В поисках утраченных предков (сборник) - Дмитрий Каралис

Из письма Императрицы Марии Федоровны, принцессы датской Дагмар:

«Невозможно представить, что это был за ужасающий момент, когда мы вдруг почувствовали рядом с собой дыхание смерти, но и в тот же момент ощутили величие и силу Господа, когда Он простер над нами свою защитную руку…

Это было такое чудесное чувство, которое я никогда не забуду, как и то чувство блаженства, которое я испытала, увидав, наконец, моего любимого Сашу и всех детей целыми и невредимыми, появляющимися из руин друг за другом.

Действительно, это было как воскрешение из мертвых. В тот момент, когда я поднималась, я никого из них не видела, и такое чувство страха и отчаяния овладело мною, что это трудно передать. Наш вагон был полностью разрушен.

…Мой дорогой пожилой казак, который был около меня в течение 22 лет, был раздавлен и совершенно неузнаваем, так как у него не было половины головы.

…Когда мы выбрались из этого ада, все мы были с окровавленными лицами и руками, частично это была кровь от ран из-за осколков стекла, но в основном это была кровь тех бедных людей, которая попала на нас, так что в первую минуту мы думали, что мы все были тоже серьезно ранены. Мы были также в земле и пыли и так сильно, что отмыться окончательно смогли только через несколько дней, настолько прочно она прилипла к нам…

Саша сильно защемил ногу, да так, что ее удалось вытащить не сразу, а только через некоторое время. Потом он несколько дней хромал, и нога его была совершенно черная от бедра до колена.

Я тоже довольно сильно защемила руку, так что несколько дней не могла до нее дотронуться. Она тоже была совершенно черная и ее необходимо было массировать, а из раны на правой руке шла сильно кровь. Кроме того, мы все были в синяках.

Маленькая Ксения и Георгий также поранили руки. …Адъютант детей также поранил пальцы и получил сильный удар по голове, но самое ужасное произошло с Шереметевым, который был наполовину придавлен. Бедняга получил повреждение груди, и еще до сих пор он окончательно не поправился; один палец у него был сломан, так что болтался, и он сильно поранил нос.

Все это было ужасно, но это, однако, ничто в сравнении с тем, что случилось с теми бедными людьми, которые были в таком плачевном состоянии, что их пришлось отправить в Харьков, где они еще до сих пор находятся в госпиталях, в которых мы их навещали через 2 дня после происшествия…

Один мой бедный официант пролежал 2 с половиною часа под вагоном, непрерывно взывая о помощи, так как никто не мог вытащить его, несчастного, у него было сломано 5 ребер, но теперь, слава Богу, он, как и многие другие, поправляется.

Бедная Камчатка также погибла, что было большим горем для бедного Саши, любившего эту собаку и которому ее теперь ужасно недостает.

Тип (кличка собаки императрицы Марии Федоровны. — Д. К.), к счастью, забыл в тот день прийти к завтраку и таким образом, по меньшей мере, спас себе жизнь.

Теперь прошло уже три недели со дня происшедшего, но мы все еще думаем и говорим только об этом, и ты представь себе, что каждую ночь мне все снится, что я нахожусь на железной дороге…»

Из газет:

«На месте погребения всех убитых при крушении Царского поезда 17 октября имеется в виду поставить памятник с обозначением на нем имен тех лиц, которые сделались жертвою катастрофы. Государь выразил министру Императорского Двора свое Монаршее желание устроить осиротелые семьи, оставшиеся после всех погибших».

И был в осиротелой семье моего прадеда четырехгодовалый росточек — сын Павлуша — будущий дедушка будущего меня. Ни он еще не существовал в качестве деда, ни я — в качестве внука… И царь, как водится, сдержал свое обещание — вдова получила пособие на сына, и столичный город взялся сделать из него подмастерье.

И разве не этого — подробностей жизни своих предков искал я, начиная ретроразведку? Наверное, этого тоже…

В многочисленных воспоминаниях (в частности, С. Ю. Витте, князя В. П. Мещерского и крупнейшего адвоката А. Ф. Кони, назначенного возглавлять расследование причин крушения) причиной аварии назывались превышение скорости движения и слабое состояние рельсового пути. Царь, дескать, хромая после аварии, поднял кусок гнилой шпалы и предъявил его министру путей сообщения Посьету, изволившему быть на завтраке императорской семьи во время крушения. Дорога принадлежала акционерному обществу, ее собиралась выкупать казна, и владельцев не особенно заботило ее состояние…

Я стал разбираться с документами, касающимися крушения, и был вознагражден: в нашем всемогущем Архиве на Сенатской площади нашлись новые записи, касающиеся прадеда. В «Списке поездной бригады поезда чрезвычайной важности» я нашел возраст деда — сорок лет, вероисповедание — католик, и — самое важное для дальнейших поисков! — «уроженец Вилькомирского уезда Ковенской губернии».

Пусть хоть и так — через драму, но нашелся прадед, осветив своей гибелью путь дальнейших розысков.

Надо ли говорить, что кондуктор в царском поезде не проверял билеты у царя-батюшки и его свиты, а наблюдал за техническим состоянием состава. Кондукторы были и на флоте, и в армии. Виктор Шкловский пишет в «Заметках о Достоевском»: «Воспитанники Инженерного училища назывались не кадетами и не юнкерами, а кондукторами. Одна треть учащихся были прибалтийские немцы, треть — поляки». Железнодорожных войск в 1888 году в России еще не было, и кондукторами звался технический персонал поезда, сдавший соответствующие экзамены.

Я написал два письма: в Военно-исторический архив с просьбой найти дело георгиевского кавалера и фельдфебеля 111-го пехотного Донского полка, и в Государственный архив Литвы — запрос на уроженца Вилькомирского уезда Ковенской губернии Каралиса Константина Осиповича, 1848 года рождения. Меня интересовало: кто были его родители, мои прапрадед и прапрабабушка?

Литовский архив откликнулся скоро — на прекрасном русском языке, и, попросив сто долларов аванса, пообещал уложиться с поиском в два года.

20. Семейные тайны

Оно зияет в глубину —

сквозь мрак, тоску и грусть —

окно в забытую страну

с названьем кротким — Русь.

Могилы прадеда я не нашел — римско-католического кладбища в Петербурге уже не существует.

Как удалось выяснить, погост на пересечении нынешних Арсенальной и Минеральной улиц (бывшее Куликово поле) закрыли в 1939 году и немедленно приступили к его уничтожению, планируя устроить на его месте общественный парк. Красногвардейский райфинотдел стал сдавать в металлолом металлические решетки и кресты, надгробия перемалывались на щебенку, продавались дорожникам под бортовой камень тротуаров. И вдоль каких ленинградских улиц легли обелиски и надгробные монументы наших предков — остается только гадать.

Костел, спроектированный французом-католиком Н. Л. Бенуа, родоначальником художественной династии, в котором отпевали прадеда, стоит до сих пор на территории промышленного предприятия. Я поехал к этому костелу, к этому гектару земли, в надежде просто поклониться бывшему кладбищу, упокоившему предка. Кланяться было нечему — асфальт, бетон, автосервис, винные склады, рыжая овчарка у открытых ворот, с которой мне удалось поладить…

Было воскресение, шуршали опавшие листья, я прошел мимо бетонных корпусов, поражаясь безлюдью — словно все бросили и ушли — и подошел поближе к костелу, он стоял за сетчатым забором, на территории винных складов «Ароматный мир». Неподалеку от входа белел обреченный на снос склеп — рядом с ним высились свежие горы щебенки и стояла бетономешалка — автосервису требовалось развиваться. В окошке костела, под сбитым крестом, чистили перышки два сизых голубя. Я постоял, запоминая их, запоминая серую махину костела, склеп с крестом… больше запоминать было нечего. Поклонился и положил четыре осенние астры на обломок камня, торчащий из земли… И уже дома, просматривая свои бумаги, обнаружил, что мой визит на бывшее кладбище состоялся ровно через 115 лет после гибели прадеда…

А куда делся дед — штабс-капитан Павел Константинович Каралис? Расстрелян красными, ушел с белыми? Дома отец ничего не рассказывал о судьбе деда, словно его и не было. Но посмотрим, что он говорил по этому поводу бдительным кадровикам…

В архиве Октябрьской железной дороги мне разыскали личное дело отца.

Анкета 1936 года: «Служил ли в войсках или учреждениях белых правительств (где, когда и в каких должностях)», «Проживал ли на территориях белых, в частности не был ли у белых в плену и при каких обстоятельствах пленен».

В 1938 году строгие кадровики хотят знать: «Были ли колебания в проведении линии партии и участвовал ли в оппозициях (каких, когда)».