Дочери Лалады. Паруса души - Алана Инош
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Только сейчас, когда госпожа Игтрауд напомнила о пище, Онирис ощутила нужды своего тела. Последней трапезой был завтрак на борту корабля, в мыльне во время ожидания конца обработки одежды Онирис выпила бокал морса со льдом — и всё на этом. Обед ей не довелось вкусить: из-за приступа кристаллической боли она вообще была едва жива, какая уж тут еда.
— Если честно, я ужасно проголодалась, — смущённо призналась Онирис.
— Что ж, это дело поправимое, — приветливо и весело ответила хозяйка дома. — Если ты уже можешь передвигаться, идём на веранду. Там, на свежем воздухе, принимать пищу и полезнее, и приятнее.
Онирис попробовала встать с постели, и у неё получилось. Слабость сохранялась совсем небольшая, в целом она чувствовала себя уже вполне сносно, а голодный пожар внутри разбушевался такой, что она была готова проглотить целого жареного хераупса, если бы ей кто-нибудь подал такой редкий деликатес.
Дом был, конечно, не так велик, как особняк госпожи Розгард, но тоже вполне вместителен и имел много комнат. Благодаря большим окнам от пола до потолка создавалось впечатление светлого простора. Такие окна были особенностью архитектуры Силлегских островов: жители стремились окружать себя светом и зеленью. В некоторых комнатах целая стена была прозрачная, и вид на сад открывался потрясающий. В тёплом климате, царившем здесь, такое архитектурное решение было вполне уместно. При желании эту стену можно было закрыть шторами, которые поднимались и опускались.
Веранда оказалась очень просторной и могла играть роль не только столовой, но ещё и гостиной. Пол был белым с серебристым оттенком, а от крыльца до двери тянулась тёмно-зелёная ковровая дорожка. Здесь размещался большой стол для трапез на свежем воздухе, а также два диванчика и четыре кресла, расставленные вокруг большой кованой жаровни-треноги. Должно быть, очень уютно было сидеть здесь у огня вечерами, слушая мелодичный стрекот насекомых в саду и голоса птиц... Столбы веранды густо оплетали лианы с крупными голубыми и розовыми бутонами, пышные шапки цветов свешивались и из больших напольных горшков. Горшки свисали с потолка и по всему периметру веранды — по два у каждого столба. По всему саду горели изящные фонарики, подвешенные к ветвям деревьев, сладостно пахло незнакомыми, но прекрасными цветами, и Онирис не верилось, что это чудесное, колдовское место — теперь её дом. Она будто в сказку попала.
Самой главной колдуньей здесь была, конечно, госпожа Игтрауд, хозяйка. Всё здесь сияло её тёплым светом, дышало её ласковой улыбкой, её внимательный взгляд смотрел отовсюду, из каждого уголка. Здесь царил её дух, её любовь пропитывала это место, и оттого-то Онирис было так хорошо, так легко и сладко под этой крышей. Если Эллейв выросла в этом прекрасном жилище, воспитанная матушкой — доброй волшебницей, то неудивительно, что она была просто переполнена светом. Этот-то свет и притянул Онирис к ней, очаровал и покорил, а теперь она попала в первоисточник — в тот исток, где брала начало жизнь её самого родного и любимого на свете волка.
Это место невозможно было не полюбить — точно так же, как невозможно было не полюбить Эллейв.
Персональная вечерняя трапеза для Онирис состояла из очень вкусной рыбы с сытным белым мясом, нарезанных ломтиками свежих овощей и зелени. Разумеется, был подан и отвар тэи, а к нему — маленькие круглые булочки, обсыпанные мелкими хрустящими семечками, золотой мёд в белых розеточках и хорошо охлаждённое сливочное масло. Всё это было безупречно сервировано, а стол украсил букет свежих цветов в вазе. Сославшись на то, что уже поужинала, госпожа Игтрауд выпила за компанию с Онирис только чашку отвара, а к еде не притронулась.
Онирис не могла отделаться от чувства, что превратилась в маленькую девочку, которая попала в сказку и ужинала за одним столом с прекрасной волшебницей — кроткой и нежной, изящной и лёгкой, доброй и ласковой, но невероятно могущественной. И главное её могущество состояло в свете великой любви, который излучали её удивительные глаза — чистые, как два хрустальных бокала, наполненные прозрачной и живительной влагой выстраданной мудрости и материнского тепла.
— А где все? — осторожно полюбопытствовала Онирис. — Когда мы проходили через дом, я никого не заметила... Все уже легли спать?
— Да, мы привыкли рано ложиться, но зато рано и поднимаемся, — ответила госпожа Игтрауд. — Так на Силлегских островах устроен распорядок жизни... Поэтому не удивляйся, если дом разбудит тебя в полпятого утра. Завтрак у нас в половине шестого, в час дня — обед, в шесть — шестичасовой отвар тэи, а в восемь — ужин, самая лёгкая и скромная трапеза, гораздо скромнее той, которая была подана тебе. В девять мы расходимся на отдых, но я иногда, бывает, и до десяти-одиннадцати просиживаю, если есть над чем поработать. Не менее трёх раз в неделю я посещаю службы в храме: одну утреннюю, одну дневную и одну вечернюю. Все остальные члены нашей семьи ходят в храм раз в неделю, на большую дневную службу седьмого дня. Службы принято слушать натощак, поэтому я могу пропустить соответствующий приём пищи в этот день... Остальные приёмы у меня обычные, даже обильные. Такова моя система умеренности... А два дня в неделю я провожу на воде из местных целебных источников. Впрочем, мне предстоит выкармливание малышей, поэтому с ограничениями придётся повременить.
— Должна ли я как твоя ученица следовать твоей системе? — спросила Онирис неуверенно.
— Рано или поздно ты придёшь к ней, — ответила госпожа Игтрауд. — Вольно или невольно. Для развития духовной составляющей необходима умеренность в отношении телесной стороны... Цель — вовсе не истязание своей плоти, а переключение с нужд тела на нужды души, сосредоточение на них. Телесное начало глушит дух, если доведено до крайности.
—
