Государство и революции - Валерий Шамбаров

Это донесение было перехвачено советской разведкой и, дойдя до Сталина, сердечному согласию отнюдь не способствовало.

Дальше - больше. На основе своих прогнозов о скорых переменах в Советском Союзе Гитлер счел альянс с ним бесперспективным и на этой почве стал искать контакты с Западом. В апреле-июле в Англию направлялись эмиссары фюрера - Геринг, Розенберг, министр экономики Гугенберг, зондировать возможности совместного выигрыша за счет шкуры готового издохнуть "русского медведя". Ведь предполагаемым восстанием на голодной Украины логично было бы воспользоваться Польше и Румынии, которых поддерживали англичане и французы. И нацисты хотели опередить события, чтобы не остаться за бортом.

4. 7. 1933 г. советская военная разведка доложила Ворошилову, что в Англии идут секретные переговоры германской делегации во главе с Розенбергом. "Особый проект предусматривает раздел русского рынка. По мнению германских кругов, следует ожидать скорого изменения политического положения в России и соответственно этому желательно заблаговременно разделить эту громадную область сбыта".

Разумеется, это тоже было сразу доложено Сталину. Подтверждение переориентации Германии на Запад содержалось и в отчетах советского полпредства в Берлине: "С июля 1933 г. развертывается продолжающаяся до сих пор кампания о так называемом "голоде" в СССР. По размаху и широте эта кампания беспрецедентна в истории антисоветских кампаний. В августе развернулась бешеная персональная травля тов. Литвинова".

Вот тут-то и наступил полный разрыв, поскольку закулисные переговоры с "империалистами" против СССР были в глазах Кремля уже непростительной крамолой. И незамедлительно были предприняты решительные ответные действия. Как уже отмечалось, Сталин и сам отдавал себе отчет, что ситуация на Украине и в Белоруссии способна сделать их легкой добычей для внешнего вторжения, поэтому и перебрасывались к западным границам добавочные контингента. Теперь же в дополнение к этому Польше и Румынии было предложено заключить пакты о ненападении. Которые те приняли с превеликой радостью, поскольку постоянно пребывали под угрозой большевистской агрессии. А через них пошло демонстративное сближение с Францией, в любой политической ситуации не доверявшей немцам и продолжавшей считать их главными потенциальными врагами. Отсюда, кстати, и упомянутые нападки германской прессы на М. М. Литвинова (Макса Валлаха) - советского наркома иностранных дел. В эмиграции он жил в Англии, был женат на англичанке, а в советском руководстве слыл англофилом и представлял "западническую" линию, соперничавшую во внешней политикой с "германофильством", сторонниками которого в наркоминделе выступали Иоффе и Крестинский. Теперь же Сталин дал "зеленый свет" ему и его политической ориентации.

В военных кругах основным выразителем новой линии стал Тухачевский, наименее "политизированный" из военачальников, которому, по большому счету, было без разницы, с кем блокироваться и на кого ориентироваться, абы самому блеснуть. А при контактах с Западом он со своим воспитанием и образованием, уж конечно же, выходил на первый план по сравнению с рубаками типа Ворошилова. И с "культурными" французами это получалось даже лучше, чем с германскими "солдафонами". В сентябре был организован пышный прием французской военной делегации во главе с Пьером Котта. Ее, как прежде делегацию фон Боккельберга, повезли по всем оборонным заводам. А Тухачевский дал в ее честь грандиозный банкет с тостами, не менее выразительными и многообещающими, чем те, что он произносил (для немцев.

Очередные приглашения советских военных в Германию были отклонены. И насчет набора на 1933 г. немецких офицеров в советские училища и академии давался ответ об "отсутствии возможности". ЦК приняло постановление "О прекращении деятельности всех предприятий, организованных Рейхсвером в СССР", в результате чего были ликвидированы все три совместных учебно-испытательных центра: "Томка" - 15. 8, "Кама" - 4. 9, "Липецк" - 14. 9. Германия, сама оказавшаяся теперь в рискованном положении - в одиночку против поляков, французов и русских, поспешила тоже заключить с Варшавой договор о ненападении. И Польша считала себя стороной, выигравшей больше всех, поскольку могла теперь выбирать между двумя новыми "союзниками" и в спорных вопросах использовать одного из них против другого...

Впрочем, что касается Гитлера, то можно и усомниться, действительно ли его политика в отношении СССР определилась грубой ошибкой, или сама эта "ошибка" являлась одним из его обычных маневров. Непредсказуемость и неожиданность его стратегических ходов хорошо известна. Анализируя ситуацию 1933 г., можно прийти к выводу, что, во-первых, сближение с СССР привело бы к усилению левого крыла в самой НСДАП, с которым боролся Гитлер и которое грозило его свергнуть. А во-вторых, союз с Москвой в том виде, в каком он предполагался и мог быть осуществлен на тот момент, был для фюрера совершенно неинтересен. Он стал бы, мягко говоря, неравноправным. При главной нацеленности против Польши, основной вклад в разгром врага должна была внести Красная Армия, а слабая Германия смогла бы помочь ей только "вооруженным нейтралитетом". Но ведь и плоды победы распределились бы соответственно участию.

А для превращения своей страны в сильную державу, способную лидировать в тех или иных союзах и диктовать свою волю, Гитлеру требовалось время. И еще требовалось попустительство западных держав, которое позволило бы постепенно, шаг за шагом, избавиться от ограничений в военной области. А это попустительство было возможно лишь в случае, если Запад поверит в сугубо антисоветскую нацеленность Германии. Следовательно, поссориться с Москвой было необходимо. А кризис в Советском Союзе давал хороший предлог для спекуляций, способных вызвать такую ссору. Сама же эта ссора и вызванные ею шаги Кремля, позволяли заодно умерить пыл своих левых, представив СССР, их идеал, беспринципным союзником враждебных Германии государств.

В подтверждение версии, что разрыв с Москвой был лишь стратегическим маневром, можно привести уже процитированное выше высказывание насчет будущего союза с Россией как "главного козыря", который надо беречь "до конца игры... но нельзя начинать ее преждевременно". А в начале 34-го, сразу после встречи с Пилсудским и подписания пакта с Польшей - то есть в период максимального ухудшения советско-германских отношений, приближенные поинтересовались у фюрера, собирается ли он теперь объединиться с поляками и напасть на СССР. Он ответил: "Советская Россия - это очень трудно. Вряд ли я смогу с нее начать... Все договоры с Польшей имеют лишь временную ценность. Я вовсе не собираюсь добиваться взаимопонимания с поляками. Мне нет нужды делить власть с кем бы то ни было... В любой момент я могу найти общий язык с Советской Россией. Я могу разделить Польшу в любое удобное для меня время и любым способом..."