Последнее предложение - Мария Барышева

Его смерили задумчивым взглядом, словно девушка решала, достоин ли он того, чтобы доверить ему такую информацию, после чего она с неким вызовом сказала:

— Ксюша! А что?!

— Шайдак? — он взглянул на Дениса, который сидел по-прежнему спокойненько. Роман видел девушку. Она видела его.

Ничего не происходило.

— Да. А чего вам от нас надо? У меня денег не…

Валерий на полуслове молча отмел ее в коридор и с грохотом захлопнул за собой дверь. Несколько секунд в кабинете не было ни звука, ни движения, потом Роман подошел к окну и, оттолкнув одну створку, хищно ощерившуюся стеклянными осколками, взглянул вниз. Причала отсюда не было видно, но неподалеку от дома, под колыхающимися ивовыми ветвями он увидел двоих мужчин. В тот же момент один из них поднял голову, посмотрел на него, и за шумом ветра Роман едва-едва разобрал его слова.

— Смотри, мужик какой-то!..

Он дернулся назад, потом его взгляд метнулся к распахнутым воротцам, в которые как раз входил еще один человек, и едва удержался, чтобы не выругаться. Обернувшись, Роман увидел, что Рита сидит на корточках возле тела Майи, а Денис стоит неподалеку, глядя на нее со странным выражением.

— Почему она просто не попросила у меня денег? — как-то призрачно произнесла Рита, глядя на мертвое лицо. Сейчас Майя казалась удивительно умиротворенной, словно, наконец, получила все, к чему стремилась. — Мне казалось, я даю ей достаточно… но если ей нужно было больше… Тогда, когда мы… я ведь даже предложила ей часть от доходов пансионата, но она отказалась. Сказала, что ей нравится все так, как есть… Я не понимаю…

— Думаю, Майя была не из тех, кто просит и кто может удовлетвориться лишь частью. К тому же, после такого отказа ты наверняка ее еще больше зауважала. Возможно, ваша дружба для нее действительно много значила… пока не мешала планам на будущее, — Роман подошел к ней и, потянув за плечо, заставил подняться. — Рита, сюда идет твой начальник охраны.

— Ну, вот и все, — с вялой обреченностью и без особого удивления отозвалась она, и Денис усмехнулся.

— Это не все. Это лишь продолжение. Каково это стать персонажем собственной книги, а, Рита?

— Что тебе надо, а?! — повернувшись, Рита вонзила в него ненавидящий взгляд. — С ума свести?! Убить?! Что ты хочешь?! Зачем ты привел их сюда?!

— Увидишь, — Лозинский уселся на столешницу, подвинув клавиатуру. — Ну как, Рома, скажешь что-нибудь? Знаешь, я действительно был очень доволен, когда увидел тебя. Очень доволен и очень удивлен. Когда-то ты помог мне… может, ты и не помнишь этого. Парень, который свалился на пол в трамвае… и ты был единственным, кто помог ему встать и выйти. Я действительно был тебе благодарен и жалел, что ты даже не знаешь, как меня зовут. Случайность, что в книге оказалось твое имя… но я, видишь ли, в случайности не верю. Судьба не имеет отношения к случайностям, судьба — это продуманный кем-то план твоей жизни, а я так и не успел тебя поблагодарить. И я не отвел тебя на дорогу, я отвел туда Спирина вместо тебя. Даже зло может испытывать чувство признательности.

— Да какое ты зло? — усмехнулся Роман. — Так, мелкий бес.

— Я не обижаюсь на тебя, — кротко сказал Денис. — Можешь говорить все, что вздумается. Но ты меня разочаровал, знаешь ли. Когда я вижу человека и чувствую его ладонь в своих руках, я узнаю о нем абсолютно все — целое всегда знает все о своей части. Спирин оказался истеричной размазней, к тому же бегал за каждой юбкой, и бабы могли вертеть им, как вздумается. Разве это главный герой? Но тут мне подвернулся ты. Такой великолепный кандидат на роль главного героя! Абсолютно самодостаточный человек со скверным характером, сильный, не оглядывающийся на чужие мнения и не впадающий в состояние восторженного идиотизма при виде женских ног. Человек, живущий в собственном микрокосме. Если тебе нравится женщина — ты берешь ее и забываешь о ней через пять минут. Я вовсе не был против, чтоб вы с Риткой порезвились — это не только естественно, но и необходимо. Только вот не более того. Она в своей книжонке изобразила не только страсть, но и чувства… Никогда в наших книгах не допускалось любовного лепета, всех этих слюней — никогда! А ты меня так подвел!

— Так вот чего ты взбесился? — Рита хмыкнула, подходя к Денису и останавливаясь в метре от него. — Ай-ай, мальчонку обидели! А кто ты вообще теперь, Денис? Не человек и не… собственно, ты, кажется, никогда человеком не был. Ты всегда был чудовищем.

— Чудовищем меня сделала ты, — заметил он. — Считается, что писатели вкладывают в книги свою душу. В последнюю я вложил не только свою душу, но и свою смерть. А ты ее дописала, да еще и совершенно идиотским образом! Ты уничтожила все, что я создал! Нужно быть осторожней, нужно думать, что пишешь. Помнишь его комментарий? — Денис кивнул в сторону Савицкого, слушавшего его с кривой усмешкой. — Написанное может уничтожить тебя. Темные твари всегда приходят за своим создателем. И чем больше в них тьмы, тем быстрее они возвращаются.

— За тобой они пришли намного раньше, — Роман присел возле Майи и чуть повернул ее за плечо. Крови вытекло не так уж много, и он сделал знак Рите, которая, правильно истолковав его, выбежала из комнаты. Денис небрежно, хотя и чуть смущенно отмахнулся от его слов.

— А-а, это случайность. Я не о мамзели… я вообще. Заигрался я, признаю. Затянул все. Пока прибрал, чтоб квартира в должном виде была, думал — вот-вот позвоню… Но чертовски интересно было, хотелось запомнить ощущения… Я ведь еще никогда не умирал, не знал, что это и как… Никогда не знал такой физической боли. Нужно было как следует все прочувствовать, чтобы потом суметь описать. А когда хотел позвонить… сил уже не хватило даже доползти до телефона. Только кричать мог. Они слышали, я знаю… — Лозинский ненавидяще сощурился. — Я долго кричал… я очень долго умирал Рома. Я не знал, что боль может быть такой длинной. Но я все запомнил. Знаешь, ведь нельзя писать о том, чего не знаешь, чего ты не ощутил, не прочувствовал, не попробовал на вкус. Нужно все попробовать самому, только тогда ты напишешь настоящее. Нельзя по-настоящему описать то, что не пропустил сквозь себя — ни боль, ни ненависть, ни чужую смерть, которую призвали твои собственные руки, — он поднял ладони и пошевелил растопыренными пальцами. — Я долго ждал, пока она научится. Она была талантлива, поверь мне, и я надеялся, что вместе мы создадим нечто особенное. Я прилагал все усилия… К счастью, ей попался отличный мужчина — он научил ее почти всему. Ей осталось только одно — научиться по-настоящему описывать смерть. Но Рита не желала, долго терпела… а намекнуть напрямую я ей никак не мог. Если б она узнала, как учился я… но, к сожалению, она слишком большая моралистка. И все-таки сломалась, в конце концов… и я думал, что теперь-то мы напишем то, что я придумал много лет назад. Но она написала чушь. Сплошные цветочки, глупость какая-то, а где страх, где тьма, где кровь… этого почти нет, словно остатки испаряющейся росы на этих цветочках!..