Дети капитана Гранта - Жюль Верн

— Есть пятьдесят фунтов, — сказал Джон Мангльс.

— Только за переезд, — добавил Галлей.

— Без питания.

— Идёт. Ещё что? — сказал владелец «Макари», протягивая руку.

— Что ещё? — спросил Джон Мангльс, не протягивая своей.

— Задаток!

— Вот половина. Двадцать пять фунтов.

Билль Галлей пересчитал деньги и спрятал в карман, даже не поблагодарив.

— Завтра приезжайте с утра. Ровно в полдень я снимусь с якоря, будете вы тут или нет — безразлично.

После этого Гленарван, майор, Роберт, Паганель и Джон Мангльс покинули корабль, причём капитан даже не поднял руки к козырьку засаленного блина, покрывавшего его рыжую гриву.

— А мне он нравится, — заметил Паганель. — Настоящий морской волк.

— Медведь, а не волк, — возразил майор.

— Не сомневаюсь, что этот медведь занимался раньше работорговлей, — сказал Джон Мангльс.

— Нам-то что до этого? — ответил Гленарван. — Для нас важно только то, что он командует «Макари» и что «Макари» идёт в Новую Зеландию. Мы мало будем видеть его во время переезда от Эдема до Окленда, а после приезда в Окленд и совсем не будем встречаться.

Элен и Мэри Грант были очень довольны, узнав, что отъезд назначен на завтра. Гленарван предупредил их, что «Макари» в отношении комфорта нисколько не похож на «Дункан». Но смелым женщинам, вынесшим столько испытаний, это было безразлично. Ольбинету предложили заготовить на дорогу провизию. Бедный человек ходил с опухшими от слёз глазами с тех пор, как выяснилось, что «Дункан» захвачен каторжниками. На борту яхты оставалась его жена, и она, несомненно, разделила печальную участь экипажа. Несмотря на это, он с обычной тщательностью и добросовестностью выполнил свои обязанности повара, и собственные запасы продовольствия, на которых так настаивал капитан Билль Галлей, обеспечивали путешественникам питание, о котором, вероятно, и не мечтала команда «Макари». Эти запасы были приобретены в несколько часов.

Тем временем Гленарван получил деньги по чекам на Союзный банк в Мельбурне; майор купил оружие и боевые припасы для всех участников экспедиции, а Паганель приобрёл великолепную карту Новой Зеландии, составленную Джонстоном.

Мюльреди быстро поправлялся. Он уже начал забывать о ране, которая несколько дней назад чуть не свела его в могилу. Путешествие по морю должно было окончательно восстановить его здоровье.

Вильсон занялся оборудованием помещения для пассажиров на борту «Макари». При помощи метлы и ведра с водой он совершенно преобразил внешний вид отведённого Гленарвану кубрика. Билль Галлей, пожав плечами, предоставил Вильсону наводить «глупую чистоту». Его совершенно не интересовали будущие пассажиры «Макари». Он даже не спросил, кто они такие. Для него они представляли собой добавочный груз, приносящий пятьдесят фунтов прибыли, но, конечно, стоящий много меньше, чем те двести тонн кожи, которые были сложены в трюме. «Сперва кожа, потом люди», — так рассуждал этот коммерсант. Однако Билль Галлей был неплохим моряком и отлично знал эти моря, плавание в которых опасно из-за многочисленных подводных рифов.

Гленарван хотел использовать последние часы пребывания в Австралии, чтобы ещё раз побывать в том месте, где тридцать седьмая параллель пересекает побережье. К этому у него были две побудительные причины.

Прежде всего он хотел побывать на предполагаемом месте крушения. Айртон, несомненно, был раньше боцманом на «Британии», и не было ничего невозможного в том, что этот корабль действительно потерпел крушение на восточном берегу Австралии. Поэтому было бы непростительным легкомыслием покинуть австралийский материк, не обследовав тщательно это место. Вторая причина была та, что здесь был захвачен каторжниками «Дункан». Может быть, там происходила борьба и прибрежная полоса хранит какие-нибудь следы сопротивления застигнутых врасплох матросов «Дункана»? Если экипаж яхты погиб, море могло выбросить на берег трупы.

Гленарван отправился на разведку вместе с Джоном Мангльсом. Владелец гостиницы предоставил им пару верховых лошадей, и они снова поехали по северной дороге, проложенной вдоль берега Туфольдской бухты. Это была грустная поездка. Гленарван и Джон Мангльс не обменялись за всю дорогу ни одним словом. Но они понимали один другого и без слов. Одна и та же мысль терзала обоих, причиняя огромную боль.

Они осмотрели каждый уголок и закоулок побережья, каждую пядь высокого берега, куда океанские волны могли забросить обломки крушения, но не нашли ни малейших признаков борьбы, или катастрофы.

Ни «Британия», ни «Дункан» не оставили здесь никакая следов. Побережье океана было пустынно.

Невдалеке от берега Джон Мангльс заметил следы недавно покинутого лагеря: угасшие костры, измятую траву, обломанные ветви деревьев. Может быть, какое-нибудь туземное племя провело тут несколько дней? Но нет. Гленарван вдруг увидел неопровержимое доказательство того, что здесь стояла лагерем шайка каторжников. Этим доказательством была старая, рваная фуфайка, забытая у подножья дерева. Она состояла из двух кусков ткани — серого и жёлтого, и на ней большими цифрами был написан номер… Это была фуфайка каторжника, форменная одежда Пертской тюрьмы.

— Видите, Джон, — сказал Гленарван, — каторжники были тут. Бедные матросы «Дункана»…

— Да, — глухим голосом сказал Джон, — ясно, что их не высадили на берег. Они погибли все до одного.

— Негодяи! — вскричал Гленарван. — О, если бы они попались мне в руки! Я бы отомстил им за экипаж «Дункана».

Горе придало чертам лица Гленарвана выражение необычайной суровости. Он отвернулся от Джона и в течение нескольких минут пристально глядел на море, точно высматривая в его беспредельной дали свою милую яхту. Но потом взор его погас. Он провёл рукой по лбу. Не говоря ни слова, он подошёл к лошади и, сопутствуемый Джоном Мангльсом вернулся в Эдем.

Оставалось выполнить только, одну формальность: сообщить властям о происшедшем. Гленарван сделал это в тот же вечер.

Городской голова, с трудом сдерживая проявления радости, записывал заявление Гленарвана в протокол: он был счастлив, что банда Бена Джойса покинула пределы провинции. Весь город разделял его радость. Важное показание Гленарвана было немедленно передано по телеграфу в Мельбурн и Сидней.

Подписав протокол, Гленарван вернулся в гостиницу «Виктория». Последний вечер в Австралии прошёл грустно. Все думали о несчастьях, постигших экспедицию на этом континенте, о своих обманутых надеждах.

Паганель был весь во власти какого-то лихорадочного возбуждения. Джон Мангльс, наблюдавший исподтишка за ним со времени происшествия у реки Сноуи, видел, что географ жаждет что-то сказать и не решается. Он много раз допрашивал его, но учёный уклонялся от ответа.