Поколение - Владимир Николаевич Ерёменко

Осадок от этого разговора остался неприятный. Все молчали, и только Сыромятников, отойдя в сторону, сердито бормотал что-то.

Олегу Ивановичу разговор казался ненужным. «Не сейчас и не здесь надо говорить. Теперь надо думать только о переходе, об этих километровых плетях труб. Как-то они лягут поперек реки».

А Миронова поразил эксперт. «Молчал, молчал и выдал». Он так и не понял, когда же эксперт был искренним. Тогда ли, когда отговаривал его от затеи с грузами, или когда обещал поддержку?

Две гигантские плети, каждая длиною более километра, лежали готовыми к укладке на дно русловых и пойменных траншей. Переход через реки всегда делается двухниточным. Трубы укладываются на расстоянии 40—50 метров друг от друга. Это делается на случай аварии. Если одна из ниток выходит из строя, то по другой продолжает идти газ.

Олег Иванович и Сыромятников шли вдоль траншеи, останавливаясь у трубоукладчиков. По всей длине перехода готовились к подъему дюкера. Все было рассчитано по минутам. Каждый хорошо знал, что и когда ему надо делать, и теперь, когда «машина» подъема и укладки дюкера была запущена, лучше не вмешиваться в ее работу.

Поэтому-то Миронов увел Сыромятникова к пойменной траншее, откуда можно только наблюдать за работой. Лозневой и Калтахчан ушли к самому руслу реки. Эксперт хотел быть ближе к дюкеру, чтобы за всем проследить самому.

— Я отвечаю перед главком за ваши новации. Так что уж позвольте… — и он засеменил к тому месту, где стояли сигнальщики с флажками. Они должны передавать команды по всей трассе.

Выйдя на взгорок, откуда открывалась вся панорама перехода через реку, Сыромятников остановился. Миронов было начал рассказывать, как они готовились к переходу, но тот предупредил:

— Не надо, вижу сам.

Он действительно и сам мог хорошо представить картину всех работ, проведенных здесь за эти месяцы.

Бульдозеры и экскаваторы, насколько это было возможно, сдвинули берега реки, соорудив с двух сторон земляные насыпи. По ним навстречу друг другу протащили плети труб, а затем сварщики-асы уже над водой соединили стыки. Над водой в люльках могли варить только лучшие сварщики. Когда трубы были сварены и, прогнувшись, висели над клокочущим потоком, их стали испытывать — под давлением 70 атмосфер закачали воду. Окажись где-то хоть крохотная трещина, вода разорвала бы газопровод. Испытания прошли успешно. Затем газопровод начали до самоварного блеска зачищать металлическими щетками и наносить изоляцию. Все это делали машины.

Махина дюкера весом в сотни тонн с навешенными на него грузами лежала у километровой траншеи, которая прорезала пойму и дно реки. В середине ее насыпали каменный остров. На него перебрался трубоукладчик. Он и другие трубоукладчики должны были опустить газопровод. За ночь вода в пойменной траншее покрылась толстой коркой льда. Ее пришлось взломать и проверить всю траншею заново — не занесло ли ее илом. Когда с этим покончили, водолазы, которыми руководил старшина водолазной станции Виктор Калюжный — краснощекий, здоровый парень, знавший реки всего Севера, спустились на дно и метр за метром ощупали русловые траншеи. Из них пришлось выбросить камни и гальку, которые натащил туда беспокойный Ивдель. Но вот и эта самая трудная и ответственная работа окончена. Водолазы, разгребая звенящий лед, как сказочные дядьки-черноморы, неуклюже выходят на берег и докладывают:

— Траншея готова!

— Готова!

— Все в порядке…

Олег Иванович чуть приметно вздрагивает от этих бойких выкриков, чувствуя, что то напряжение, которое вошло в него утром, а потом весь день нарастало, сейчас подходит к высшей точке. Через несколько минут из воды появится последний водолаз, и Миронов доложит о готовности всей подводной траншеи. Дальше все будет зависеть от него. Сейчас, сейчас…

Лозневой делает несколько шагов и подает знак сигнальщикам, те — машинистам трубоукладчиков. Разом взревели моторы, дрогнула темная нить газопровода и медленно, словно нехотя, стала отрываться от земли и зависать над пойменной траншеей и бурлящей стремниной реки.

Олег Иванович, да и все, кто стоял рядом с ним, как-то неестественно вытянулись, словно хотели помочь укладчикам удержать неимоверную тяжесть труб, а когда газопровод, мягко вздрагивая, пополз вниз и коснулся воды, все вдруг замерли в своих неуклюжих позах.

Поток угрожающе взревел, ударил страшной силой напора в плеть трубы и стал натягивать ее как тетиву лука. До предела напряглись и запели на ветру стальные тросы. Трубоукладчики, похожие издали на причудливых птиц, заклевали носами. Огромная тяжесть поднятого газопровода, усиленная потоком воды, тянула шеи стальных птиц к земле, и они уже, подрагивая, начали крениться, теряя устойчивость. Олегу Ивановичу вдруг показалось, что еще одно усилие — и вода сбросит с себя стальные удила и опрокинет в реку все, что нагородили на ее берегах люди.

Но таким было только мгновение. Лозневой оторвал взгляд от кипящей воды и увидел, что все в порядке. Трубопровод ложился как ему и положено, и все, кто занят этим, работают без суеты, размеренно и четко, как и было намечено по графику.

Нить газопровода скрылась под водой. Напряжение ослабло, и скоро машинисты трубоукладчиков почувствовали, как трубы стали касаться краев траншеи, а затем и ее дна. Лозневой понял это по чутким шеям трубоукладчиков. Теперь они уже не были так перенапряжены, хотя все еще натужно держали в своих клювах тросы, на которых повис скрывшийся под водой газопровод. Он выждал еще мгновение, окинул одним цепким взглядом и ровный ряд машин, и тех людей, что застыли вдоль пойменной траншеи и на берегу реки, и подал знак сигнальщикам.

Смолкли моторы трубоукладчиков, затаенно затихло все на обоих берегах, и в напряженной тишине стало слышно, как шумит тайга. Люди с обеих сторон подошли к самому берегу, где колдовали водолазы. Проверить, правильно ли лег газопровод, могли лишь они. И опять ребята Виктора Калюжного стали натягивать свои костюмы, ловко накидывать на головы пучеглазые шары и спускаться в ледяную воду.

Казалось, теперь, когда под ледяным крошевом скрылся последний водолаз и с берега, словно гигантские бесконечные змеи, за ним уползали черные шланги, можно было немного перевести дух. Но тут все только и началось. С Лозневым случился какой-то нервный шок. Его неожиданно начала сотрясать внутренняя дрожь. Руки и ноги окаменели, а изнутри бешено рвался непонятный холодный страх. Он даже не знал, перед чем у него этот страх. Не перед дюкером же этим, да еще тогда, когда с ним уже покончено. Такого с ним, кажется, еще не было. Откуда эта ледяная тревога и страх? В его жизни осталась только работа. Только здесь он чувствует себя еще живым,