Последнее предложение - Мария Барышева

— Связи… — прошептал Роман, и Валерий обернулся, каким-то чудом услышав его за шумом ветра и плеском. — Вот что ты имел в виду… Мы все связаны… друг с другом, с городом… кого-то знаем, кого-то видели один лишь раз в жизни, кто-то видел нас… знакомые знакомых знакомых… Мы — это город, а город — это мы… Все наши связи… все сюжетные линии… Действие происходит в городе… действие ограничено городом… а город — это мы и он тоже…

— Рома, что он хочет?! — Рита подняла голову, вглядываясь ему в глаза. — Что ему от нас надо?!

— Он хочет книгу, — не отрывая взгляда от погребенного под черным мороком Аркудинска ответил Роман.

Часть 3

ГОСПОДА СОАВТОРЫ

Они разместились в просторной гостиной на первом этаже, обставленной красиво, но скудно — Рита уже успела распродать часть мебели, поэтому Роман и Валерий принесли из соседних комнат несколько стульев. Роман успел заметить, что жилых комнат в особняке было очень мало, и в большинстве помещений не было вообще никакой обстановки. Таранов разжег огонь, и гостиная сразу же стала казаться намного уютней. Шайдак и один из мужчин отказались от предложенных стульев и с удобством расположились на медвежьей шкуре перед зевом камина, в котором весело плясали язычки пламени. То и дело кто-нибудь из собравшихся оглядывался на большое окно, к стеклу которого прижимались скопища черных туманных змей. Едва они вошли в дом, как связывавшие их нити мгновенно истаяли, но снаружи уже весь остров погрузился в клубящуюся тьму, сквозь которую едва-едва просвечивала часть сада, в котором буйствовал ветер. Рита зажгла огромную люстру под потолком, похожую на хрустальный дворец, и яркий свет безжалостно освещал чужие лица, не давая спрятать ни страха, ни изумления, ни злости.

Во время рассказа Роман исподтишка изучал новых знакомцев, пытаясь понять, с кем ему предстоит провести ближайшее время и от кого из них следует ждать каких-либо неприятностей. Сидя в кресле, на подлокотнике которого умостилась Рита, и чуть поглаживая большим пальцем ее ладонь, лежавшую в его руке, он поглядывал то в одну сторону, то в другую, то и дело натыкаясь на такие же вороватые, изучающие взгляды. Таранов боком стоял возле окна и курил, внимательно глядя на улицу, и от его крепко сбитой фигуры веяло спокойствием. Нечаев сидел на стуле. Он не слушал, не говорил и ни на кого не смотрел — он просто присутствовал. Роман уже заметил, что Ксения то и дело постреливает в его сторону женски-заинтересованным взглядом, но Валерий, окутанный мрачным, скорбным облаком, ничего вокруг не замечал. По-хорошему, Нечаеву следовало бы сейчас как следует напиться, а потом лечь спать, но никто из них сейчас не мог позволить себе такой роскоши.

Чем дольше Роман смотрел на них, тем больше что-то ему не нравилось, хотя пока он так и не понял, что именно. Что-то в них казалось ему одинаковым — не в лицах, не в жестах, не в словах — может быть, что-то, изредка мелькавшее в глубине глаз каждого — какой-то едва заметный огонек. Но, возможно, ему это только казалось. Люди, которые сидели перед ним, явно не были знакомы друг с другом прежде — даже Шайдак, которая всех знала поименно и со всеми — даже с ним, Ритой и Валерием общалась так, будто они знали друг друга добрый десяток лет. Несмотря на говорливость и довольно развязное поведение, она казалась девицей неглупой и проницательной, но поди еще разбери, что там скрывается в этой коротко остриженной, как у мальчишки, голове?!

Альбина Оганьян, одна из женщин, которых он пугнул в саду, внешне относилась именно к тому типу, который он называл «бархатным» — темноглазая и черноволосая, с мягкими классическими чертами лица и завораживающе плавными, где-то даже томными движениями, и Савицкий сразу же заметил, что Рита, несмотря на обстоятельства, наблюдает за ней внимательнее, чем за другими, и внимательность эта не лишена ревности. Глаза Альбины задумчиво поблескивали из-под длинных пушистых ресниц, и казалось, что она смотрит на всех сразу и в то же время ни на кого, увлеченная какими-то своими мыслями, и ее рука с сигаретой то и дело поднималась к губам так мягко и неторопливо, что чудилось, будто сигарета плывет сама по себе.

Виктория Корнейчук была нервной, костлявой особой с тускло-каштановыми волосами и такими же тусклыми карими глазами, цепко смотревшими сквозь стекла очков. Она казалась самой старшей среди женщин в этой комнате. Возможно она выглядела бы гораздо симпатичней, если бы пользовалась косметикой и одевалась бы поизящней и поярче, но на лице Корнейчук не было и следа макияжа, землистая пористая кожа заядлой курильщицы выглядела неприглядно, а волосы спадали на плечи несвежими прядями. Резкий, с нотками истеричности голос отчего-то ассоциировался у Романа со звуком бормашинки старого образца, а глаза на всех без исключения смотрели неприязненно и подозрительно.

Четвертая представительница женского пола, Елена Токман, по возрасту была не старше Ксении и так же мала ростом, но на этом их сходство заканчивалось. Это была пухлая девица с большой грудью, одетая сплошь в черное, и торчащие перьями угольно-черные волосы делали ее бледное лицо еще более бледным, почти белым. У нее были изумрудные, изумительно красивые глаза — настолько яркие, что Роману вначале подумалось, что это цветные линзы, и только позже он выяснил, что это не так. В отличие от Корнейчук, презиравшей женские косметические ухищрения, Токман была накрашена от души — кроваво-красная помада на губах и густо положенные темно-серые тени, от которых изумрудные глаза, казалось, проваливались куда-то в глубину глазниц. В глубоком вырезе свитера, из которого выпирали белые полушария грудей, блестел свисающий с цепочки золотой оуроборо — змея, кусающая себя за хвост, а на левом крыле носа сиял красный камешек, похожий на застывшую каплю крови. Елена казалась самой напуганной и в то же время самой любопытствующей, и ее манера разговора походила на осторожно протягивающиеся к неизвестной зверюге пальцы, готовые отдернуться в любой момент.

Владимир Зощук, все еще сокрушавшийся по своей несостоявшейся встрече, выглядел человеком, который не представляет из себя ничего особенного ни внешне, ни внутренне. Светловолосый, аккуратненький и невыразительный, он сидел тихонько, то и дело обшаривая комнату оценивающим взглядом и накрепко вцепившись в свой телефон, словно тот был его единственным спасением. Зощук расположился на стуле, который отодвинул подальше от других, и всем своим видом показывал, что он совершенно отделен и к прочим не имеет никакого отношения. Роману он сразу же крайне не понравился, и за Владимиром он наблюдал особенно тщательно, но пока тот не подавал поводов для беспокойства, и на его полном тщательно выбритом лице было лишь испуганное внимание.