Царская Семья - жертва темной силы - Любовь Миллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Доктор Боткин смотрел на нас испытующе через свои толстые очки. Затем внезапно прозвучал его громкий голос: - «Ребенок должен быть определен в больницу. Я больше не имею лекарств и перевязочного материала. Сегодняшние господа должны быть гуманны хотя бы к детям…!»
«Оставьте ваши нравоучения, доктор!» - сказал Мебиус злобно. - «Вы не в Петербурге. Мы никому не позволяем нам делать предписани Вы можете идти куда Вы хотите. Но о Романовых решаем мы и никто больше».
Доктор Боткин молчал. В это время открылась дверь сзади. Дочери вошли. Они смотрели удивленными глазами на непривычных гостей.
Царица повернулась к ним и сказала что-то по-английски. После этого они безмолвно повернулись и оставили комнату.
«Вы еще не научились говорить по-русски?»- спросил Белобородое с холодной усмешкой.
Царица повернулась к нему. На ее бледном лице появилось невероятное высокомерие и глубокая печаль. «Русские сделались очень неверными!» - сказала она тихо, так, как будто она говорила кому-то, кто совсем не был в комнате.
«Неверными» - прогремел Мебиус. - «Это Вы осмеливаетесь обвинять русских в неверности? Миллионы заплатили жизнью за верность. В Мазурских болотах, в Карпатах, в болотах Рокитно лежат сотни тысяч трупов верных русских. Они не могли требовать никакого доктора и никакой больницы. И Вы осмеливаетесь еще…» - Он повернулся и вышел не поклонившись.
Царь находился при этом в нерешительности. Он не противоречил ни одним словом. Он был для меня загадкой. Его красивые глаза нежно светились, смотря вперед…
«К этим людям иметь сострадание, значило бы быть действительно не на своем месте!» - сказал Мебиус горько, когда, мы ехали назад.
«Оставим их жить еще несколько дней!»- промолвил Белобородое и закурил папиросу.
Я думал о больном Наследнике. Но прежде всего о слугах и о враче, который так смело заступался за своего пациента. Как будто Мебиус угадал мои мысли. Он повернулся к рядом сидящему Белобородову. - «Я бы хотел, чтобы этот доктор еще раз пришел к нам!»- сказал он. - «Нужно его вызвать в один из ближайших дней».
Я знал, это был последний шанс для доктора Боткина. Воспользуется ли он им?
Мебиус, Маклаванский и доктор Милютин сидели в комнате революционного штаба, когда вошел доктор Боткин. Этот Боткин был великаном. На его лице, обрамленном бородой, блестели из-за толстых стекол очков два пронизывающих глаза. Он носил всегда форму, которую ему пожаловал Государь. Но в то время, как Царь позволил себе снять погоны, Боткин воспротивился этому. Казалось, что он ни в коем случае не желал признавать себя пленником, так как он держал себя со стражей в доме Ипатьева грубо, как будто она была ему подчинена.
Ермаков, комендант «Вохры»,706 который через несколько дней должен был в лесу «Четырех братьев» выполнить свою ужасную работу, сам привел доктора. Доктор Милютин предложил ему сесть и отправил из комнаты Ермакова и двух конвойных. Тогда Маклаванский начал говорить: «Слушайте, доктор» - сказал он своим приятным, всегда искренним голосом, - «революционный штаб решил вас отпустить на свободу. Вы врач и желаете помочь страдающим людям. Для этого вы имеете у нас достаточно возможностей. Вы можете в Москве взять управление больницей или открыть собственную практику. Мы Вам дадим даже рекомендации, так что никто не сможет иметь что-нибудь против Вас».
Доктор Боткин молчал. Он смотрел на сидящих перед ним людей, и, казалось, что он не мог побороть известного недоверия к ним. Казалось, что он почуял западню. Маклаванский должен был это почувствовать, т.к. продолжал убедительно: - «Поймите нас, пожалуйста, правильно. Будущее Романовых выглядит несколько мрачно».
Казалось, что доктор начинал медленно понимать. Его взор переходил с одного на другого. Медленно, почти запинаясь, решился он на ответ: - «Мне кажется я вас правильно понял, господа. Но видите ли, я дал Царю мое честное слово оставаться при нем до тех пор, пока он жив. Для человека моего положения невозможно не сдержать такого слова. Я также не могу оставить Наследника одного. Как могу я это совместить со своей совестью. Вы все же должны это понять…»
Маклаванский бросил короткий взгляд на своих товарищей. После этого он обратился еще раз к доктору: - «Конечно, мы это понимаем, доктор, но видите ли, сын неизлечим, это Вы знаете лучше, чем мы. Для чего Вы жертвуете собой для …ну скажем мы, для потерянного дела … для чего, доктор?»
«Потерянное дело?» - сказал Боткин медленно. Его глаза заблестели. - «Ну, если Россия гибнет, могу и я погибнуть. Но ни в коем случае я не оставлю Царя!»
«Россия не погибнет!» - сказал Мебиус резко. - «Мы позаботимся об этом. Большой народ не гибнет…»
«Хотите вы меня разъединить силой с Царем?» - спросил Боткин с холодным выражением лица. - «Этому я все же не поверю, господа!»
Мебиус посмотрел пристально на доктора…
Доктор Боткин сидел несколько минут молча. Его взор был устремлен в пол. Комиссары уже считали, что он передумает. Но вдруг облик доктора изменилс Он приподнялся и сказал: «Меня радует, что еще есть люди, которые озабочены моей личной судьбой. Я вас благодарю за то, что вы мне идете навстречу… Но помогите этой несчастной СЕМЬЕ! Вы сделаете хорошее дело. Там в том доме цветут великие души РОССИИ, которые облиты грязью политиков. Я благодарю вас, господа, но я остаюсь с ЦАРЕМ!» - сказал Боткин и встал. Его рост превышал всех…»
Далее И.Л. Мейер пишет, что заседание революционного трибунала состоялось 14-го июля, где Голощекин делал доклад о своей поездке в Москву. Потом взял слово Мебиус. Он предложил «ликвидацию Романовых» доверить Чека и сказал:
«Я предлагаю поручить это дело товарищу Юровскому, как руководителю Чека. Экзекуционная команда будет назначена революционным штабом. Способ ликвидации должен определить товарищ Юровский…»
И.Л. Мейер продолжает, что Юровский был горд возложенным на него таким ответственным поручением. И на вопрос Голощекина, - где будут закопаны тела Романовых? - он ответил:
«Я их просто не закопаю. Я уже нашел место, недалеко отсюда».
На следующий день, 15-го июля, рано утром, Юровский, Ермаков и начальник Международной бригады Хорват отправились на место, которое уже было выбрано, чтобы там уничтожить тела Царской Семьи и их служащих. Вернулись они после обеда и сделали доклад Мебиусу. Юровский был в хорошем расположении духа и насвистывал песенку. Вечером того же дня И.Л. Мейер видел Юровского вместе с Белобородовым-Вайсбартом, Войковым и Ермаковым. Повидимому они обсуждали подробности убийства и захоронения тел.
Утром 16-го июля И.Л. Мейер получил требование, подписанное Юровским и Голощекиным, на выдачу 30 метров шинельного сукна. Мейер поставил печать на этот ордер, но он еще не знал, для какой цели требовалось сукно.
Перед обедом, в тот же день, Мейера вызвали в революционный штаб, где находились Мебиус, Маклаванский, Шая Голощекин, Янкель Белобородов-Вайсбарт и Янкель Юровский. На этом собрании было решено выбрать 50-60 человек солдат для специального ночного задани Было взято из городской стражи 50 человек охраны. Часть из них патрулировала район Ипатьевского дома, а вторая часть - окружила часть лесного пространства. Хорват сказал Мейеру, что ему поручили выбрать из интернациональной бригады семь надежных солдат и около полуночи привести их в распоряжение чекиста Янкеля Хаимовича Юровского.
И.Л. Мейер приводит список этих людей отряда особого назначения:
Комендант - Хорват Лаоис
Фишер Анзельм
Эдельштейн Изидор
Фекете Эмил
Надь Имре
Гринфельд Виктор
Вергази Андреас707
Обл. Ком. Ваганов Сергей
Медведев Павел
Никулин
В ночь с 16-го на 17-ое июля И. Л. Мейер и Мебиус стояли на углу Вознесенского проспекта и видели, как вскоре после половины первого утра зажглись огни в Ипатьевском доме. Это было время, когда Юровский разбудил Царскую Семью.
Мейер не видел сам, как расстреливали Семью, но из рассказов товарищей он передает ту же картину убийства, что была восстановлена следователем Н. Соколовым и записана Робертом Вильтоном.
Приводим некоторые подробности из показаний И. Л. Мейера:
«Когда все собрались, Юровский сам повел ничего не подозревающих людей вниз в подвал. Медведев, Никулин и Ваганов были при этом, причем Ваганов держал лампу, чтобы освещать узкую и темную лестницу.
Впереди шел Царь. Он держал Наследника на руках. Нога у Наследника была перевязана толстым бинтом и при каждом шаге он тихо стонал. За ним шла Царица, сопровождаемая четырьмя дочерьми…
Когда заключенные пришли в темный, только одной слабой матовой лампочкой освещенный подвал, и притом совершенно пустой, Царь удивился и беспомощно озирался несколько раз вокруг. Царица потребовала стулья прежде всего для Наследника, которому было невозможно стоять на ногах. Юровский дал распоряжение Ваганову и этот принес три стула из соседнего помещени..
