Государство и революции - Валерий Шамбаров

А текст его речи был предварительно согласован с Гитлером...

Делались попытки для сближения не только на военном, но и на партийном уровне. Скажем, в конце мая почва для этого зондировалась через полпреда в Берлине Александровского - в качестве одного из вариантов предлагалось организовать рабочий визит в Москву Геринга. Среди руководителей НСДАП, как и среди генералитета, также существовало сильное просоветское крыло. Целый ряд гауляйтеров считали союз между двумя странами единственно возможным политическим решением, которое позволило бы Германии возродиться и избежать опасности со стороны Запада. А уж объединение сил против Польши считалось само собой разумеющимся. Гауляйтер Данцига Раушнинг установил хорошие личные отношения с советским полпредом Калиной, напрямую обращаясь к нему за помощью во всех случаях, когда поляки пытались ущемить немецкие интересы в данном регионе. И советская сторона всегда шла навстречу, оказывая на Варшаву требуемое давление. А гауляйтер Восточной Пруссии Эрих Кох (будущий палач Украины) шел еще дальше - он разработал грандиозный план создания "транснационального трудового государства" путем полного объединения Германии и СССР. Карты такой союзной державы с детальными расчетами всех выгод и проектами внутреннего устройства демонстрировались в его кабинете, представлялись наверх, пропагандировались в партийном окружении. И его план находил очень много сторонников, особенно среди молодых военных и инженерно-технических работников - уж больно все казалось логичным и выигрышным.

И все же к осени 1933 г. столь популярный альянс совершенно распался. Но не по принципиальным идеологическим причинам, а скорее - по субъективным. Ссора стала следствием двух взаимных политических ошибок, одну из которых допустило большевистское руководство, а другую нацистское. Сталин в тот момент очень недооценил Гитлера, а Гитлер Сталина. Кремлевские лидеры поначалу вообще не восприняли Гитлера в качестве серьезной политической фигуры, заслуживающей внимания. Они пришли к выводу, что в чехарде правительственных и парламентских кризисов, сотрясавших Германию, правительство нацистов просуществует лишь несколько месяцев, так же как предшествующие кабинеты фон Папена и Шлейхера. Впрочем, таковым было мнение не только в Москве. Точно так же считали французские и английские эксперты, а писатель Томас Манн известие о приходе к власти нацистов встретил с широкой улыбкой: "Тем лучше, они не продержатся и восьми месяцев".

Но уж большевики-то в данном плане могли бы быть и поумнее и вспомнить, что то же самое говорили и в России, и в мире, когда после чехарды кабинетов Временного Правительства у руля очутилось правительство Ленина. Возможно, к 1933 г. они и сами смогли уверить себя, что удержались у власти благодаря широкой народной поддержке, а не тем, что отбросили и перечеркнули все "условности" демократической борьбы. Однако в отношении Германии в Москве исходили из другой аналогии 1917-го: как политическая раскачка России постепенно скатывала ее влево и привела к победе большевиков, так и для немцев раскачка их страны, в том числе и нацистскими экспериментами, должна была привести к победе коммунистов. Потому что других реальных сил, кроме "красных" и "коричневых", в тот момент в Германии не было. Доклад американского посла в Берлине Додда в МИД США констатировал: "Россия, со своей стороны, согласна подождать до быстрого падения Гитлера и видит в германском коммунистическом движении преемника его власти".

И надо сказать, что подобные прогнозы имели под собой все основания. Потому что Германия продолжала скатываться влево, и после разгрома компартии это происходило уже под влиянием "революционного" крыла самой НСДАП. Как уже отмечалось, в ней были очень сильны прокоммунистические тенденции. Например, президент Верхней Силезии Брюкнер обрушивался на капиталистов вполне по-ленински, утверждая, что сама жизнь их "есть непрерывная провокация". Один из лидеров нацистской Рабочей Федерации Келер проповедовал: "Капитализм присвоил себе исключительное право давать трудящимся работу на условиях, которые сам же и устанавливает. Такое преобладание аморально, его нужно сломать".

Председатель нацистской фракции ландтага Пруссии Кубе (будущий палач Белоруссии) требовал экспроприации земли: "Национал-социалистское правительство должно заставить крупных помещиков разделить свои земли и передать большую часть их в распоряжение крестьян".

А особенно радикально была настроена огромная армия штурмовиков, насчитывавшая 4,5 миллиона человек. Ведь отряды СА формировались из вполне "социалистических" низов общества и на вполне социалистических лозунгах. А после поражения компартии и ее запрета, в ряды штурмовиков густо повалили и настоящие коммунисты. Да-да, наблюдалось и такое явление. Репрессии нацистов коснулись только руководящей верхушки и активистов партии - всего было арестовано около 7 тыс. чел. Да и то многие из них, выразившие готовность к сотрудничеству с новой властью, отпускались и подключались к деятельности нацистов. Так поступили, например, Торглер - руководитель коммунистической фракции Рейхстага и второе лицо в партии после Тельмана, видные партийные деятели Фрей, Карван и др.

А уж о рядовых коммунистах и говорить нечего - многие формирования "Красного фронта" вливались в СА в полном составе, целыми отрядами. Препятствий к этому не было ни организационных - нацисты считали их подходящими для себя кадрами и охотно принимали, ни идеологических - и те, и другие были "за революцию" и "против капиталистов". Впрочем, для того сброда, который составлял основу и красных, и коричневых штурмовиков, пожалуй, преобладали другие мотивы. Возможность пофорсить в униформе - а она у СА была даже красивее, чем у ротфронтовцев. Возможность подрать глотки и потешить силушку, да еще получить за участие в шествиях и потасовках несколько марок на пиво - так не все ли равно, из какой кассы их получать, из коминтерновской или нацистской? Только в Берлине таких перекрещенцев насчитывалось около 300 тысяч! Немцы прозвали их "бифштексами" - коричневыми снаружи и красными внутри.

Ну а Гитлер всячески пытался обуздать "революционную" массу соратников. 1. 7,1933 г. на собрании руководителей штурмовых отрядов в Бад-Рейхенгалле он твердо заявил, что "второй революции" не будет: "Я готов решительно и сурово подавить любую попытку, направленную на разрушение существующего порядка. Я со всей энергией воспротивлюсь второй революционной волне, так как она повлечет за собой настоящий хаос. А тех, кто поднимется против законной государственной власти, мы возьмем за шиворот, какое бы положение они не занимали".