Патрик Кензи - Деннис Лихэйн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но вы сотрудничаете с ФБР и посоветовали мне держаться от него подальше.
— Однако если Эвандро был таким образцовым подопечным, почему в вашем сознании возникла эта логическая связь? Раз уж он так хорош, как вы могли подумать…
— Что он мог распять ту девушку?
— Да.
— Потому что… На этой работе, мистер Кензи, приходится ежедневно выбрасывать из своей головы все постороннее. Иначе здесь просто не удержаться. И я почти полностью забыла разговор о распятии, пока не увидела статью о девушке, которую убили. И тогда я моментально все вспомнила, особенно ощущение, когда он говорил мне: «В сексуальном, конечно» и посмотрел на меня, всего какая-то секунда, но взгляд был пропитан грязью, будто он раздевал меня, уязвляя мое самолюбие. Но в еще большей степени я ощутила чувство страха, тоже лишь на секунду, потому что почувствовала, что он обдумывает…
Наступила долгая пауза, она искала нужные слова.
— Как распять вас? — спросил я.
Она резко выдохнула.
— Вот именно. — Она тяжело вздохнула.
* * *
— Кроме цвета волос и бородки, — сказал Эрдхем, разглядывая фотографию Эвандро в цвете и с максимальной резкостью на экране монитора, — он определенно изменил линию своих волос.
— Каким образом?
Он взял последний снимок Эвандро, сделанный в тюрьме.
— Видите шрам от пореза в верхней части лба?
— Черт, — сказал Болтон.
— Теперь его не видно, — сказал Эрдхем и постучал по экрану.
Я посмотрел на снимок, сделанный Энджи, когда Эвандро выходил из бара «Сансет Грилл». Действительно, линия волос у него была по крайней мере на полдюйма ниже, чем при выходе из тюрьмы.
— Не думаю, что это часть маскировки, — сказал Эрдхем. — Слишком ничтожная деталь. Большинство людей никогда бы не заметило разницу.
— Он тщеславен, — сказал я.
— Точно.
— Что еще? — спросил Болтон.
— Смотрите сами.
Я посмотрел на обе фотографии. Сначала было довольно трудно преодолеть контраст между седым человеком и шатеном, но постепенно…
— Глаза, — сказал Болтон.
Эрдхем кивнул.
— Карие от природы, но зеленые на фото, сделанном напарницей мистера Кензи.
Филдс включил свой телефон.
— Агент Болтон.
— Да? — Он отвернулся от нас.
— Скулы, — сказал я, заметив собственное отражение на экране поверх портрета Эвандро.
— А вы молодец, — сказал Эрдхем.
— Ни дома, ни на работе его нет, — сказал Филдс. — В квартире он не появлялся уже две недели, а босс утверждает, что два дня тому назад он сказался больным, и с тех пор его не видели.
— Хочу, чтобы в оба места послали агентов.
— Они уже выехали, сэр.
— Так что там со скулами? — спросил Болтон.
— Имплантация, — сказал Эрдхем. — Это мое предположение. Видите? — Он трижды нажал на какую-то кнопку, и фото Эвандро стало увеличиваться до тех пор, пока мы не смогли рассмотреть в отдельности его спокойные зеленые глаза, верхнюю половину носа и, наконец, скулы. Эрдхем ткнул ручкой в левую скулу. — Ткань в этом месте гораздо мягче, чем на том фото. Черт, да там вообще нет мяса. Но вот здесь… И взгляните, в этом месте кожа почти потрескалась, даже немного покраснела. Это потому, что она не привыкла быть натянутой, словно кожа на волдыре, который собирается лопнуть.
— Вы — гений, — сказал Болтон.
— Безусловно, — сказал Эрдхем, и его глаза вспыхнули за стеклами очков, как у ребенка, увидевшего свечи в день рождения. — Но он очень осторожен. Он не идет на явные изменения, чтобы не вспугнуть инспектора, под чьим наблюдением находится, или квартирного хозяина. Правда, это не относится к волосам, — поспешно сказал он, — но тут уж каждый поймет. Зато он увлекается малозаметными, но искусными изменениями. Можно сколько угодно пропускать его нынешние снимки через компьютер, но если вы не будете в точности знать, что ищете, то не найдете различия с его тюремными фотографиями.
На повороте на шоссе-93 в Брейнтри машину немного встряхнуло, отчего мы с Болтоном на миг уперлись ладонями в крышу.
— Если он продумал все наперед, — сказал я, — значит, он уже тогда знал, что мы будем искать его или кого-то, похожего на него. — Я указал на экран компьютера.
— Несомненно, — согласился Эрдхем.
— Тогда, — сказал Болтон, — он допускает, что может быть пойман.
— Похоже, это он, — сказал Эрдхем. — Зачем, спрашивается, ему понадобилось копировать убийства Хардимена?
— Он знает, что будет пойман, — сказал я, — и ему все равно.
— Возможно, все гораздо хуже, — сказал Эрдхем. — Возможно, он даже хочет, чтобы его поймали, и это означает, что все эти смерти — своего рода послание, и он будет убивать до тех пор, пока мы не выясним, что к чему.
— Пока вы беседовали по телефону с инспектором Аруйо, сержант Амронклин рассказал мне кое-что интересное.
С 93-го машина свернула у «Хеймаркета», и вновь, чтобы удержать равновесие, нам с Болтоном пришлось упереться в крышу.
— А конкретно?
— Он встретился с соседкой Кары Райдер по комнате в Нью-Йорке. Мисс Райдер три месяца назад познакомилась с молодым актером на курсах по сценическому мастерству. Он сказал, что живет на Лонг-Айленде, а в Манхэттен приезжает раз в неделю на семинар. — Он посмотрел на меня. — Догадались?
— У парня была козлиная бородка.
Он кивнул.
— И представился он Иваном Хардименом. Как вам это? Соседка мисс Райдер также сказала, цитирую: «Он был самым чувственным мужчиной, который когда-либо жил на этой земле».
— Чувственный, — сказал я.
Он поморщился.
— Сами понимаете, она же занимается драмой.
— Что еще она сказала?
— Она передала слова Кары о том, что этот парень был самым лучшим любовником из всех, кого она знала. «Просто рай на земле», — так она описывала их отношения.
— И конец она получила «райский».
* * *
— Мне нужен краткий психологический портрет, и немедленно, — сказал Болтон, когда мы поднимались с ним в лифте. — Мне надо знать об Аруйо все, с момента его рождения до сего дня.
— Будет сделано, — сказал Филдс.
Он вытер лицо рукавом.
— Мне нужен тот же список, который мы делали по Хардимену, сличение данных всех, кто вступал в контакт с Аруйо, когда он был в тюрьме, и отправьте агента по каждому адресу к завтрашнему утру.
— Будет сделано, — Филдс нацарапал что-то впопыхах в
