Госсмех. Сталинизм и комическое - Евгений Александрович Добренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сорокавосьмилетний председатель облисполкома Данила Романович Помпеев находится в расцвете номенклатурной карьеры. Это послевоенный Горлов. Вирта рисует самодура-бюрократа, «широкая натура» которого требует простора и не дает довольствоваться вторыми ролями. Таким предстает он при первом появлении: «Из кабинета выходит Помпеев, крупный, даже громоздкий, меднолицый, с добродушным веселым лицом, хитрыми глазами, весь какой-то ядреный и здоровый. Волосы его начинают седеть». Первая же реплика выдает номенклатурного барина: «Скажи Косточкину: то, что он написал для доклада, — плохо. Людей не вижу, заботы о них не наблюдаю. Пусть он на эту сторону нажмет, а уж я скомбинирую в общем плане».
Помпеев затеял строительство огромного стадиона на 60 тысяч человек и теперь хочет «отгрохать на Первомай праздник песни». «Соседи, слышал, выставляют хор в восемь тысяч, а я в пятнадцать, здорово, а? Разверстку по районам дал, жму во всю… Пусть поют, хе-хе, заткнут за пояс соседей!» Стиль его руководства соответствующий: «Ага, Рязанов? […] ты получил директиву и разверстку насчет праздника песни? Сколько выделил? Мало пятьсот, давай тысячу. Чеего? Как так петь не умеют? Ничего, у меня запоют. (Бросает трубку.) Вот работнички!»
Размах Помпеева известен всей области. Его жена не может понять, чего хотят от ее мужа его критики:
Вы же знаете размах Даниила. Прислали нам трехлетний план животноводства, Даниил решил его выполнить в два года. А разные задорновы и глыбовы начали кричать: демагогия, очковтирательство… Но как бы там ни было — половина плана уже выполнена, за один год, представляете! И что им надо еще? Нет, я решительно отказываюсь их понять.
Помпеевым есть о чем беспокоиться: что-то изменилось в области с приходом нового секретаря обкома партии. Этот персонаж так и не появится на сцене, но его присутствие ощущается во всем.
Лиля жалуется только что назначенному заместителем Помпеева Ломову:
У нас был секретарем Василий Петрович. Такой милый, симпатичный, они так трогательно дружили с Даниилом и всегда, всегда Василий Петрович поддерживал планы Даниила. И вдруг его снимают и посылают на учебу, а сюда присылают товарища Дубова. И тотчас в обкоме все перевернулось, вчерашние друзья стали ужасно холодны. Просто непонятно…
Но то, что непонятно Лиле, ясно зрителю: бывший путиловский рабочий, фронтовик, Герой Советского Союза Ломов сменит зарвавшегося Помпеева. Отношение Ломова к Дубову совсем иное: «Я встретился с товарищем Дубовым в Петровском районе, говорил с ним. Он произвел на меня хорошее впечатление. Думает о народе, хочет, чтобы ему жилось лучше», — говорит он Помпееву. Ответ Помпеева циничен: «Гм… В демократию-то мы все умеем играть». Помпеев сам организовал перевод Ломова к себе в заместители. Он говорит ему о грандиозных перспективах: «Дела в области задуманы громадные… Жалеть, что переехал к нам, не будешь. Что тебе Тамбов? Озерце! А тут перед тобой океаны! Мы тут с тобой чудес понаделаем — держись, соседи!»
Пьеса катится по наезженной номенклатурно-производственной колее, пока автор не заставляет героя обратиться к «острому оружию сатиры». Помпеев должен выступить с докладом на сессии областного совета и просит дочь помочь ему: «Юлька, подбери-ка ты мне из классиков пяток цитат. Насчет бюрократов там, подхалимов… Поострей, позабористей… У нас о начальстве принято говорить плохо, доченька». Однако подобранные цитаты оказались саморазоблачающими, вызвав смех над самим докладчиком, что явствует из реплики прокурора после сессии: «Ну, дока! А эти цитаты насчет Собакевича и медведя на воеводстве он о себе, что ли, вставил?» Сам Помпеев отправляет своего клеврета разузнать, что говорят в кулуарах о его докладе, напутствуя его: «Ты иди, ты слушай, что они там говорят. И запоминай — кто чего. А потом мне. Я люблю критику, за смелую критику людей выдвигаю… и выступить тебе надо, понятно? Критики побольше». Однако когда с критикой к нему является депутат Верховного Совета СССР Глыбов, их разговор завершатся ссорой:
Помпеев. Брось этот тон, Глыбов.
Глыбов (стукнув кулаком о стол). Не брошу! Не позволим тебе больше обманывать народ дутыми планами, научим видеть настоящих людей и настоящие дела. А уж если и эта наука не поможет — вряд ли во второй раз почтит тебя народ депутатским мандатом.
Дальнейшее понятно — «народ» отказывает Помпееву в доверии. Но «сильный руководитель» показан в пьесе не только как «широкая душа» и спесивый самодур, но и как натура артистическая. В разговоре с одним из бывших подчиненных он «ломает комедию»:
Помпеев (отдаваясь накопленным чувствам). У-у, склочник, бездельник! Ломову на меня наушничать? Доносы писать? Да я тебя в порошок…
Задорнов. Ой, стыдно, Данила Романович. Облик человеческий теряешь!
Помпеев (взяв себя в руки). Прости. Верно, стыдно! О, чорт! Нервы никуда, вот иной раз и разойдусь. Ты уж меня прости, Сеня. Это хорошо, что меня одернул. Ты меня почаще одергивай. И критикуй. Ты мне скажи, в чем же моя главная ошибка?
Задорнов. В том, что человек для тебя — пыль.
Помпеев (со слезой). Верно, есть это во мне. Вот и Ломов говорил, и дочь, и Глыбов… Исправляться, значит, надо, a? Пора, пора, правильно Ломов сказал… Погибну… если не того… Занесся, факт. Самому себе иной раз бываю противен, честное слово. Ho меня поддержать надо… Ты мне, Сеня, помоги… Характер менять, да в мои годы, это, знаешь…
Задорнов. Брось ломаться, Данила Романович.
Едва ли не единственный человек в доме, кто не боится Помпеева, — его домработница Поля, живое воплощение vox populi. Между ней и председателем облисполкома происходят такие вполне анекдотичные диалоги:
Поля. A ты не кричи, не боюсь. Ох, тяжкий ты человек, Романыч, ох тяжкий. Слава тебя одолевает. Каплет она с тебя, ровно сало.
Помпеев. Ну-ну, ты!
Поля. Кому говорю: образумься.
Ломов обвиняет Помпеева в «обмане государства»:
Я выступлю на сессии против твоего плана. Докажу, что планируемые тобой грандиозные колхозные лесопосадки — за счет государственных кредитов — мираж. Сажают, абы посадить да отрапортовать, а на полосах растет не лес, а бурьян в человеческий рост. <…> всем ясно, что это очковтирательство.
Автору важно показать, что Помпеев не всегда был таким.
