Катарина - Кристина Вуд

Поэтому… поэтому я не знал, что делать. Привычка к объективности мешала мыслить в амурных делах…

Я едва не задохнулась от облегчения, досады и нахлынувшей тоски… Наша борьба с самими собой увенчалась победой, ведь наши чувства были взаимны. Но, с другой стороны, та же борьба увенчалась тотальным поражением.

— Но ты же… ты же сам так делал! — возмущенно воскликнула я, подорвавшись со стула. — Сам сближался со мной, а потом избегал несколько месяцев! Я думала… думала, что ты играешь со мной в какие-то игры… как Кристоф! Думала, что забавы ради ведешь со мной беседы, без конца поучаешь меня… Ты раздражал меня поначалу, постоянно отказывал в помощи спасти сестру! Да, я ненавидела тебя еще и потому, что видела в тебе только жестокого, грубого и самоуверенного солдафона! Каждый раз я видела твои руны на петлицах и…

— Мои чувства по отношению к тебе совершенно искренни. И с твоей стороны жестоко обвинять меня в обратном, — твердо ответил Мюллер, развернувшись ко мне.

— Жестоко? — удивилась я, направив на него хмурый взгляд. — Я пролила из-за твоего народа столько слез… И после всего, через что я прошла ты хочешь, чтобы я с тобой…

Кровь вскипела в жилах то ли из-за алкоголя, то ли из-за накопившихся чувств, что я так тщательно прятала все те годы.

— Катарина, я не в силах отвечать за свой народ и государство! — в отчаянии воскликнул он, впервые повысив голос. — Я отвечаю лишь за себя, за свои слова и поступки.

— Вы мой народ убиваете! А твое бездействие лишь помогает процветать тому ужасу! Как я могу быть рядом с тобой, когда буквально все… твоя форма, имя и происхождение напоминают мне об ужасах войны… и близких, которых убили такие же, как и ты!

Слезы градом покатились по щекам, губы дрожали. Я была не в силах контролировать чувства, так неожиданно нахлынувшие после его слов. В глазах Алекса засверкали опасные гневные искорки и, судя по всему, не я одна была не в силах совладать с чувствами и алкоголем, кипящем в крови.

— Ты настоящая жертва советской пропаганды! Думаешь, коммунисты будут ждать тебя с распростертыми объятиями, когда узнают, где и с кем ты была все годы войны?! — его голос твердый и уверенный был беспощаден и наводил страх. — Неужели так хочется попасть в лагерь по возвращению? Ты невероятно наивна, раз так рассуждаешь!.. Когда русские придут, разбираться не будут. Представляешь, что они с тобой сделают? В особенности, если ты будешь рядом со мной и в более-менее приличном одеянии.

— Они не такие жестокие! Они примут меня, как родную! — воскликнула я обиженно, вытирая слезы тыльной стороной ладони. — Никто не спрашивал мое мнение хотела ли я ехать сюда! Всех нас угнали насильно…

Между нами оставалось расстояние в несколько шагов. Мюллер крепко поджал губы, силясь остановить поток слов, вертящихся на языке, и угомонить разбушевавшиеся чувства. Я тяжело дышала и шмыгала носом словно обиженный ребенок. Каждый из нас осознавал — спорить было бесполезно. Мы твердо оставались при своем мнении и менять его были решительно несогласны.

Алекс сдался первым.

— С другими женщинами было проще, — неожиданно произнес он хмурым безучастным голосом, а после подошел к столу и залпом осушил небольшую порцию коньяка.

— Это потому, что я такая упрямая и своенравная? — предположила я, сложив руки на груди.

— Это потому что я их не любил.

Глава 33

Я отвела глаза, не в силах выдержать его пристального взгляда. А после принялась измерять кабинет быстрыми шагами, взволнованно кусая губы, и без конца трогая волосы.

После его признания сердце будто бы сошло с ума, болезненно отдаваясь в висках. Я не знала радоваться мне было или реветь взахлеб. Кинуться ему на шею и осыпать его поцелуями… или же молча выйти из кабинета, хлопнув дверью. Я понимала одно — если не отвечу взаимностью, то причиню ему боль. А делать мне этого совершенно не хотелось. Если я признаюсь ему в чувствах, он будет безгранично счастлив, и я вместе с ним. Но так нельзя… Так быть не должно! Это неправильно и…

— Выходи за меня, — неожиданно раздался его решительный голос, разорвав мысли.

Вероятно, ему надоело глядеть на мои метания по кабинету.

Я оглянулась и испуганно уставилась на него. Его синие пронзительные глаза смотрели на меня пристально, со стальным спокойствием.

— Что?

— Выходи за меня… завтра же, — повторил он твердо и непоколебимо. — Я понимаю, это против всех правил приличия… без благословения родителей. Но сейчас иная ситуация. Каждый день на счету. Меня в любой момент могут отправить на фронт. Твои новые документы уже готовы, можем расписаться хоть завтра…

— Ты пьян, — изрекла я растерянно.

— Я не привык принимать скоропалительных решений. Уверяю тебя, завтра оно не изменится, — продолжал настаивать Мюллер.

— Но я русская. Я же русская! — повторила я, и мой взволнованный голос сорвался на крик. — Я остарбайтер… никто в этой стране, а ты… ты…

— Меня не волнует. Я защищу тебя.

Его лицо оставалось безмятежным, словно он только что посетовал на дождливую погоду, а не позвал меня замуж.

— Станет однажды, — произнесла я шепотом, не в силах поверить его словам. — Ты же понимаешь, нам вдвоем нигде жизни нет. Ни здесь, ни у меня на родине. Все нас будут презирать, осуждать, ненавидеть…тебя лишат погон, а меня…

Алекс медленно подошел ко мне и осторожно заправил за ухо прядь волос. А после неторопливо погладил мою щеку с особой нежностью, словно боялся навредить… или опасался, что оттолкну. Его руки каким-то чудесным образом умели успокаивать и почти наверняка исцелять. От его прикосновений я становилась мягкой, легкой и практически невесомой. Впервые за долгое время позволила себе расслабиться, отпустив внутренний сдерживающий страх.

— Душа моя… плевать на других. Мыслить трудно, поэтому большинство людей привыкли только лишь судить. Никто никогда не задается вопросом: а как бы они поступили на нашем месте? — произнес он тихо с привычной хрипотой, и на устах его заиграла слабая улыбка. А у меня сердце разорвалось от того, как он впервые назвал меня… — Я не в силах принуждать тебя, но прошу… подумай. У меня есть хорошие знакомые в Швейцарии. Я перевезу туда всю семью, перевезу и тебя с сестрой. Мы поженимся, и я внесу вас в списки эвакуации и все… Слышишь меня? Все у нас будет хорошо…

— У тебя все так просто… — прошептала я, прикрыв веки, когда он в очередной раз провел костяшкой указательного пальца по изгибу щеки.

Коленки мои тотчас