Арангура Третьего. Старшая дочь, Арелья, скончалась в Великую Ночь - мороз, воспаление легких, гроб. Так вот, именно Арангур Четвертый признал Амори независимым правителем, а потом и его завоевания. Он умер на следующий год после Кровавых топей, передав кастрированную Империю нынешнему Императору Валигару. Тоже, в общем, ничтожеству. Ну ладно, пусть опозорившийся Император оказался посмешищем для своих подданных. Но откуда это знает неграмотная девчонка-рабыня? Любопытство пересилило осторожность, и Моррест задал вопрос:

  - Тебе-то откуда все известно?

  - А-а, господин. Так все же болтают! А "гости" мои порой такие болтливые бывают, и ладно б по делу...

  - А... титул? Ну, императорский?

  - Да причем тут титул, господин? Будто помог он против Амори-то! У нас тут говорят: "Палка в руках храбреца - оружие. Меч в руках труса - железяка". И с именем Императорским так же. Зависит от того, кто его носит.

  Моррест кивнул, с девицей не поспоришь. Они прибавили ходу. Скоро зеленая завеса леса расступилась, они оказались на противоположном берегу островка.

  - Здесь тоже надо платить?

  - Простофилям - да, - беспечно отозвалась Ирмина и вновь без затей сплюнула на обочину. Непосредственность девчонки контрастировала с робостью Олтаны, привыкшей каждое слово соизмерять с тем, что можно или нельзя. А ведь в их судьбах столько похожего... - А кто хоть что-то соображает - тем необязательно. Давай, попробуй сам отшить... господин. Я ведь рабыня, мне положено греть тебе постель и не вякать.

  - Ну, положим, первое ты делаешь великолепно. А второе - сможешь?

  - Если я замолчу, господин, вы заскучаете.

  Моррест приготовился торговаться за каждый грош - но не потребовалось, здесь не собирали мзду с тех, кто уже заплатил. Когда народу набралось достаточно, большая лодка, почти схожая размерами с древнерусской ладьей на картинах Рериха, отчалила.

  - А почему там паром, а тут лодка? - не удержался, задал глупый вопрос Моррест.

  Мужчина посмотрел на него, как на идиота.

  - Потому что тут ходят суда. Хороши бы мы были, если бы кто-то перерезал веревку. Эй, вы, на веслах, не спать!

  Лодка неторопливо шла к причалу. Когда-то тут швартовались большие корабли - гораздо больше тех, какие он видел у Амори. Один и правда еще стоит - огромная, с окованным железом носовым тараном квинквирема - вроде тех, какие в другом мире можно увидеть в учебниках истории. Полностью доверить корабли парусам тут еще не решились. Моррест был немало удивлен размерами и сложной, но продуманной и сбалансированной конструкцией. Впрочем, посудина явно не на плаву: достаточно посмотреть на прогнившее дерево бортов, нехватку половины весел, да даже на саму посадку судна, чтобы понять: оно не покачивается в водах искусственной гавани, а уныло сидит, воткнувшись носом в илистое дно.

  - Пилят, пилят, скоты сухопутные, - с неожиданной злобой рявкнул лодочник. Моррест уже хотел поинтересоваться, кто и что пилит, уж не министры ли местный госбюджет, когда увидел нескольких мужичков, суетившихся на палубе корабля. Сначала Моррест думал, что это плотники... Но плотники не стали бы распиливать рею на единственной мачте, на которой крепился огромный римский парус. Отпилив куски с обоих концов, они спустились вниз и принялись выламывать доски из фальшбортов. Все было понятно: они тут трудились не в качестве корабелов, а вместо дровосеков. И совсем не думали о том, что отправляют в топку, собственно, не просто дерево, а будущее своей страны.

  Вроде бы другой мир, другая история, другая страна, а все то же: когда страна превращается в посмешище, боевые корабли становятся источниками дров для матросов... или цветных металлов. Разница в том, что будущее Нижнего Сколена, хоть и не наступило, уже известно, а будущее РФ... Но будем надеяться, что пронесет. Что еще остается?

  Лодочка ткнулась в пристань. Один из гребцов выпрыгнул на берег, обмотал канат вокруг каменного кнехта. Сам кнехт тоже казался пришельцем из иной эпохи - тут швартовались суда куда большие. Как схваченная под уздцы норовистая лошадь, лодочка заплясала у пристани. Пассажиры один за другим стали выбираться на берег. Выбрав момент, Моррест выпрыгнул самостоятельно и уже повернулся, чтобы помочь вылезти Ирмине, когда за спиной раздался девичий смех.

  - Я выросла на болоте, господин, - произнесла она.

  - Ах, так?! Что ж, пойдем.

  О том, что пожитки можно навесить на рабыню, а самому идти налегке, он и не подумал.

  Город начинался сразу за обшарпанной, местами обвалившейся стеной, ограждавшей припортовые пакгаузы. До Великой Ночи в Нижнем городе жила всякая голь. Низина между тремя высокими холмами, обнесенная невысокой крепостной стеной, была застроена почти вплотную. Пяти-, а то и семиэтажные дома, стоявшие впритирку, и местами лепившиеся друг к другу вплотную, неуловимо напоминали огромный муравейник... то есть человейник. По крошечным редким оконцам, кое-где держащимся наружным лесенкам, дверным провалам на верхних этажах и перекинутых над головами, прямо через улицы, деревянным мосткам можно понять: тут были трущобы, лопавшиеся от перенаселения. Моррест и Ирмина петляли по узеньким, кривым, уже заросшим крапивой улочкам. "Наверняка все нечистоты из окон выливали, на прохожих, - думал Моррест. - И так - веками... На таком удобрении что хочешь вырастет". И правда, крапива была мощная, высокая, с синеватыми от избытка силы стеблями.

  Интересно, сколько же народа жило в одном лишь Нижнем Городе? Судя по его размерам, тысяч триста, если не полмиллиона. Да в каждом таком домике, разделенном на невообразимые клетушки, могло обитать под сотню "гастарбайтеров". А ведь это не весь город - скорее, нечто вроде предместий-трущоб. На каждом из трех каменистых холмов, называемых здесь горами, есть своя крепость. На самой дальней, Храмовой, стоял, отблескивая в закатных лучах глазурью огромного купола, храм. Он был почти как в Алкрифе, только больше, гораздо больше. Он был больше даже храма Христа Спасителя. Моррест догадался - то было главное святилище главного здешнего бога, Стиглона. Его строили пол-столетия, а уж сколько на это было пущено средств... Даже считая в "эгинаровках" - а строить храм начали и правда при первом Эгинаре - сумма была астрономическая. Сопоставимая с бюджетом всех нынешних государств, не исключая Алкию, лет за тридцать. "Нашими деньгами - триллион, и не рублей" - прикинул Моррест.