Поколение - Владимир Николаевич Ерёменко

И Лозневой и Миронов знали, что сейчас, когда уже проведены все подготовительные работы, ничего нельзя отменить. Однако и Сыромятников, и особенно эксперт из Москвы при желании могли бы немало «попортить им крови» и осложнить работу. Поэтому хозяева стройки старались показать товар лицом и говорили без умолку. Особенно усердствовал Миронов. Он говорил, говорил:

— А теперь пройдемте к сварщикам. Они у нас чудеса показывают. Как под куполом цирка, над Ивделем сваривают трубы.

И Миронов вел Сыромятникова и эксперта к самому берегу реки, через которую повисли плети труб. Указывая на трубоукладчик, какой стоял на крохотном каменном островке почти посреди реки и в своем клюве держал плеть трубопровода, он гордо заметил:

— Вот куда мы его.

— Ба, — вдруг изумленно выпалил Калтахчан и весь настороженно напрягся, став похожим на взъерошенную птицу. — Да как же вы его туда? Действительно, цирк здесь у вас. — И, будто испугавшись своей несдержанности, опять надолго замолчал.

А Сыромятников, оглядывая лагерь газовиков и изрытый берег, скороговоркой повторял свое загадочное: «Ну и наворочали… Ты погляди, наворочали, а?»

Когда Миронов, окончательно потеряв терпение, напрямую спросил его мнение, тот, улыбнувшись широкой и располагающей улыбкой, ответил:

— А вообще вы молодцы, нагородили тут. Главное, в духе времени, смело. Сокращаются сроки. Да и экономия средств немалая…

Последние слова он произнес, обращаясь к Калтахчану. Тот, чуть скосив свои острые темные глаза, сделал легкий полукивок.

У Миронова отлегло от сердца. Значит, одобряют.

И ему захотелось рассказать этому человеку о том, что их давно волнует и не дает спокойно работать. Рассказать о том, чего они не могут разрешить здесь сами.

— Много еще у нас делается по старинке, — начал он. — И делается потому, что обленились, разучились думать. Боимся нового, тратим огромные средства, гробим материалы. А если кто спросит — почему, то прячемся за бумагу: мол, такой проект, такая технология.

Сыромятников глянул на Миронова, потом на Лозневого, и его округлое, досиня выбритое лицо сморщилось.

— Не надо жаловаться на консерватизм начальства, — проговорил он. — Это стало таким штампом, что даже современные драматурги больше не решаются уже об этом писать.

— Нет-нет, я не жалуюсь, я только хочу выяснить…

Калтахчан, шедший впереди, замедлил шаг и вопрошающе поглядел сначала на Миронова, а потом на Сыромятникова, но промолчал, видимо решив дослушать директора института.

— И еще учтите, мил человек, — начальству просто виднее, что и как. У него свой расчет, а мы склонны этот расчет принимать за косность и бюрократизм. — Сыромятников повернулся к эксперту, точно искал у него поддержки. Но тот, наверно, передумал вмешиваться в разговор, сделав вид, что это не касается его.

Широкие кустистые брови Сыромятникова удивленно поползли вверх, и он тут же добавил:

— Учтите, если у человека дельное предложение, оно не может погибнуть бесследно. Откажет человеку один начальник, а тот идет к другому, да еще повыше чином, и все равно добьется своего. Конечно, если он предлагает полезное и доброе. На этот счет даже существует закон, который открыл Дмитрий Иванович Менделеев. Он говорил, что в мире науки действует закон неуничтожаемости прогрессивных идей. Думаю, что он существует и в технике, и в других сферах жизни.

— Вы, Борис Федорович, оперируете категориями вечности, — вмешался в разговор Лозневой. — Закон неуничтожаемости прогрессивных идей действительно существует. Но вот какая штука. Один американский ученый подсчитал, что от зарождения идеи до ее воплощения проходит примерно 250 лет. Нам этот срок не подходит.

Калтахчан неожиданно рассмеялся, и лицо его, сухое и строгое, вдруг потеплело. Сыромятников, недовольно хмыкнув, проворчал:

— Ну это, мил человек, все теория, а на практике оно по-другому. Вот ваше же предложение нашло дорогу! Хотя на первый взгляд и казалось…

— Но это только половина дела, — подхватил Миронов. — Почему мы гоним в воду столько металла? Видите, — указал он на груду чугунных полуколец, — приготовили двести тонн, чтобы утопить. А сколько у нас впереди еще рек? Тут не сотни, а тысячи тонн подавай.

— А как же вы без этих грузов обойдетесь? — вдруг настороженно спросил эксперт. — Вы думаете, газопровод может лечь на дно по одному вашему приказу?

— Нет, не думаю. Но почему грузы обязательно должны быть из металла, а не из железобетона?

— Всему свое место. Железобетон идет в поймы рек, а в русло — металл.

— А почему?

— Таков расчет. Такова практика.

— Но железобетонные грузы могут стоять и в русле, ведь за границей уже отказались от металла.

— Да, отказались, — жестким голосом отозвался Калтахчан, и лицо его опять посуровело и стало непроницаемо. — Но в этом еще не вся правда. Во-первых, дай вам бог разделаться с той кашей, какую вы заварили, и удачно перейти реку.

— Реку мы уже перешли, — отозвался Лозневой. — Осталось опустить плети на дно в траншеи.

— А это тоже немало, — подхватил эксперт. — Так зачем же вам осложнять работы и увеличивать риск из-за какой-то сотни тонн металла, когда мы тратим тысячи? А во-вторых, — он испытующе посмотрел на Олега Ивановича и Миронова и, словно решившись, продолжал: — Во-вторых, не всякая экономия хороша и выгодна. Если вы даже докажете, что надо ставить железобетонные грузы, то пострадаете от этого новшества прежде всего сами. Вы же знаете, что за навеску железобетона платят меньше, чем за навеску металлических грузов. А возни с ними больше.

Сыромятников во время этого разговора тревожно смотрел то на Калтахчана, то на Миронова и вдруг растерянно спросил:

— А если бы навешивали золотые грузы, то платили бы еще больше?

— Платили, — отпарировал эксперт.

— Странно…

— Ничего тут странного. Чем дороже материал, тем выше стоимость изделия и тем больше заработок… Это общее правило при производстве любой промышленной продукции.

— Но это же абсурд, — бросил Сыромятников. — Выходит, чем больше мы закопаем в землю ценностей, тем больше нам заплатят.

Эксперт развел руками.

— Так что же тогда, пусть гибнет металл? — отозвался Миронов.

— А он не гибнет. Еще неизвестно, что мы тут выигрываем, а что проигрываем.

Все умолкли. А эксперт, видимо стараясь развеять недоброе впечатление от своих слов, спросил у Миронова:

— Кстати, вы оформили свой новый переход как рационализаторское предложение? Расчеты Олега Ивановича — это одно, а их воплощение… Тут скромничать не надо. Отберите лучших трудяг, кто имеет к этому непосредственное отношение, и подавайте в БРИЗ. Поддержим.

— Плохо вы о нас думаете, — ответил Миронов. — От того, что нам положено, мы не откажемся. Но и не отступим от того, что выгодно для государства и полезно для дела.

— Речь не мальчика, а мужа, — весело заключил разговор Калтахчан. — Только не испытывайте судьбу дважды. Сначала