Сломленный бог - Гарет Ханрахан

Ну, почти человек, в целом.

Но были и другие виды власти, другие способы ею распоряжаться. Кари окинула взглядом «Лунное Дитя» во всю длину, прочувствовала, как в ноги отдает вибрация алхимических двигателей, отметила установленное гхирданцами палубное орудие. «Лунное Дитя» не «Роза», но и Кари больше не напуганная девчонка, удравшая в море.

– Правь к Ильбаринскому Утесу, – приказала она, – и готовь пушки.

Глава 39

Выйдя из жерла туннеля, Раск очутился внутри чего-то, что в прошлом было, наверное, храмом, в просторном зале с высокими потолками, но на ум все равно пришла скотобойня. Здесь кишели упыри, хохотали и ухали. Твари сгрудились вокруг двух уродливых глыб из перекрученного металла. Упыри обвязывали их канатами, готовились уволочь с собой в бездну.

Эти глыбы должны быть двумя оставшимися Черными Железными Богами, выкраденными из хранилища под Новым городом и доставленными сюда. Новые трофеи для Прадедушки. Раск двинулся в глубь этого храма.

– Чем вы тут заняты? Вон отсюда, наверх! Крушите баки с илиастром! – Упыри не обратили на него никакого внимания. Они налегли на канаты, подтягивая два колокола к темному проему арки. Безобразные болванки из сплавленных осколков цеплялись за потолочные камни, словно не хотели, чтобы их утаскивали в глубины.

– Они – мои! – закричал Раск. – Они принадлежат дракону! – Из стаи выбрался один упырь, прошлепал к нему. Это была Барсетка, однако ее устами заговорил Крыс:

– НЕ ТВОИ. НЕ ДЛЯ ТЕБЯ. МЫ ИХ СБЕРЕЖЕМ В СОХРАННОСТИ. ПОДАЛЬШЕ ОТ НАЗОЙЛИВЫХ ДУРАЧКОВ.

– Брось их, – велел Раск, – не то я тебя раздавлю! – Чистая бравада – всю свою мощь он растратил на чудо разрушения. Для нового взывания ему не хватит сил, тем более на таком расстоянии.

– ХАРХХ, – засмеялся Крыс через Барсетку. – БЕГИ, ЧЕЛОВЕЧЕК. А ТО СЪЕДИМ.

Упыри надвинулись на него, рыча, скаля зубы. В их глазах горел голод старейшины Крыса.

Он побежал.

Бежал и Бастон.

Поговаривали, никто, кроме, быть может, упырьих старейшин, не знает все пути через Мойку. Старый Гвердон кучно наслаивался на свои прошлые воплощения, червем заползал в туннели и тайные переходы, упырьи норы и переулки на задворках. Улицы были только одним из способов пересечь Мойку; есть и другие дороги, наверху и внизу. Гвердон погружался под землю вслед за прежними реками, по сливным трубам, подвалам, бесконечным лабиринтам. Гвердон вздымался ввысь, тянулся к небу по ступеням, лестницам, подвесным галереям и водостокам, домам, так тесно прижатым друг к другу, что можно было из одного окна зайти в соседское здание, не сбиваясь с походки. Нанижи на нитку все эти секреты, и свобода передвижения тебе обеспечена.

Есть поговорка: «Гвердонского упыря не поймаешь».

Бастон не упырь, но сегодня ночью мчал не хуже их. Подтянулся, взобрался по стене дома, протиснулся в чердачное оконце. Срезал путь до водосточной трубы, по трубе съехал на землю, проскользнул в приемник для угля, угольным подвалом в галерею, идущую под соседней улицей с выходом в туалете трактира, оттуда наверх в общий зал, потолкался в толпе, черным ходом наружу, из тупика Старьевщиков в сторону Болотной и снова наверх, бегом по ступеням в район многоэтажек, сердце гремело, легкие жгло.

Имей он дар Раска, со Шпатом Иджсоном в проводниках, тогда ему было б известно, что ожидает за каждой дверью, за любым поворотом. Такого дара не имелось.

Служи он истово ишмирским богам, Ткач Судеб, быть может, ниспослал бы ему удачу. Не служил.

Но это были его улицы. Он пробегал по знакомым проулкам, перелезал через заборы, на которые лазил в детстве, – Карла подзуживала его забираться повыше. Оккупация переменила Мойку, исказила местами до неузнаваемости, но все равно повсюду оставались клочки старого города, и никуда они не денутся.

Бастон бежал, опережая преследователей на шаг. Разные силы гнались за ним попеременно. Поначалу, конечно же, сальники, монстры из подростковых кошмаров, восковые ужасы, их мигающие огни неслись по пятам. Быстрее, чем он, поэтому приходилось хитрить. И Бастон вел их в этом танце, пользуясь нежеланием сальников заходить на Ишмирскую Оккупационную Зону – иначе можно не вернуться. Но танцевать приходилось на краю змеиной ямы – Мойка была полна ишмирских часовых и чудищ. Он менял одних преследователей на других. Умуршиксы гнались за ним по переулкам, сторожевые пауки прочесывали крыши. Где удавалось, он стравливал обе погони – сальники плевались горячим воском на ишмирских часовых, преграждавших им путь.

Выбраться живым он не рассчитывал. Правда, не уповал на счастливый исход. В лучшем случае надеялся выиграть время для спасения других воров, для того чтобы Раск провел штурм крепости. Пока эти сальники гонят Бастона здесь, обороняться там они не будут.

Еще он надеялся, что своей смертью выиграет время для Карлы. Он очень хотел перемолвиться с ней еще раз, напоследок. Наорать за козни, что она строила у него за спиной, за недоверие тоже. Обнять, убедиться, что жива. Хотя бы просто увидеть.

Неистово забил храмовый набат. Жрецы смыкали окружение. Он свернул в новый проулок, перелез через ворота в конце, свалился посреди загона. И побежал опять, перепрыгивая через поилки с зацветшей водой, и вот уже вскарабкался на следующую крышу.

Наверное, держась канала, он мог бы попасть на Нижний Мыс Королевы, затем спуститься в порт, а оттуда по широкой дуге – к Новому городу.

Но споткнулся, когда монеты в кармане вдруг отяжелели, как жернова. Проклятие Бола Благословенного, торгового бога Ишмиры. Бастон едва не сверзился с крыши – деньги тянули его через край, точно в кармане образовался оползень. Ножом он распорол шов, монеты проломили ограду и с плеском ухнули в канал. Слева взревел умуршикс.

Значит, направо. Прочь от залива, обратно в независимый город.

По кругу назад, к литозорию.

Он бежал, и огни сальников двигались вровень – сучьи восковики выдерживали линию границы.

Сейчас налево. Впереди темным валом вставала ограда Новоместья. Улицы сделались и вовсе знакомыми на подъеме к Борову тупику, к дому детства. Сзади долетело негромкое стрекотание сторожевого паука. Тварь запускает щупики в его сознание, проверяя мысли. Что бы он ни предпринял, паук заранее будет об этом знать.

Он сорвал с пальца обручальное кольцо, поцеловал и отбросил в сторону. Отпуская вместе с ним воспоминания о Фей – и лучшую долю своей души. Чутье подсказало, что устрашающее внимание паука сместилось на летящее по дуге кольцо, дав Бастону шанс снова свернуть и, уклонившись, рвануться вдоль переулка к Борову тупику.

Тупик встретил его темнотой. Все окна занавешены, кроме дома матери – просто пустого, без проблеска света. Он пробежал через садик на заднем дворе, сорняки цеплялись за лодыжки. Ограда Новоместья за садом была столь же высока и неприступна, как он и помнил. Как-то раз, в летний полдень, его отец Хедан и пара других заправил из Братства попытались ее перелезть. Все