Обретая суперсилу. Как я поверил, что всё возможно. Автобиография - Дж. Майкл Стражински

он ничего не мог противопоставить тем, кто, к его большому неудобству, выжили и смогли рассказать обо всем, что произошло.

Я просмотрел другие сайты, пытаясь найти еще какую-либо информацию, но оказалось, что отец удалил все, что ранее выложил в сеть. Вероятнее всего, он думал, что, удалив свой аккаунт, он также удалит и свои сообщения, но они остались и до сих пор находятся в сети.

Без серьезных доказательств я не мог высказать свои подозрения отцу. Был только один человек, который мог рассказать мне о том, что на самом деле случилось в тот ужасный день. Женщина, которая годами намекала на то, что кое-что знает о моем отце, и использовала эту информацию, чтобы мигом заткнуть его. Для этого ей достаточно было произнести только одно слово: Вишнево!

ОСНОВЫВАЯСЬ НА ЕГО СОБСТВЕННЫХ СЛОВАХ И НА ТОМ, ЧТО ПИСАЛИ ДРУГИЕ СВИДЕТЕЛИ, ВЫХОДИЛО ТАК, ЧТО МОЙ ОТЕЦ, ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ В СОТРУДНИЧЕСТВЕ С НАЦИСТАМИ, НАХОДИЛСЯ КАК РАЗ В ТОМ САМОМ БУНКЕРЕ, С КОТОРОГО РАССТРЕЛИВАЛИ НЕСЧАСТНЫХ ЕВРЕЕВ.

Я знаю о твоем отце такое, что могу рассказать об этом только собаке.

Прежде чем звонить тетке, мне хотелось собрать как можно больше информации, но в сети ее было не так уж и много, да и тетка чувствовала себя все хуже и хуже.

Ждать было нельзя, и осенью 2008 года я позвонил ей в Патерсон. Мы поговорили обо всем и ни о чем несколько минут, а потом я набрался храбрости и спросил:

– Могу я задать тебе один вопрос?

– Давай, задавай, – ответила она и засмеялась. – А что так официально? Не забудь, я тебе подгузники меняла, когда ты был маленький, и знаю о тебе все.

Не знаю почему, но ей доставляло особенное удовольствие время от времени напоминать мне об этом.

– Я хотел спросить тебя о Вишнево.

Она замолкла. Я слышал дыхание тетки, напряжение было настолько сильным, что его можно было потрогать рукой.

– Да-да, – сказала она наконец, голос звучал ровно и безучастно.

– Ты была там, когда все это произошло?

– Нет! – твердо ответила она. – Я была с мамой на станции. Ты должен знать, что тогда я только-только переболела полиомиелитом. Ходить было тяжело, а дороги были просто ужасные, поэтому я старалась держаться поближе к дому.

– Но отец был там, в Вишнево.

– Ну да, был, – ее голос снова зазвучал как-то холодно и равнодушно. – Джоуи, почему ты спрашиваешь меня о том, что произошло более пятидесяти лет назад? К чему все это?

Я понял, что она никогда ничего мне не скажет, пока у нее остается место для маневра. В этой ситуации мне оставалось только блефовать. Я сказал ей о той информации, что нашел в интернете, и добавил, что нашел другие надежные источники, из которых ясно, что отец участвовал в той кровавой расправе.

– Я хотел бы послушать тебя, а потом уже решить, что со всем этим делать, – я нарочно сказал так расплывчато, чтобы она задумалась о том, что все может не ограничиться частными разборками и стать достоянием общественности.

Пауза затягивалась. Я был готов к тому, что она может просто повесить трубку.

«Ну, давай, – думал я. – Пожалуйста, ну пожалуйста, расскажи мне, один-единственный раз».

И тут я услышал, как она тяжело вздохнула, словно освобождаясь от тяжести секрета, который хранила десятки лет.

– Ты должен понимать, что мы никогда не говорили об этом с кем-либо, кроме членов нашей семьи. Я рассказывала кое-что Теду, но ни он, ни Фрэнк, да и никто другой не знают всей правды. Я скажу тебе все, но обещай, что никто и никогда не услышит об этом от тебя, пока я жива. Обещаешь? Я не хочу, чтобы этот сукин сын снова начал доставать меня, и своих бед хватает. Только скажи, что согласен, и я тебе поверю.

– Обещаю. Я просто хочу, чтобы ты рассказала правду так, как ты ее видишь.

Тетка глубоко вздохнула, а потом начала медленно говорить. Должен заметить, что многое из того, что она мне рассказала, уже упоминалось в предыдущих главах, но этого требовала необходимость сохранить последовательность событий. Но большую часть деталей, которые упоминал раньше, я впервые в жизни узнал от нее именно в том разговоре.

Она начала с рассказа о том, как они добирались до железнодорожной станции сразу после блицкрига, и о связях Софии с некоторыми офицерами, один из которых видел в Чарльзе потенциального приемного сына. Он принялся прививать Чарльзу основы нацистской идеологии в полном соответствии с методами гитлерюгенда.

– Эсэсовцы постоянно крутились вокруг станции, – рассказывала она. – Некоторые из их подразделений были расположены поблизости, другие приезжали и уезжали на проходивших поездах. Мама готовила для солдат на станции, а иногда и давала им гораздо больше, ты понимаешь, но не потому, что так надо было, а потому, что ей это нравилось. Они приносили ей подарки, брали ее с собой в поездки, покупали дорогую одежду. Практически она управляла всем, что было на станции, а когда работы было слишком много, она просила, чтобы немцы приводили еврейских девушек, которые работали на нее. Она любила их постоянно задирать и плохо с ними обращалась, заставляла их все время работать, пока сама сидела с военными, пила и смеялась.

Твоему отцу нравилась форма, оружие и то, как дурно нацисты третируют всех. Он таскался за ними с утра до ночи. Они практически усыновили его, давали разные мелкие поручения и даже сшили ему эту дурацкую форму. Он носил ее все время, даже когда мы были дома одни, на втором этаже вокзального здания. Он разглядывал себя в зеркале и любовался свастикой. Потом он начал ходить вместе с ними на ночное патрулирование, носил воду, еду и делал все, о чем его просили.

Как-то утром он взбежал наверх по лестнице и рассказал, что ночью, когда он был с солдатами в патруле, они наткнулись на группу евреев, шедших по дороге. Патрульные хотели знать, куда они идут, и били их, если те отвечали недостаточно быстро. Они били их резиновыми дубинками или обрезками резиновых шлангов, чем-то вроде этого, и твой отец с радостью принял участие в этой «забаве», стараясь наносить удары изо всех сил. Это было так увлекательно, он был в восторге. После того случая он всегда выходил на дежурство вместе с патрулем, когда те шли искать евреев или кого-нибудь еще, кого можно избить.

После этих слов я наконец понял, почему моему отцу так нравилось шататься по ночам с дружками и охотиться на «педиков», которых они потом все вместе избивали.

В те моменты он пытался снова пережить все те приятные ощущения, которые он испытал в прошлом. Так же это было и в тот раз, когда он заставил меня надеть форму.

Затем